Heartbeat, increasing heartbeat
As twenty cannibals have hold of you -
They need their protein just like you do!
This town ain't big enough for the both of us,
And it ain't me who's gonna leave. ©

Было время, когда, сидя по правую руку от Темного Лорда, молодой Люциус чувствовал, что гордость и восторг переполняют его, а от осознания собственного превосходства и собственной значимости перехватывает горло. Да, хотел бы он и по-прежнему мерить свой достаток и свое положение в обществе положением своего кресла за столом Пожирателей Смерти; тогда, с этими розовыми очками на глазах, все было бы гораздо проще и спокойнее. Однако в данный момент отнюдь не статусность привлекала его в приближении к Волдеморту. Нет, просто поднявшая ценность персоны Люциуса в глазах Его Темнейшества гарантировала семье Малфоя сохранность и безопасность, и ради завоевания этого уважения, наверное, даже стоило сидеть в тюрьме.
Впрочем, на этом положительные стороны малфоевского заключения заканчивались. Каким бы оптимистом в последнее время ему ни пришлось стать, другие плюсы найти было проблематично. На этот раз заключение не было столь продолжительным, как в прошлые годы, но оно все равно негативно сказалось на состоянии Люциуса: подорвало его моральное, да и физическое здоровье - вот только на следующий день у Люциуса была назначена встреча с колдомедиком, который должен был вылечить ему выбитые зубы и прописать новый усиленный курс специальных противотуберкулезных зелий. В таком возрасте и так изрядно попорченному организму Малфоя было очень тяжело перенести даже непродолжительный физический стресс, так что восстановительный цикл новой "регенерации" обещал оказаться долгим, - какой бы душевный подъем он ни ощущал, оказавшись неожиданно на социальной вершине мира в роли пострадавшей невинно жертвы.
В общем-то, обвинение против него и впрямь было пустое. Недоказанный Cruciatus, сфабрикованная ерунда про убийство четы магглорожденных, к которому Люциус не имел никакого отношения, но которое, собственно, и умудрилось вывести Поттера из себя и заставить его броситься хватать первого попавшегося виновника... На протяжении всего времени заключения Малфой бесился и изнемогал от яростного желания поквитаться с тем бездарным имбецилом, смеющим называться Вальпургиевым Рыцарем, из-за которого его чуть ли не каждый день избивал стражник, возомнивший себя его кровным врагом и жаждущий мести. Конечно, Люциус и раньше был невысокого мнения о молодом поколении Пожирателей, а теперь, после чьей-то оплошности, которая стоила ему более трех месяцев кошмара, он был готов разочароваться в них всех, выбравших сторону столь безмозгло и подставляющихся под удар столь опрометчиво, раз и навсегда. Во время Барти Крауча-старшего и Аластора Муди, - думал Люциус, - великим мастерством и ловкостью нужно было обладать, чтобы совершить все задуманное и выйти из воды сухим. Впрочем, после суда вся эта праведная ярость как-то развеялась, спала. Однако холодное любопытство - кого же ему нужно благодарить - осталось; и сегодня оно, наконец, было удовлетворено.
Квентин Рейвенвуд никогда не представлял для Люциуса особого интереса, поэтому, услышав имя, старику даже пришлось с трудом восстанавливать в памяти облик сего джентльмена; однако потом определенные ключи к персоналии в голове Малфоя все-таки нашлись. Это был министерский работник средней руки, находящийся на должности вполне безопасной и благодатной для шпионажа и потому естественно обладающий безупречной репутацией; он был хитер, ловок и первым из той кучки замеченных Пожирателей спохватился о безопасности, бросившись вслед за Беккетами, чего нельзя было у него отнять; при благородных корнях у него было странно плебейское лицо - хотя, возможно, этот эффект создавался из-за бороды, которую Люциус всегда считал признаком дурного тона, да и по старой памяти связывал исключительно с Азкабаном, где бритье было, наверное, последним, о чем вообще задумывался человек. Ничего более значимого о Рейвенвуде Малфой припомнить не смог, да ему и не нужно было. Собственно, их разговор обещал представлять собой лишь... да, дружескую беседу, совет-предупреждение, а никак не яростную перебранку - и для этого не были важны какие-либо детали, какие-либо нити манипуляции вообще. Люциус имел свои виды на использование правды о том убийстве, и вовсе не собирался выкладывать все карты на стол Визенгамота сейчас - нужды в этом пока не было, да и толк был бы минимален.
Итак, когда собрание закончилось, и люди начали  расходиться, Малфой, вместо того чтобы аппарировать сразу, подождал появления Квентина в несколько сумрачном вечернем холле. Тот вышел из комнаты один, без сопровождающих; тем легче было провести тот короткий диалог, который планировал Люциус. Тогда, немного прихрамывая, но элегантно опираясь на трость, он подошел к молодому человеку и хрипловатым из-за неукрощенной болезни, но таким же вкрадчивым голосом, как обычно, произнес:
- Мистер Рейвенвуд, не уделите ли Вы мне несколько минут Вашего времени? Это касается... осторожности, если позволите, - жестом приглашая его отойти в сторону для беседы.

Отредактировано Lucius Malfoy (2015-08-30 21:39:05)

Get around town, gentlemen.
It’s the bodies count down.
We need someone to go to jail for us. ©

Странно, но при виде издевательской ухмылки Квентина Люциус не ощутил никакого особенного прилива злобы и мстительности, хотя, наверное, имел на это полное право. В конце концов, не каждый день тебя, будто нарочно поддразнивая, поздравляет с возвращением из тюрьмы человек, который должен был по закону оказаться на твоем месте; любой правильный гражданин на месте Малфоя, должно быть, начал бы брызгать слюной и мордовать нахала, чтобы хотя бы таким образом компенсировать его благополучную жизнь за счет чужих неприятностей. Однако Люциус, как и Рейвенвуд, слишком хорошо понимал, как мало значит закон в современном мире неожиданных потерь и аффективных поступков, а потому на его недвусмысленную дерзкую провокацию ответил лишь той же дипломатичной усмешкой.
- Thank you indeed, - произнес он без тени сарказма в голосе, как бы невзначай проведя языком по тем обломанным пенькам жутковато обнаженных зубов, которые, благодаря Рейвенвуду, ему теперь предстояло растить заново. Посторонний человек, наблюдающий этот разговор и не знающий его истинную подоплеку, вряд ли заподозрил бы в словах Малфоя какое-то второе дно, потому как прозвучали они вполне нейтрально - однако глаза его в этот момент неприятно блеснули. - Смею полагать, Вы прекрасно знаете, что именно я хочу с Вами обсудить. Собственно, это касается того чудесного аккуратного убийства, которое Вы совершили восьмого августа этого года и которое повесили на меня по не самым ясным причинам.
Возможно, многие манипуляторы малфоевского класса растянули бы прелюдию перед действительной темой дискуссии на долгий пятиминутный монолог, но Малфой в таких делах тянуть не любил. Он переходил сразу к делу, бил своими намерениями под дых - это всегда добавляло в беседу легкий элемент наслаждения бесподобной палитрой реакций собеседника, обычно неготового к такому быстрому обозначению сути. Люциус и сейчас сделал несколько театральную паузу для того, чтобы проследить за поведением Квентина; однако сделал он это скорее автоматически, чем намеренно, потому как и не ожидал, чтобы этот циничный киллер-профессионал, каковым в его возрасте когда-то являлся и сам Малфой, доставил ему удовольствие неожиданной бледностью или даже мимолетным вздрагиванием. Квентин, разумеется, не вел себя, как Лили или Джинни, с которыми доводилось в последнее время беседовать в таком стиле Малфою; он не подарил ему наслаждение ни страхом, ни гневом. Такие трюки прокатывали только в беседах с несдержанными грязнокровыми трусами, и Квентин к таковым явно не относился; Люциус даже ощутил едва различимый прилив уважения, впрочем, тут же подавил его в себе.
- Однако, - продолжил он, - если Вы полагаете, что теперь я намереваюсь обвинять Вас, или, упаси Мерлин, мстить Вам за то, что попал за решетку, Вы глубоко ошибаетесь. Вы сделали все, что от Вас требовалось в критической ситуации; я на Вашем месте сделал бы ровно то же самое, и на самом деле Ваш поступок заслуживает лишь похвалы. Мое предупреждение будет заключаться несколько в другом. - Малфой снова замолчал на несколько секунд, держа в некотором роде интригу; он огляделся по сторонам, как будто риск быть подслушанными мог вообще как-то повлиять на его решение, потом снова повернулся к Квентину.
- Понимаете... - проговорил он, глядя вверх, будто раздумывая о чем-то, и внутренне чувствуя бесконечный восторг от возможности снова вести эту театрально-дипломатическую игру, хоть и не показывая его внешне. - Они так и не нашли убийцу. Разумеется, они сняли с меня все обвинения, так как у них не было достаточно доказательств - да и быть не могло. Однако в Визенгамоте и Аврорате, да и вообще в магическом сообществе, по-прежнему существует определенный процент личностей, полагающих, что обвинения были сняты с меня именно за недостатком доказательств. И хотя моя репутация сейчас восстановлена, в силу моих... планов на будущее я не могу позволить себе, чтобы некоторые по-прежнему не верили в мою невиновность. Вы понимаете, о чем я говорю? Хорошо, тогда я выражусь еще яснее. Я могу предоставить им настоящего убийцу и таким образом окончательно обелить себя, закрепить свое положение. Что Вы об этом думаете?
Во время последних слов Малфой снова перевед взгляд прямо на Квентина и выжидающе улыбнулся, желая наконец увидеть его волнение. Что же, неужели ты даже не отведешь взгляда, не облизнешь пересохших губ? В конце концов, я заслужил наслаждение твоим страхом, как бы ты ни был мне безразличен.

So you're feeling entitled to a sense of control and make decisions you think are your own...
You are a stranger here, why have you come? We are the fire, we see how they run.
I've got nothing left to prove, cause I've got nothing left to lose.
See me bare my teeth for you. ©

Что ж, не нервничает - значит, не нервничает; разочарованию Люциуса, знаете ли, не то что не будет предела. Нет, конечно, было бы приятно ощутить себя вернувшимся в полную силу властителем душ, один небрежный взгляд которого может заставить самого непробиваемого противника покрываться холодным потом; но, в конце концов, не так уж он и старался произвести на Квентина впечатление - сейчас его задача состояла в другом. Сейчас он, скорее, напротив, проявлял некоторое уважительное снисхождение к достойному противнику. В конце концов, будь Квентин абсолютно бездарен и бесполезен, как большинство других Пожирателей его поколения, Малфой бы даже вряд ли задумался о том, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз, прежде чем испортить ему жизнь, - и до поры просто не замечал бы его, не удосуживаясь даже произнести слова предупреждения, чтобы потом неожиданно сделать свой непременно меткий роковой выстрел.
Напрасно же Квентин недооценивал его возможности. Наверное, старость и впрямь заставляет планку рейтинга понизиться безвозвратно; хоть волшебники и стареют медленнее магглов, в случае Люциуса, пережившего на своем веку достаточно, чтобы полностью поседеть, это не работало. Однако, наряду с многочисленными физическими недостатками, старость прибавляла ему бесчисленное множество преимуществ перед своими младшими соратниками, и, что важнее, немалочисленными врагами. В пожилом возрасте Люциусу удалось стряхнуть с себя все стереотипы, которые раньше липли к его шкуре, как перья к смоле; теперь он уже не так отчетливо ассоциировался с тем закостенелым подонком, каким был раньше. Доверие к старику просто из принципа было больше, чем к зрелому мужчине, - и потому любой обвинительный акт в его адрес выглядел для большинства надуманным и лживым, а любое его оправдательное высказывание почти не требовало доказательств. Большинство также уважало старость как признак ума: любое его слово обладало бы куда большим весом, чем то же самое, сказанное кем-то младшим и менее уважаемым. Но главным был опыт, бесценный опыт, приобретенный Малфоем за каждую секунду семидесятилетнего срока жизни в этом вполне бренном теле - который позволял ему строить грандиозные планы без самонадеянного преувеличения собственных сил и держать нос по ветру даже в такие моменты, когда всех остальных фигурально одолевал хронический насморк. За всю свою жизнь Люциус набил себе столько шишек и совершил столько ошибок, что, когда пришло время на них учиться, пособие оказалось более чем всеобъемлющим.
Поэтому сейчас, собираясь доставить Рейвенвуду массу удовольствия, Малфой прекрасно знал, что он делает - и дело здесь было вовсе не в хорошей театральной игре, которая была у него в крови, и вовсе не в его раздутом эго. Услышав самоуверенный ответ своего оппонента, Люциус лишь расплылся в самодовольной улыбке.
- О, Вы так считаете? - произнес он таким тоном, который при всей его вежливости ясно давал собеседнику понять, что то, что он там себе считает, - полная ерунда. - Well, good for you then, Mr. Ravenwood. Однако на Вашем месте я не был бы так уверен в себе. Неужели Вы думаете, что я не понимаю очевидного? Естественно, с моей стороны было бы неразумно броситься сию секунду в Визенгамот и попытаться с пеной у рта доказывать недоказуемое, едва меня освободили - это было бы по меньшей мере подозрительно... Однако некоторые вещи не нуждаются в доказательствах, если людям заранее дан повод верить утверждениям на слово. И, собственно, вот в чем заключается мое предупреждение... если Вы, мистер Рейвенвуд, допустите хоть одну незначительную ошибку, которая оставит Вашу прекрасную репутацию, которой мне впору позавидовать, не столь незапятнанной, я не остановлюсь перед тем, что мы с Вами, по определению, идеологические партнеры. Впрочем, думаю, это и так было ясно без слов. Не так ли?
Путей превратить свое мнение в слух, а затем и в глобальную убежденность у Люциуса теперь была масса. Сегодня уволился Кингсли, и должны были состояться выборы - а на приеме в честь предвыборной компании пустить слух не составило бы труда. Тем более, пресса сейчас - как, впрочем, и всегда - любила сенсации... А у Драко, кажется, были там связи - вполне определенного характера; хотя Люциус еще десять раз подумал бы, прежде чем прибегать к помощи сына в таком щекотливом предприятии.

Отредактировано Lucius Malfoy (2015-08-30 21:41:06)