Сегодня Джордж зарулил на работу рано даже для его понимания этого слова. Он в принципе не слишком любил валяться в кровати (чур вас, юные годы не припоминать), и тратить время, которое можно потратить куда более продуктивно, на сон. Под продуктивностью Джордж понимал поедание последнего бутерброда из холодильника, припасённого женой для себя или может быть даже Рокс, попытку наследить на только что вымытом полу, от созерцания которого у него сводило зубы, а зубных он не любил, и много всего прочего.
Вот и на сей раз он, встав ни свет ни заря, отправился на работу во вполне позитивном расположении, и даже не хлопнул дверью, чтобы разбудить пса, который бы с наивностью чукотской болонки выполнил бы его отцовский труд по опрокидыванию сына с кровати, чтобы не вздумал опоздать на работу и пропустить самое интересное. Как в прошлый раз, когда, ещё до приходя Фреда, к ним заявилась покупательница, которая решила прибрать к рукам самого нежного вида пудру и, судя по всему, чтобы подобрать нужный тон для своего лица (ей, видимо, не рассказали, что к красному и потному лицу не слишком подходит нежная пудра, лучше уж накрошить кирпича и смешать с йогуртом, вместо того, чтобы его поедать), манерно обмахнула себя им, пока никто не видел. Впрочем, не заметить её позеленевшее лицо было довольно сложным делом. Позеленевшее в самом натуральном смысле этого слова, что-то типа оттенка юной крапивы.
Но сегодня в планы Джорджа не входило будить сына раньше времени и портить ему сладкие сны своей наглой физиономией, потому, что с утра пораньше на пару минут обещала заглянуть Энн. Обычно они шифровались так, что Шерлок Холмс бы утопился от зависти в собственных мыслях, но так вышло, что Энн уезжала в командировку, а оттуда сразу отправлялась в следующую, потом со временем у неё станет полегче, но когда ещё это потом, ждать целых две недели, а они давно уже не любили так долго маяться ожиданием. И пусть эта их пара минут, ну ладно, полчаса, а то и все минут сорок, многого им не дадут, для них это уже кое-что.
Открывая двери магазина, Джордж всё же вздохнул, это было уж как-то слишком, он разве что не притащил Энн к ним с Эндж домой. Интересно, если заявится Рон, даст ему братский подзатыльник? Он, конечно, в курсе всей этой истории, вернее сказать, единственный в курсе. Что они сделали после того разговора? Выпили, потом ещё приняли на грудь, потом поджали уши и перекантовались у Гарри с Джинни, чтобы Гермиона и Энджи не устроили им заслуженный пир из тарелок по головам. А потто Рон развёл руками, и сказал, мол, что с тебя взять. И это было справедливо, взять с Джорджа нечего. И кому такая красота достанется?
Энн появилась буквально через пятнадцать минут, до ужаса не пунктуальная, в облаках его ставших любимыми духом, хотя на жене его любые духи раздражали, как и её привычка всегда и везде появляться кстати и вовремя. Какое-то время они с Энн просто беззаботно болтали на диване, делясь впечатлениями о прожитых в разлуке днях, даже, на удивление, он больше слушал, давая ей выговориться и высказать восторг от увиденного, и с нахальной улыбкой перебирал её пальцы, поиграв бровями.
Со стороны можно было принять их за старых приятелей, которые не виделись сто лет, и теперь взахлёб обсуждали всё и сразу, но в какой-то момент, он, рассмеявшись так беззаботно, как веселился разве что со своими детьми, поцеловал её в щёку, а следом и в губы, долгим и решительным поцелуем, так не целуют случайно или порывисто. Так целуют свою женщину, и так смотрят только на ту, кто заставляет тебя почувствовать себя счастливым, будучи самим собой.
Его можно было представить весёлым и шебутным, но таким лёгким и умиротворённым его давно никто не видел. Пожалуй, ощутить за спиной крылья было для него проблематично после того, как ему их подрезала новость о гибели брата. И никто так и не смог ему заменить его, пусть его пустоту и заполняли, но, Мерлин всё побери, когда Анджелина гладила его по голове, в душе ничего не переворачивалось, а от нежного, немного робкого взгляда Энн, на губах блуждала хамоватая усмешка, а в сердце звенели колокольчики. 
Они, конечно же, не заметили, что уже не были в помещении одни, свались им на голову что-то тяжёлое, они и то не обратили бы внимания. Джордж мягко провёл ладонью по её волосам, сделав то, что почти никогда не позволяла ему Анджелина, растрепав её волосы и забавно щёлкнув в нос. Притянув Энни к себе, он, усмехнувшись, поцеловал её в шею, зарывшись носом в её плечо, и вдыхая аромат её кожи, совершенно непостижимый и заставляющий его вновь чувствовать себя первокурсником, ничего не смыслящем в любовных делах.
Какое-то шестое чувство заставило его обернуться, точнее, это было не то, чтобы чувство, а сдавленный кашель, так похожий на его собственный, Джордж так вечно давился сухариками.
Фред, ты здесь откуда?
Наиболее тупого вопроса было не придумать, и Джордж скрипнул зубами. Ну конечно, как в дурном анекдоте, именно в этот раз сыну вздумалось застичь своего предка врасплох. Фред сбежал в кладовку, вызвав у отца море негодования, так как туда, заснув шею в песок, намеревался сбежать сам. Но иногда нужно было напоминать себе, что ты, вроде как, взрослый. Виновато пожав плечами и чмокнув в плечо Энн, он, проводив её до дверей и пообещав попытаться всё уладить, оправился отрывать сына, куда бы он там не зарылся. Джордж многозначительно прочистил горло, присев на одну из пыльных коробок около Фреда.
Так нечестно, это ты мой сын, и только у меня есть право застигать тебя врасплох под одеялом с подружкой.
Он подоткнул его локтём в плечо, но это не произвело эффекта. Оставалось только рвать на себе волосы от собственной тупости, которая заключалась лишь в том, что он не сказал детям раньше, наивно полагая, что всё как-нибудь само разрулится. Например, Анджелина спросит его как-нибудь утром, не хочет ли он переехать к Аннабель Пьюси.
Хочешь, поговорим? Всё не так просто.
Ему тоже не просто давалась эта серьёзность, но это было время не для шуток. Хотя быть таким, без улыбки и хохм он боится с тех пор, как все краски стекли с его лица при виде своего мёртвого брата с лицом, так похожим на его. И, пусть с рождением Фреда и Рокс он начал оттаивать, ощущая себя живым, а не невесть зачем проснувшимся зомби, снова впустила весну в его сердце, потрескавшееся под слоем льда, именно Энн. Она.

Можно было высокопарно заявить, что он понимал состояние сына, но это было не так. Впрочем, и Джордж не ходил на курсы, как вести себя неверным мужьям. Он не знал, куда бежать и кого звать на помощь, оставалось признать, что сегодня клоунские бравады не прокатят, нужно было не только выручать себя, но и спасать их ставшее хрупким доверие с сыном.
Я собирался сказать вам с Рокс, но не думал, что это будет вот так. И, конечно, я понятия не имею, как сказать вашей маме.
Джордж не опустил глаза в пол, как нашкодивший школьник, а упёр глаза в стену, и взгляд его стал стеклянным, словно из комнаты разом выкачали весь воздух. Ну а на что он надеялся, что все с радостными воплями кинутся их поздравлять? Это вряд ли. Фреда следовало ещё похлопать по плечу за то, что не истерит и не усугубляет ситуацию, а хотя бы пытается его услышать. Джорджа бы ничуть не удивило, явись к ним домой Рэй с кулаками. И он готов получить от него тумаки, заслужил.
Он ведь и сам почти подготовил себя к разговору с детьми, ведь сегодня Энни сказала ему, что сорвалась, и призналась Джойс и Рэю. Сначала Джордж возмутился, они ведь не договаривались так, он может и был лёгким на подъём, но не в этом вопросе, но она ласково улыбнулась, потрепала его по щеке и грустно сказала, что он не будет готов никогда. И тогда он, наверное, решился. Но не здесь и не так.
Помнишь фото в гостиной, ну то, что стоит у нас на самом видном месте, там где рыжий бессовестный чувак сгрёб счастливую Энджи в охапку в школьные времена? Мы с Эндж вместе выбирали, куда поставить фотографию, и спорили до посинения. Только этот чувак Фред Уизли.
Джордж мягко усмехнулся с некоторой горечью, которая появлялась на его губах всегда, когда он пытался как ни в чём не бывало говорить о брате. Он бодрился, но при сыне мог бы, если очень захотелось бы, позволить себе немного сдать и сгорбить спину. Только вот не на сей раз, он не имеет право как ни в чём ни бывало давить на жалость, когда так опростоволосился в его глазах.
И всё же, давно пора было начать этот разговор, который начался с фотографии, той самой, на которой, как думали дети, были изображены папа и мама, а на деле, его любимый брат, которого отличить от отца даже дети не смогли бы даже под лупой, в те времена, пока ухо Джорджа ещё не напоминало слизняка.
Они встречались три года, думали пожениться и были до ужаса влюблены, я постоянно подшучивал, что Фред потерянный для общества человек. Они стали проводить много времени вместе, и я даже по-братски ревновал. А потом его убили, и мы с Анджелиной ходили серые и выпали из жизни в какой-то момент. А очнулись, по-моему, рассматривая его старые фотографии, она никак не могла разобрать, который из малышни её Фред, а меня испугало, что я и сам начал это забывать.
Джордж перевёл дух и выудил из кармана мантии сигарету, затянувшись и протянув сыну. Он никогда не был образцовым отцом и, как оказалось, мужем. Правда, он мало курил, но, если когда надо было начинать браться за ум и как следует травить свои лёгкие, лучшего момента было не придумать.
Он не хотел рассказывать всё это сыну, наверное, никогда, но так уж вышло. В голосе Джорджа не звучало досады, он не пытался играть роль бедняжки, хотя мог сейчас придумать сказку про то, что всю жизнь любил жену и жил в тени брата, но он не собирался лицемерить, просто говорил, как есть.
Мы стали встречаться и немного приходить в себя, как-то всё странно получилось, но только друг с другом мы чувствовали себя спокойно. Мы цеплялись один за другого, как будто так могли удержать хотя бы память о том, кого так любили. Эндж до сих пор хранит все письма Фреда, и позволяет мне их перечитывать, ей важно то, что в них он говорит ей, а мне снова видеть перед глазами его почерк. Она, наверное, по-своему ко мне привыкла, я даже думаю, что она, как порядочная женщина, в отличие от некоторых, никогда не гуляла, хотя, я и не интересовался, но никогда не любила меня, а я её не любил. Просто я понял первым, что так жить неправильно и глупо. И что у них с Фредом мы тоже ничего толкового не вышло, страсть бы прошла, а он всегда был ещё более бестолковым, чем я. Ей нужен другой, стоящий на ногах твёрдо и смотрящий в будущее, но она боится отпустить ситуацию и дать себе снова быть счастливой с  другим. А я больше не боюсь этого, хотя не знаю, как смогу оставить Анджелину, которая за столько лет со мной разве что не срослась, я боюсь, вдруг она пропадёт без меня, она же только думает, что такая самостоятельная и мудрая, а на деле слепой и пушистый котёнок, которого я обожаю, но не так, как она стоит того. Может, я так утешаю себя и не хочу брать на себя всю ответственность за то, что она переживает, как последний подлец, а, может, давно пора нам обоим встряхнуться. Она заслуживает другой любви и другого мужчину, который захочет носить её на руках. Если бы не вы с Рокс, мы развелись бы сто лет назад, но мы боялись разрушить ту видимость семьи, что была у вас. Мы оба вас слишком любим и каждый не хотел терять, моим самым большим страхом стала мысль, с кем из нас вы захотите остаться.
Они с Анджелиной играли в семью и, наверное, он всегда будет ей благодарен за то, что лишь благодаря ей он пережил то своё горе, которое чуть не заставило его залезть в петлю, за разговоры до утра о Фреде, о котором он не мог говорить с папой, который просто начинал сворачивать беседу и погружаться в себя, ни с братьями, которые смотрели на Джорджа, и видели в нём также и его погибшего брата, и ему от этого делалось страшно.
Эндж никогда не путала их имён, даже когда они учились в Хоге, но всё же, это была просто шутка, большая затянувшаяся хохма, которая закончилась тогда, когда у них появились Фред и Рокс, которые соединили их гораздо крепче той любви, что между ними не было, они слишком любили своих детей, чтобы чувствовать себя несчастными друг с другом.
Между тем, с каждый годом, они всё меньше разговаривали, бывали такие моменты, когда они могли не перекинуться словами даже несколько дней и даже не заметить, что кто-то задержался на работе. В минуты плохого настроения они могли повздорить так, что раздражение, затаённое друг на друга, могло уничтожить их семью, если бы не привычка. И это когда-то было нужно менять, хотя он, как настоящий мужчина, мог в последний момент поменять билет на квиддичный матч, но перемен в семье боялся.
Её зовут Аннабель Пьюси, мы знакомы сто лет, но всё это у нас довольно недавно. Я очень её люблю, и вчера она сказала Рэю и Джойс про нас.
Если уж сдаваться, то с потрохами. Странно, но в какой-то степени и впрямь как будто камень с души, но он не был уверен, что способен будет повторить это на бис даже ради Роксаны, слишком тяжело было вспоминать брата даже теперь. Он не торопился вывалить на голову Фреда информацию об Энни, которую наверное он сейчас, с Уизливским упрямством, ненавидел, считая причиной крушения их семьи. Но ему важно было донести до сына, что тот ошибся, если думал, что отец просто решил, что здоровый левак укрепит что-то. Как бы не сложно было Фреду принять, ему придётся утрамбовать в голове то, что женщина жизни его отца не его мать.

Джордж, наконец, перевёл глаз со стены на сына, сбросив с себя ту отрешённость, которая была ему, шуту, впавшему во временную кому, необходима всякий раз, когда речь заходила о Фреде. Когда кто-то в семье поднимал эту тему за столом, он с усиленным аппетитом зарывался носом в мамины хлопья и просил её щедро добавить ему молока, понимая, что поступает эгоистично. Он ведь был её сыном, но он всё равно переживал эту потерю  особенно даже среди своей рыжей родни. Это было как-то не по-мужски, не в его духе, но, Мерлин всех побери, братьев Уизи никогда не видели по отдельности, они друг от друга не уставали и могли болтать дни и ночи напролёт, изредка расставаясь, чтобы придарить за какой-нибудь хорошенькой девчонкой.
Дома ему не хватало воздуха, и потому он достаточно быстро вернулся в квартиру, которую они успели купить с Фредом в тот год, хотя до этого их сбережений хватало только на аренду своего уголка. Там всё дышало его братом, но, почему-то, без пусть и дорогих, но посторонних глаз любого члена семьи, ему там было спокойнее, он словно проваливался в прошлое и не хотел из него вылезать. И тогда из этой сладкой печали его вытащила Анджелина, как следует пнув и сообщив, что пора заканчивать строить из себя страдальца, и пора выходить на свет. И вот чем он ей отплатил. Ему в новинку чувствовать себя сволочью, и он даже немного притих.
Теперь Джордж смотрел на сына, не отрывая глаз. Того словно била крупная дрожь, судя по всему, Джоджа тоже, но он не обращал внимания, в кои-то веки пытаясь не мыслить эгоистично. Он оставался большим ребёнком во многом, но были моменты, когда даже он мог пытаться себя проявить, как отец, а не как старший брат, имеющий право отпускать шутки и шалости. Джорджу хотелось бы как-то его поддержать, но он и сам сейчас себя чувствовал малым дитём, которому нужно было спрятаться, пока взрослые разгребут то, что он натворил.
Про Ника я в теме, мы с ним лучшие подружки. Только сестре не говори, что он так пришёлся мне по сердцу, а то ещё решит, раз у неё такой мировой папаша, остаться со мной до седин, чтобы не пропустить момент, когда мне потребуется стакан воды. И про слизерин знаю, только Гарри не говори, а то он как раз выдрал все волосы Лилс, так с чистой совестью примирится за Роксану.
Джордж усмехнулся. После того, что он учудил, его бы не удивило желание Рокс уйти хотя бы и к своему парню, а то и на Северный Полюс, в общем, туда, где отца нет.
Фред, то ли сам не понимая, что творит, то ли будучи слишком добрым к своему блудному папке, поддерживал его, да взять хотя бы ту манеру его речи, которая без лишних слов говорила Джорджу о том, что сын его не возненавидел. Ну, может, просто пока не до конца осознал всю степень отцовских грехов.
Что же до Ника, так Джордж вовсе не собирался орать на него дуриной за то, что распределяющая шляпа решила за что-то его наказать и послала в ссылку на слизерин, его следовало пожалеть и приветить за такие почти что божественные муки. Да и нравился ему Ник, а почему не должен был? Джордж не относился к отцам, которые разгоняют вокруг дочерей ухажёров, да и Ник казался ему серьёзным и надёжным пареньком, который не стал бы поступать с Роксаной так, как мог бы поступить сам Джордж в его годы с понравившейся ему девушкой. 
Но ты хотя бы пытаешься меня понять, сына. Спасибо, я не думал, что смогу родить кого-то рассудительнее меня. Я бы на твоём месте, впрочем, опустим подробности. Нечего беспокоиться за своего старика, твоя мама не сможет меня убить. Её опередит твоя сестра.
Он не был уверен, почему так и не смог воспринять свою жену как свою женщину, может, где-то в душе, ему казалось, что это было бы предательством по отношению к Фреду. Да нет, он знал его лучше других, если бы брат мог видеть их с того света, то подмигнул бы и посоветовал не терять времени в нудных разговорах о нём, да он был бы счастлив, если бы на его поминках запустили фейерверк, что бы Джордж сделал, плюнув на всё осуждение родни, если бы не находился в каком-то трансе.
Анджелина была той, с кем он мог говорить о Фреде как-то спокойно, не думая, как сдержать слёзы внутри, с ней его вспоминать было не мучительно, а даже как-то приятно, и он был многим обязан ей, также, как она во многом держалась за Джорджа потому, что они пережили вместе куда больше эмоций, чем может вместить в себя даже любовь. И они друг друга любили, просто не так, а как по-настоящему близкие и важные люди.
Я просто хочу, чтобы ты понял, какое-то время мы с твоей мамой были счастливые, вместе нам было как-то спокойно, уютно, мы могли проводить много времени вместе, и я не буду пафосно вешать тебе лапшу на уши вроде того, что она мне как сестрёнка. Всё было неплохо, и нам казалось, что для этого неплохо совершенно не нужна любовь. Ну а потом я встретил Энн, и пропал, как школьник. Вот влюбишься в кого-нибудь до такой степени, что все веснушки бледнеют, поймёшь, о чём я говорю.
Это непросто объяснить то, что творилось в течение многих лет, утрамбовать в одном разговоре и вообще донести до своего сына, понимая, что это причиняет ему, без ложной скромности, страдания. Но это так всегда, дети расплачиваются за твои грехи.
Фред, вы с Рокси мои любимые дети, я ни на кого никогда не променяю вас. Какие бы отношения у нас не сложились с вашей мамой, это никак не влияет на наше с ней отношение к вам, каким бы бла-бла-бла это не прозвучало. Да, мы с ней устроили друг другу крышеснос в попытках удержать призрак Фреда, но к вам это никак не относится. Вы мои дети, и я вас люблю так, как только способен любить болван вроде меня.
Несмотря на то, что, вероятно, сыне больше всего хотелось бы дать его в нос, Джордж похлопал его по плечу и притянул к себе, чмокнув в макушку. Ему было важно это сказать, не то, чтобы он ставил себя на его место и пытался анализировать ситуацию и догадаться, о чём тот мог подумать, Джордж был слишком уж невнимательным папашей для таких геройств, однако, даже ему пришло на ум, что дети могли бы решить, что, раз уж так вышло с мамой, могло бы выйти и с ними.
Ну как он мог не любить своего рыжего чертёнка? Как бы он не скучал по брату, Фред к нему отношения не имел. Это его сын, и его продолжение, его гордость и его рыжее счастье, да и вроде бы это рыжее счастье ничего не имеет против. Он не видел в нём брата, скорее уж, он искал в нём свои черты и, веселясь и искренне радуясь, находил, видел и что-то своё, совсем не похожее на них с Анджелиной, и гордился сыном ещё сильнее.
Объяснить это Рокс, наверняка, будет сложнее, ведь она скорее вышла похожей на маму, да и до такой степени с мамой близка, что ей будет ещё сложнее принять эту правду, и понять, что папа может любить такую её, и не любить её похожую маму. Крышеснос. Вот поэтому ему и хотелось спрятать голову в песок и повесить табличку, меня здесь не проходило.
Я ведь могу быть отчаянным сколько угодно, но понятия не имею, как это всё будет выглядеть. Начиная с разговора с нашей дамской половиной, и заканчивая общением с детьми Энн. Она сказала, что Рэй разве что не позеленел, а Джойс наговорила ей всего не самого приятного и в истерике ушла со словами, что глаза бы её мать не видели. Не думай, что Энн такая бессердечная, что, вместо того, чтобы бегать в поисках дочери, решила повидаться со мной. Просто она, очевидно, другой реакции не ожидала, и знает, как лучше её детям. Короче, они ужасно поругались.
Это же Джордж. Ему мало вывалить на голову сыны проблемы, которые теперь ему надо как-то и пережить, надо добавить своих. Он ведь и сына и друг в одном флаконе. Только вот Джордж не собирался повторять глупости Сириуса, который видел в Гарри своего Джеймса. Джордж смешливо дёрнул носом, когда Фред кинул на него укоризненный взгляд по поводу сигарету, поиграв бровями. И это на него так смотрит тот, кого папка лично учил, что надо пить больше всех и его не позорить?