Валькирия освободила свои уши от тяжёлых серёжек, растрепала идеальный пучок, дав волосам немного свободы и отдыха от всяческих женских штучек. Стёрла свою зверски красную помаду и, подумав, оставила тушь. С жалостью посмотрела на своё совсем неживое отражение и за окно, где разыгралась настоящая непогода. Она не курила уже целые сутки, из-за чего просто отваливались виски. Лис сказала недавно, что она так подсадит все свои лёгкие и никакое волшебство уже ничего не исправит. И посмотрела на неё как-то настолько понимающе, что Кире захотелось выть. Она, в конце концов, заслужила это. Если ты строишь из себя стерву - будь готова платить. Но за что не меньшая душевная трагедия разыгрывается внутри её дорогой племянницы? Да уж, справедливости мало, особенно в эти тёмные дни. Тучи сгущались. Несмотря на то, что, казалось, ничего принципиально не изменилось, в Хогвартсе всё дышало турниром, что-то было не так с того самого дня, как Уолт и она нашли воскрешающую комнату. Мистер Поттер приехал сегодня - после каникул, но ходил бледный как мел, сам не свой. Ходили слухи, что он перенёс какое-то серьёзное заболевание, но подробностей никто не знал, а сам Гарри по одному ему известным причинам держал рот на замке. Уолтер не объявлялся, а она страдала от этой проклятой неизвестности. Она не решалась даже спросить о чём-то Ладлоу, Макса, Эмму, Линнею, беспокоясь, как бы этим несвоевременным любопытством не сломала бы Уолтеру какие-то планы. Но она всем сердцем чувствовала, что что-то случилось. Она не могла больше оставаться в замке, отвечать на колкости или туповатые вопросы учеников, и вообще дышать этой хогвартовской атмосферой - что-то неминуемо тащило её провести этот день перед новым семестром дома. Она перебрала какие-то вещи, послушала музыку, снова не закурила и даже не поленилась сварить себе подобие кофе. Отплевавшись, приняла таблетку о головной боли и собралась было уже прилечь, как вдруг ощутила, как что-то незримо стукнуло о пол в коридоре. И почти сразу же раздался пронзительный звонок. Она так отвыкла от этого звука, что вздрогнула, но затем, расправив плечи, быстрым шагом направилась в коридор, затормозив у самой двери, чтобы слегка наклониться и рассмотреть упавший предмет. Валькирия в ужасе прижала ладонь ко рту, пятясь от двери. Что это такое, что за?... Палочку Уолтера она узнала сразу же. Она застыла, как вкопанная, вслушиваясь в звонок. Первая мысль была, что кто-то умудрился забрать его волшебную палочку и сейчас продемонстрировать ей крайне наглядно, что это всё, что осталось от мистера Сазерленда - кто-то, кто знал, как он ей дорог, тот, кто хотел бы продемонстрировать, что не надо вступать с этим кем-то в конфликт. И сейчас она просто обязана была выхватить свою волшебную палочку, попытаться себя защитить, потому, что за порогом скорее всего стоял кто-то из врагов, тот, кто догадался, что она не заодно с тёмным лордом и кто...мог уничтожить Уолтера. Валькирия, не слыша звука шагов, каких-то окружающих шорохов, просто подняла с пола его палочку и положила в карман своего пальто, что на вешалке. У неё не было сил сделать и шагу в сторону гостиной и спрятать её или что-то в таком духе. Она даже не потянулась за своим оружием и просто настежь распахнула дверь. Ей было плевать. Если он умер, её жизнь всё равно больше не зацветёт всеми красками, которые дарила одна его улыбка. Она не будет сопротивляться. Её лицо сейчас выражало всю мирскую решимость с отчаянием пополам. Пусть убивают, пусть разрежут её на куски, ей всё равно не будет больнее. И тут её глаза натолкнулись на глаза Уолтера. Вымокший до последней нитки, совершенно нездорового вида, с каким-то полупотусторонним взглядом и без каких-либо жизненных сил. Живой. Вся решимость разом сползла с лица и она, тихо вдохнув воздух, почти истерически втащила его в квартиру и прижала его к себе, не отпуская ни на шаг, как сумасшедшая, судорожно сжимая ворот его мокрой рубашки, уткнувшись в его шею, чтобы просто поверить в то, что Уолтер, её Уолтер материален. Тихо шепнула, -
Уолтер, Уолт, Уолт, ты пришёл...
Она, такая своевольная и волевая, рядом с ним становилась просто женщиной, которая чувствует, со своей женской логикой, с его образом в голове, слабой и беззащитной перед ним, но за него готовой порвать любого. Она не просто растеряна. Она просто разломана тем, что с ним творится. Валькирия определённо переоценила свои силы, глупая, глупая женщина. Какой, к дьяволу, Тёмный Лорд, который собирается захватить этот мир? Какие игры с ним? Когда один только взгляд на того, кто так дорог ей и в глазах которого застыла боль просто её ломает. Как она, дура, осмелилась думать, что сумеет справиться с любой потерей? То, что они с Уолтером не были вместе давно стало для неё привычкой, но она слишком привыкла к тому, что он ходил по той же земле, что и она, дышал тем же воздухом. Она принимала это как должное, но если вдруг этого сейчас не станет, её сердце не выдержит. Пусть многие думали, что этого сердца она напрочь лишена, но оно у неё было. Сейчас это не та собранная и пропитанная ядом ехидная Валькирия с идеально прямой осанкой и хищным выражением глаз, готовая отбить любую подачу. Она даже как-то сутулится, плачет, глупо размазывает тушь по щекам, но ей плевать. Он пришёл. Ему плохо, он сам не свой, у него на губе кровь, а всё тело как будто кричит о его внутренней ломке. Она усадила Уолтера на диван, притащив тёплый плед и закутав его, уже почти дрожащего из-за дождя. За окном разыгралась настоящая буря, погода словно сошла с ума. Снег вместе с холодным дождём, порывистый ветер, настежь распахнувший окно. У неё не было моральных сил даже встать и закрыть его. Она соберётся и поможет ему придти в норму, обязательно, просто пусть он даст ей эту минуту. Но она просто забралась рядом с Уолтом на диван, поджав ноги и обняв его плечи, прижавшись к его щеке своей.
Уолт, скажи, что я могу для тебя сделать? Я сделаю, всё, что хочешь.
Её голос звучит очень тихо, она даже дрожит - не от холода, а из-за нервов. Но он здесь, и она не обманывает. Она сможет взять себя в руки и сделать всё, в чём сейчас он нуждается.

Я обещаю, Уолт.
Валькирия просто кивнула, наблюдая за метаниями Уолта - которыми тот мерил шагами комнату. Он говорил, и она чувствовала, что он старается быть откровенным, но при этом её не напугать, что он всё равно заботится о ней. Её Уолт. И произнося эти слова, которые явно давались ему непросто, он всё равно переживал всё это заново, и в его интонациях это отражалось явно читаемой болью, словно в его душу втыкали ножи и ворочили внутренности ими. Валькирия слушала его очень внимательно, ощущая, как вытягивается её лицо, а сердце предательски бьётся в груди. Она ещё сильнее поджала ноги, ощущая себя крохотной девочкой. Как они могли так просчитаться? Она ведь всегда учила своих студентов не терять бдительности. И именно это с Уолтом они и допустили, за что очень здорово поплатились. Она закусила губу, затравленно взглянув на Уолтера, пытаясь осмыслить всю только что полученную информацию. Воландеморт вернулся. Они вернули его, и он вольготно расположился в теле Уолта. Больше того, он мог снова вступить с ним в моральную битву и одержать верх. Валькирия не сомневалась - его резкий, режущий холодный взгляд не спутает ни с чьим другим. Но меньше всего ей хотелось увидеть его через глаза своего любимого человека. Своего бесценного Уолта. Что ж, тёмный лорд плохо знает, какой силой наделяет даже самую выдержанную женщину земная любовь. Она обязана, просто обязана взять себя в руки. Всё нормально. Всё просто отлично. Ага, уверенности в голос добавить бы ещё.
Так, всё понятно. Скажи мне, что-то успело случиться за это время? Кто-то ещё знает об этом?
Ему плохо и больно, а он всё равно называл её Кирой. Хотелось прижаться к Уолту и никогда его от себя не отпускать, словно рядом с ней он бы был в наибольшей безопасности. Валькирия изо всех сил старалась сохранять спокойствие, хотя ощущала, что уже откровенно дрожит всем телом. Мерлин с Морганой, почему именно Реддл? Почему именно Уолт?! Это было ужасное чувство. В любой момент здесь, в её доме, мог проявить себя человек, который уничтожил почти всю её семью. От этого ей было просто физически больно, словно ей ломали все кости. Хотелось кричать, что-нибудь опрокинуть и разбить здесь все стёкла, как последняя истеричка. Но Валькирия истеричкой не была никогда. Она медленно поднялась с дивана. На её лице не было ни улыбки, ни осуждения - только высшая степень задумчивости. Валькирия отошла к окну и мерно всматривалась в унылый пейзаж за стеклом, пытаясь настроиться на нужную мысль и не упустить её в одночасье. Наконец, она резко развернулась к Уолтеру.
Ты правильно заметил, Уолт. Мы - два идиота, причём самонадеянных, которые рискнули без должной подготовки. Но ругать себе сейчас поздновато. И, ты прав, в ээтом мире царит закон равновесия. И всё что нам нужно - это то тело, которое устроит Воландеморта больше твоего. Это несложно. Просто потому, что твоё сопротивление наверняка отнимает у него много сил. Ему нужен кто-то, кто станет сопротивляться или не сможет. И, к тому же, такой человек, который вызовет меньше всего подозрений. Неприметный, а, может быть, новый для нашей местности.
Она старалась держаться и говорить, как ни в чём не бывало. Она была живым человеком, который в душе опасался Воландеморта и его несокрушимой злой силы, не способной щадить никог Но сейчас она больше боялась не за себя, а за него - такого родного и такого единственного. Её глаза блеснули достаточно жёстко. Да, она не была пряной миловидной девочкой, которая принялась бы сейчас причитать да кудахтать, всё равно она оставалась рациональной. Кира никогда не была ангелом и если бы ангелы спустились на землю и жили среди волшебников, они никогда бы не подружились с ней. Она прекрасно понимала, что выбор их невелик. Засунуть Воландеморта, как говорится, туда, откуда он вышел уже не представлялось возможным. Так что с самим фактом его возрождения приходилось смириться, оставалось только решить, каким вариантов воспользоваться. И она выбирала меньшее зло для Уолта. Она не была бессердечна и ей жаль было будущую жертву. Но это война, в том числе и её война за его жизнь, в которой хороши даже самые низменные средства. Кира резко вздёрнула подбородок, кидая вызов удручающим обстоятельствам. Но дальнейшие его слова буквально разрезали её пополам - одна Валькирия всё ещё цеплялась за останки своего холодного разума, пытаясь откопать там пути решения, а другая просто ломалась, разбиваясь на много мелких осколков. Почему-то только сейчас её пробрало.
Никогда, слышишь, никогда не говори мне этого - не проси меня тебя убить. Не разрывай моё сердце, Уолт. Я никогда не причиню тебе вреда даже ради вреда Воландеморту.
Острый взгляд в самую душу. Его, только его, самую родную на свете и ставшую незаменимой. Реддл оказал одну услугу, сам того не подозревая. Она ведь так и билась в поисках вариантов, как бы мягко и затейливо намекнуть Уолтеру, что тёмная сторона - не суть под руку с Томом или без него, не лучшее решение - но вот Реддл весьма наглядно ему это продемонстрировал, привив явный иммунитет к силам зла. Кира понятия не имела, пойдёт ли этот опыт Уолту на пользу или вызовет ещё большую агрессивную реакцию со всеми вытекающими последствиями, но она в него верила. Только вот было ещё одно обстоятельство - оба не могли точно знать, что ощущает сейчас Воландеморт и окончательно ли он терял жизненные способности в те минуты, когда Уолтер брал верх. Если нет, он теперь точно знал, что Валькирия - его слабое звено. А он - слабое звено Киры. Забавно, учитывая, что сами они ходили вокруг да около этой темы, всё откладывая её на потом.
Забавно. Он теперь знает наши слабые места. Хотя, это не так уж и важно в свете всех этих событий. Не говоря уже о том, что всё равно он нуждается в нас. Потому, что всё равно ему будет непросто пробиться. И пока он не обрёл прежнюю мощь, он всё также будет нуждаться и в тебе и во мне.
Однако, слов было мало. Для того, чтобы вытянуть Реддла из души Уолтера им придётся ох как постараться. Но вот так ли выгодно Тому сопротивляться этому их рвению? Что, если убедить его, заставить поверить, что гораздо проще занять место в теле кого-то куда менее полезного, чем Уолт - тем самым получив и плоть и верного соратника в лице Сазерленда. Почему бы им не попытаться обвести его вокруг пальца, тем более, что вариант вытащить его принудительно оставался всегда.
Нужно заключить с ним договор, Уолт. У нас есть шанс, что он согласиться. Он ведь сейчас слаб и вряд ли эта паразитическая форма жизни, то, что нужно ему. Он пойдёт на эту сделку, потому, что ему она тоже выгодна. А доверие...не думаю, что он при каком-либо раскладе доверился бы кому бы то ни было после всего, что с ним случилось. Разве что Гэвину.
Валькирия даже слегка улыбнулась, надеясь, что достаточно адекватно передала свою мысль. Даже прикасаться к волшебной палочки сейчас было крайне опасно, будь то её или его - но Валькирия просто не могла смотреть на то, как он морщится от боли, судя по всему, в рёбрах. Срастить кости было делом недолгим, но сейчас это могло быть опасным и вылиться в нечто непредсказуемое - оба это понимали. И она не была порывистой девчонкой, которая пренебрегла бы этим. Зато было кое-что, что могло облегчить его страдания. Кира достала из какого-то небольшого шкафчика одну весьма эффективную мазь, подойдя к Уолту. Бережно, стараясь не задеть его явно болезненную сейчас кожу, задрала его одежду, чтобы нанести на повреждённую область нужное количество мази, втирая её мягкими, как можно более щадящими движениями. Мазь сильно обжигала, а она просто подула на рану, отчаянно понимая, что толку от этого никакого. Но дула всё равно, пока не закончила процедуру. Конечно, она не так быстро действует, как заклинания, но действует всё же. И это сейчас наименьшее из зол. Последний раз коснувшись его кожи, она аккуратно поправила его одежду и слабо улыбнулась. Расправила складки на мантии, спасительно уставившись на них лицом домоседки - вот уж точно не её роль - словно эти проклятые складки были сейчас самым главным. Да уж, денёк обещал выдаться сложным, но им ли к этому привыкать. Валькирия обвела ладонями щёки Уолта, чуть приблизив его к себе и заглянув ему в самые глаза, - Знаешь, я в тебя верю. Просто верю и всё.

Она мысленно перекрестилась, что никогда не отличалась той изрядной сентиментальностью, которая позволила бы ей превратить своё чистое и довольно уютное жилище в склеп и развестить повсюду портреты погибших родственников. Они не нужны были ей на картинах - они и так сохранились у неё в душе. Вечно молодыми. А вот Реддла эти портреты могли бы мобилизовать, всколыхнув былые подвиги в его сознании и тот ещё бы, чего доброго, снова одержал верх над сознанием Уолта.
Уолт, можешь считать меня бесчеловечной, но в данный момент согласие намеченной жертвы меня занимает меньше всего. Уж прости, но ты мне дороже и если нужно делать жёсткий выбор, поверь, я его сделаю. Это война, и отделаться малой кровью вряд ли получится.
Валькирия впервые в жизни чувствовала себя настоящим монстром рядом с Уолтером - удивительное, новое и явно острое ощущение похлеще американских горок. Что стало тому виной? То, что душа Уолтера очищалась от шелухи, которую словно губка впитывал в себя засевший в нём Реддл. А всё потому, что Реддл никогда не понимал светлых эмоций и потому не умел ими управлять. Он, словно пиявка, отстасывал из вен Уолтера дурную кровь. Кто бы мог подумать. Валькирии очень хотелось расслабленно улыбнуться и просто прошептать Уолтеру всё то, что так давно крутилось на её языке. Но она не могла это сделать. Казалось бы вот он - такой близкий, родной, просто её. Он пришёл к ней, из всех возможных домов он выбрал её и ей одной доверился. Но между ними всегда что-то стояло и на сей раз этим чем-то выступал Реддл, который снова не давал им друг друга даже адекватно коснуться. И снова проклятый Реддл трепал их жизни.
Но раз уж тебя озаботила судьба будущего сосуда для Реддла, что меня, признаюсь, не мало радует, то могу тебя успокоить - есть на примете один человек, который наверняка пойдёт на такую сделку. Его ждёт поцелуй дементора и ему терять нечего. Он невиновен, кстати, но Министерство Магии никогда не занимали такие вопросы. Он согласиться, я знаю.
Она отчаянно вгрызлась пальцами в свои виски, пытаясь унять накатывающую волнами обеспокоенность. Кто бы мог подумать, что всё вот так вот повернётся? Что же до намеченной добровольной жертвы, это было истиной правдой. И она тоже, конечно, не могла упустить возможности немного юморнуть, и не ввернуть, что вытащить фактически смертника из Азкабана - плёвое дело. Хотя, на фоне всего случившегося, это так и было. Ты поразителен, Уолт. Даже в такой щекотливой ситуации не теряешь присуствия духа. Всегда обожала в тебе этот твой чёрный юмор.
Она едва успела мягко улыбнуться ему - одними глазами, стараясь не тревожить ту тьму, которая в любой момент могла порваться сквозь тщательно выстраиваемую им оборону. Но тут он решил её довести, так, что она не могла уже не вспылить. Ну что за упрямство, в самом деле? Надо уметь принимать и выслушивать слово "нет". Ох уж эти мужчины. Она, конечно, понимала его стремление умереть - конечно, это было куда проще в их ситуации, чем как-то пытаться справиться с уготованной им незавидной судьбой. И в их случае попытка может обернуться самой настоящей пыткой. Но уж нет, они не сдадутся, она не сдастся и будет бороться за своего Уолтера до конца.
Уолтер, Мерлин тебя раздери. Я не буду тебя убивать и никому не дам это сделать. Даже "мистеру" Реддлу. Возьми себя в руки. Нам нужно пересадить эту "болезнь" в новое тело и вовремя смыться оттуда. Всего лишь. Для нас ведь это сущий пустяк. Если ты научишься держать его под контролем не от случая к случаю, а более взвешенно, пожиратели и не догадаются что к чему до тех пор, как всё случится. Главное, вовремя унести ноги - решать куда просто бессмысленно, учитывая что мы тут, скажем так, не одни.
Уолт, как ни странно, именно благодаря Реддлу многое понял. То, в чём она так хотелось его убедить, но просто не могла подобрать слова, он прочувствовал, лишь пропустив сквозь себя весь этот ужас. Никогда Кира не думала, что у Реддла это получится лучше, чем у неё. Какая ирония. Относительно Гарри Поттера она всё слушала не менее внимательно, поймав и намотав на ус каждое слово, но высказывать своё мнение не спешила, ибо сами слова Гарри Поттер были бы лучшим катализатором для того, чтобы Лорд немедленно дал знать о себе. Чёрт бы побрал этого Избранного, снова он. Однако, странное дело. Мистер Поттер, насколько она понимала, информацией не поделился ни с газетами ни с министерством. Она не видела на то ни одной объяснимой причины...разве что он не хотел подставлять Уолтера под удар? Странно всё это. Ей было сложно понять мотивации Поттера, если они у того вообще имели место быть.
Уолт, Гэвин, считай, мой родственник. Так что одно я могу сказать с уверенностью - если мы будем ломать комедию перед ним, он догадается. Но я не уверена, Том Реддл будет нас выдавать - он ведь любит играть. А мы, считай, сейчас бросаем ему вызов. Думаешь, позволит он после этого  кому бы то ни было, кроме себя, получить сатисфакцию от нашей скорой кончины?
Валькирия пожала плечами, плотоядно и мрачно улыбнувшись - да уж, что-что, а слабости Воландеморта были как на ладони у любого, кто либо ему потребуются наши таланты и он решит их выбить - зря ты думаешь, что он недооценивает наши силы, которые могли бы ему пригодиться - ты же знаешь, убеждает он неплохо. Да и запутать лишний раз пожирателей с него не станется. Он вряд ли будет доверять кому бы то ни было после всего. Да и не забывай, его душа сейчас так уязвима. И он не может не чувствовать это.[/b]
Воландеморту вряд ли нравился такой паразитический образ жизни, хотя Кира считала, что он по природе своей уже был паразитом. Уолтер же всегда был другим, и она давно в это верила, хотя он убедился в её правоте только сейчас. Но ей было плевать, правильно ли она мыслила и рационально ли. С ним ей хотелось быть слабой. С ним ей хотелось просто забыть обо всём и не думать о проблемах насущных. Разве они не заслужили хотя бы крупицу счастья? Так много летает его во Вселенной - но всё мимо них. Она никогда и не верила, что способна на настоящее чувство, полагая, что это всё выдумка любовных романов и не более, чем пиар ход. Привычка, дети, совместный быт, инстинкты и страсти - и ничего большего. Но он разбивал все её теории, все её защиты и всё равно словно насквозь видел её такое защитное перед ним сердце. А сегодня она этого не боялась. Даже несмотря на то, что они в этой комнате были не одни. Зато куда страшнее было сказать, что он явно понимал и без неё. Но просто обоим, наверное, нужно было произнести это вслух. Неизбежное.
Для того, чтобы решить этот вопрос, нашего с тобой желания мало. Уолт, тебе необходимо договориться с Томом Реддлом. Я думаю, что лучше тебе это попытаться сделать именно здесь.
Валькирия посмотрела на Уолта острым, пронизывающем взглядом. Она была живой и конечно она волновалась. Да и меньше всего ей хотелось узреть Реддла в Уолтера, пусть даже его отголоски или ошмётки, меньше всего ей хотелось даже допустить мысль, что тот, кто растоптал её семью может вообще переступить порог её дома. Реддл всегда был коварен, и мог учудить что угодно. Но ради сохранности Уолтера она готова была даже рискнуть своей жизнью. Она понимала одно - лучше уж Уолт попытается воззвать к разуму Воландеморта здесь, в её присуствии, при ней, которая сделает всё, чтобы, если что-то пойдёт не так, смогла бы вернуть Уолта, помочь ему вновь отодвинуть Реддла на сто первый план, чем это случится не под её бдительным наблюдением? Было ли ей страшно? Да, кровь пронизывало. Но куда больше боялась она за Уолта. И прекрасно оба они понимали, что разговоров "с самим собой" Уолту не избежать, потому, что пока они делят одно тело на двоих, им придётся искать компромисс. До дрожи до самых кончиков пальца хотелось скользнуть к нему и просто тихо сказать "люблю". Так не хотелось ломать комедии и пытаться открещиваться от того, кто являлся её сутью, её жизнью. Кто давал ей силы для каждого нового дня просто надеждой на своё в нём появление. Так не хотелось быть сильной. Ей так хотелось просто приблизиться к нему и уткнуться в его лицо своим, обнимать его и целовать, не разделяя ни с кем, тем более с этим, с позволения сказать, Лордом. Ей хотелось забрать его боль и примерить её на себя. Лишь бы он был, наконец, счастлив. Ей для счастья всегда было надо так много - и так много у неё было. А теперь ей для счастья нужен лишь он, а она не может даже позволить себе беспорядочно проводить ладонями по его волосам и вдыхать запах его губ, записав его навсегда на жёский диск своего сердца, которое вовсе не было каменным. Но они ведь обречены - рано ли поздно ли. Не из-за Реддла на деле. Обречённые любовью.

Если нам суждено умереть в этой войне, мы умрём вместе. Я так думаю, так чувствую, так хочу...и если бы у меня был выбор быть в безопасности и не узнать тебя никогда, я бы сбросила этот проклятый выбор с башни Астрономии. Лучше смерть, чем жизнь без тебя.
Вот тут у неё крышу снесло. Она изо всех сил пыталась сдержать себя в руках, чтобы не кинутся к Уолту, им ведь было нельзя, словно сама судьба издевалась над ними, подставляя эти глупые подножки двум взрослым людям, которые друг без друга уже просто не могли быть самодостаточными. Но на контроль своих слов у неё сил уже не оставалось, она сорвалась, услышав в его голосе ту боль, что мешает им воссоединиться, наконец, и восполнить всё то время, что они так мелочно ходили вокруг да около, всё то раскаяние из-за всей жизни, которую он прожил и которая не давала ему теперь так запросто повернуть в ином направлении. Всей той любви, что он испытывал к ней. Уолтер просто не мог быть червивым человеком внутри, потому, что червивыве люди, такие как Воландеморт, не способны на такое искреннее и светлое чувство. Наверняка любое проявление его эмоций в отношении Валькирии ранило Воландеморта внутри, заставляя соприкасаться с той божественной силой что однажды уже сумела его уничтожить, и она только боялась, чтобы он потом не отомстил её Уолту за эти дикие мучения. Они словно два узника, которых уже завтра направят на смертную казнь, у них есть последнее свидание, украденный миг, который разрублен решёткой между ними. Но если раньше между ними стояла каменная стена, которую они сами удерживали, пичём оба, непонятно зачем помогая в этом друг другу, то теперь этой решёткой был Воландеморт. Ей так хотелось прижаться к Уолтера, и так не хотелось делить его с кем бы то ни было, в том числе с Томом Реддлом. Вот так по - женски эгоистично и так по-женски с полной отдачей - ради него одного.
Знаешь, Уолт, а может так и должно было случиться, как есть сейчас? Ты ведь понял самое главное, как не смешно, благодаря Реддлу. То, чему я никак не могла подобрать слов, чтобы суметь тебя убедить. Но я хочу, чтобы ты знал, ты мне нужен любой. Пусть хоть со всеми неисправленными ошибками этого мира. Я никуда больше тебя не отпущу.
Он говорит, что любит, а она словноисчезает и появляется вновь, возрадившись из своего же пепла - она не может поверить своим ушам, тому, что слышит то, чего так ждала услышать. Она ведь знала и сама, что Уолт любит, даже в парке, когда он не сделал шаг навстречу, она чувствовала это каждым своим атомом. Но чувствовать и знать - всё же не одно и то же. Женщины любят ушамии, и она любит слышать это от него - такое первое признание, которое может стать для них последним. Но Валькирия не унывает. Она ради него горы свернёт, она сделает всё, но он справится с этой внутренней ношей. Она могла бы сейчас убить Уолта разве что своей нежностью и бесконечной любовью, с котрой не справится даже чёртов Воландеморт. Так больно от мысли, что сейчас, когда хочется рыдать от счастья, и кинуться ему на шею, прижаться к нему, ощущая каждую клеточку его горячего тела, беспорядочно целовать его всего, она вновь должна держать себя и свои слёзы в железном кулаке, но на сей раз не по своей воле, прикрывая за ехидным "дорогой" свои истиные чувства, а чтобы не разбудить излишними эмоциями в нём Воландеморта, только не в этот момент. Она не хочет, чтобы это вселенское зло грело тут уши над их любовью и тем, что они, наконец, готовы отдастся этому чувству сполна, перестав глупо бороться с ним и друг с другом.
Уолтер, я так хочу тебе сказать...но тебе одному. И я сделаю всё, чтобы у нас появилась такая возможность.
Она хочет сказать ему слова любви больше всего на свете, но не хочет делить этот момент с Воландемортом. И поэтому приходится держать себя в руках опять и снова, чтобы не шепнуть ему то же, ответное признание, котрое готово сорваться с уст и поселиться на его губах. Но ей действительно так хочется сказать ему эти слова, когда они действительно останутся наедине. Она любила его с такой силой, что, казалось, дальше некуда, но с каждым новым днём, прикосновением, эта любовь только усиливалась и горела страстным, невозможным, всепоглащающим пожаром. Он прижался лбом к её лбу, а она ощутила буквально потоки тока, которые так и бегали между ними. Это не была страсть, это была страстная любовь. И вместе эти два момента - безумная сила. Он целует её, быстро, урывками и на сей раз оба понимают, что это значит. Этот поцелуй не вышел томным и захватывающим, как тогда, в парке, он был гораздо менее доступен им сейчас, но он стал чем-то, вроде глотка воздуха. И она ни за что не променяла бы его ни на какой другой. Валькирия с огромным трудом заставила себя не дотронуться до Уолта, не притянуть его ближе к себе, не прикрывать глаза, чтобы окончательно не дать расползтись неуместной мечтательности в её мозге. Они сейчас не могли позволить себе такой роскоши. Она с трудом восстановила дыхание, напрочь сбитое его таким драгоценным для её ушей и сердца признанием, и немного нервно улыбнулась в ответ на его иронию - всё-таки Уолт в каком-то смысле оставался в своём репертуаре, но она была так смятена, счастлива, подавлена и взволнованна одновременно, что её саму ирония временно покинула, так что она просто очень вдумчиво кивнула, направив на Уолтера волшебную палочку и покорно, ненавидя себя за это смирение, ожидая того, что неизменно должно было случиться сейчас. Очень больно заставлять любимого человека идти на такой риск, но оба понимали, что таким образом отделывались меньшим из зол и так у них появлялся хоть какой-то шанс. Она не могла позволитьс ейчас большего, чем мысленно водить ладонями по его щекам, ощущая их колючую после нескольких дней скитаний поверхность. Но они и так слишком многое допустили сейчас, они не дети, и обязаны отставить личное на второй план, пока не сделали дело - и ради того же личного, между прочим, тоже. Валькирия напряжённо всматривалась в любимые глаза, силясь наглядеться, словно отпечатав на своей сетчатке, пока было можно, словно проважая милого в плавание и всматриваясь в его силуэт, пока он не исчез в предрассветном тумане. Только на сей раз этот образный туман был покрыт скорее тьмой. Валькирия самоотвержено всматривалась в эти глаза, которые раньше и не видела никогда, но спутать которые с чьими-либо другими было невозможным. На неё смотрели глаза убийцы её семьи и по этому поводу её пробивало странное чувство - Реддл снова сам себе оказал медвежью услугу. Если бы тогда отец, дядя и тётя Валькирии выжили, она бы никогда не попала в другую семью, причём не какую-то либо, а ту, куда вряд ли Реддл мог ожидать. Её отмичом, как они и говорила Уолтеру в тот памятный день в парке, оказался человек, которого Реддл - если бы умел дружить - мог бы назвать своим другом, того из немногих, кто не отказался от него, но и не преклонился и того, кому он это спустил с рук. Валькирия знала немало историй и фактов из жизни именно Реддла, не Воландеморта, которые тот наверняка не хотел бы обнародовать, будь у него эта власть. И вот теперь перед ним сидела именно та девушка. Прямо ирония какая-то. Первое, что сделала Кира - наглухо закрыла своё сознание, памятуя, насколько сильный леггилимент Воландеморт. Не хватало ещё, чтобы он считал информацию про её Лис. Про Анну. Уж этого он не дождётся. Кира надеялась, что у неё будет то время, в течении которого она сумеет направить этого злыдня по ложному следу. У неё по коже так и разгуливал озноб с мурашками от одного только звука его голоса. А ученики ещё её зовут мегерой - посмотрели бы они на него, молчали бы. Пару секунд она сидела, побледневшая, и с трудом сдерживая дрожь, вглядываясь в такое родное лицо Уолта и такие чужие и полные леденящего ужаса глаза, словно в них отпечатались все те смерти, которые он принёс. Хотелось застонать от безысходности и просто спросить "почему ты, почему он?!" Но Валькирия не была истеричкой, по счастью. И нашла себе в силы унять нервную дрожь и, с лёгким вызовом вздёрнув подбородок, ответить ему, почему-то машинально произнеся эту фразу на парселтанге.
Именно так, Том Марволло Реддл.
Вот так, может и не слишком осмотрительно, но уверенно, она сразу расставила шахматные фигуры, назвав его этим именем и никаким иным. Она не пыталась оскорбить Реддла, но показала, что не собирается трепетать при одном звуке его имени и поддельно восхищаться этой незаслуженной приставкой Лорд. Да и смысл ломать комедию, когда он и без того сегодня узнал много нового о себе и о них? Она пристально вглядывалась в его глаза, которые словно обжигали её голубые глаза огнём и с трудом заставляла себя не щурится от этого неприятного слепящего света из ада. Он теперь разжился их слабостями, но - спасибо отчиму - и Валькирия знала его.
Ты не можешь остаться в теле Уолтера. Если ты сделаешь это, мне придётся убить и тебя, и Уолтера, и ты знаешь, что пока слишком слаб, чтобы сопротивляться. Думаешь, я не смогу? Возможно и так. Но Уолтер сам сможешь, даже не сомневайся, и гораздо раньше, чем ты возьмёшь его разум под свой контроль.
Валькирия, не отрывая от него ни взгляда ни волшебной палочки, обретала всё большую уверенность в тоне. Рука её даже не дрогнула в этот момент. Да не сможет она убить Уолта, кто бы там внутри него не сидел. Но она не врала Реддлу сейчас, да и вряд ли у него есть желание это проверить. Скорее, он пойдёт на эту сделку, чтобы потом расправиться с обоими неверными с таким смаком, что они пожалеют, что предложили эту рокировку ему своими устами.
Удивительным образом, цели наши на данном этапе одни - подобрать для тебя идеальное тело, которое устроит тебя по всем параметрам и не будет противиться твоей воле. И у меня на примете есть такой маг. С ним есть одна загвоздка, но это не страшно - уверена, Гэвин поможет её разрешить. Я всё продумала.
Валькирия немного помолчала, чтобы дать Реддлу возможность стряхнуть с мозга пыль и оценить всю заманчивость этого предложения - Гэвин, к тому же, был её родственником, точнее, родственником того самого отчима. И он был верен Лорду, как никто никогда не был и таким верным и оставался. Но без него было не обойтись. Тот человек, которого предлагала Кира сейчас, был ликвидатором банка.  Причём, самым забавным являлось то, что мужчина сейчас находился в Азкабане с подачи того же самого Гэвина, так мило подкинувшего ему улики по одному очень весокму делу. И это было ещё одной причиной по которой Кира была уверена, что Гэви сумеет разрулить ситуацию, если захочет. А захочет он, если захочет Воландеморт, а не Кира или Уолт. И в качестве последнего по счёту, но не по значимости довода, Валькирия, в очередной раз внутренне передёрнувшись от такой близости к тому, кого отчаянно хотелось приложить авадой, дополнила, -
Ах да. Ты ведь не удержался и напал на своего любимого Поттера. Так что, надеюсь, ты и сам понимаешь, что для тебя оставаться в теле Уолтера теперь просто опасно.

Она восторгалась Уолтером каждую новую секунду, не представляя, какой огромной душевной силой нужно обладать, чтобы противится всему тому злу, чтопривнёс в него Воландеморт. Причём, казалось бы, он должен был проникнуться этой злобой, с удовольствием расчистив место в душе для неё, но это была не его злоба, а Уолту чужого нафиг не надо. Он всегда действовал даже если жестоко и жёстко, своим умом и своими силами, он никогда не позволил бы возобладать над собой. Но что её поражало куда больше, так что свет, что он теперь излучал, думая о других, о том, что сам делал не так, словно Лорд действовал на него с точностью да наоборот или Уолт был привит от него какой-то особой прививкой так, что на его фоне, Кира и вправду начинала ощущать себя мегерой. Но это не страшно. Она никому не отдаст своего Уолта. И уж тем более этому ничтожеству - полукровке, который посмел возомнить себя Лордом.
Какая разница? От перемены места букв твоего имени, суть твоя не изменится.
Валькирия мягко улыбнулась, спокойно констатировав сей факт. Глядя на эти по-змеиному раздуваемый ноздри и чужеродную зловещую мимику, так не свойственную лицу и облику её любимого, ей хотеось уничтожить этого паразита, который пытался устранить Уолтера изнутри из его же собственного тела. Она испытывала смесь чувств брезгливости и страха в отношении Воландемотра - ей было сложно вот так запросто сидеть и говорить с тем магом, кто одним своим неосторожным жестом стёр с лица земли её семью и теперь всматривается в её глаза своими зловещими нечеловеческими зрачками, смея уродовать такие люимые и дорогие её сердцу глаза Уолтера. Смея произносить нечистивые слова его губами. Он явно пытался нащупать палочку Уолта, которую тот предусмотрительно передал Валькирии на хранение. Кира же держала его "на прицеле" изо всех сил пытаясь унять внутреннюю дрожь и противное ноющее чувство в животе, как бывает всякий раз, когда тебе, мягко так говоря, не по себе, словно прикасаешься к чему-то жуткому и потустороннему.
Однако, твоя догадливость тебя подвела. Полагаешь, я похожа на сумасшедшую, которая будет о чём-то тебя просить, заранее зная, что ты вероломно ничего не исполнишь? Нет.
Валькирия холодно усмехнулась. Разумеется, для него она всего лишь девчонка, но неужели он действительно решил, что она настолько глупа, чтобы просить его о чём-либо, а потом, когда он будет рвать их на части, делать большие удивлённые глаза и пищать "ты же дал слово, честное и благородное". Сделка их заключалась лишь в том, чтобы вытащить Реддла из тела Уолтера, а уж что делать дальше, Валькирии придётся уповать лишь на себя (ибо мысли Уолтера запросто прочитает злой маг, пока он сидит с ним в одном теле). Разумеется, Кира сделает со своей стороны всё, чтобы обезопасить Уолтера. Она не позволит кому бы то ни было, кроме них троих присуствовать при этом, хотя даже при таком раскладе Воландеморт мог уделать их, но что-то подсказывало ей, что они успеют слинять до того, как он придёт в себя - всё же не зря она преподавала Чары и понимала, что на адаптацию в новом теле пусть минимальное время, но нужно. Если же там не будет тесного кольца из Пожирателей, так у них будут все шансы не тратить время на сражения с ними и покинуть опасное место до того, как гнев Лорда настигнет их спины. Впрочем, Реддлу не обязательно об этом знать, у неё был другой план - что сказать ему по этому поводу. Она чуть выгнула бровь и посмотрела на него уже без всякого страха. Когда ты обречена, то уже мало чего способна страшиться.
Если ты будешь вести себя благоразумно я, так и быть, скажу тебе, как уничтожить Поттеров. Уж, поверь, они вовсе не так просты, как кажутся. Особенно его детки. Ты, разумеется, можешь напасть на них без должных прелюдий, но тогда ты умрёшь. Хочешь проверить - давай. Они позаботились о своей сохранности. В моём мозге ковыряться даже не пытайся - эта часть информации закрыта.
Валькирия шла ва-банк. У Реддла не было выбора, но не было и у неё. Вот так запросто, "тихо-мирно" поговорить с Реддлом без последствий для жизни и здоровья (на что она надеялась) вряд ли ещё когда представится случай, так что нужно было вытянуть из него всё, что было только возможно. Он знал их с Уолтом слабости, они теперь у него, как на ладони, но зато он сам показал свои слабости ещё давно, лишь подчеркнув их нынешним нападением на Гарри Поттера. Так что она решила сделать ставку на это - никто в этом мире, наверное, не сомневался, что уничтожить Поттеров для него будет просто бальзамом на раны, учитывая, что в прошлые его приход он даже не позволил никому и тронуть Гарри, желая насладиться его последний агонией только сам. Всё же было у Вали одно преимущество, которое Воландеморту было не переиграть - она была женщиной. А женщины, когда дело касается дорогих им людей, проявляют изрядную хитроумность и могут выкрутиться из абсолютно любой ситуации. Так вот сейчас она старалась убить сразу двух зайцев - дать Реддлу стимул не прикокошить Уолтера и её после переселения "душ", а, заодно, заставить его слегка повременить с расправой над Джеймсом, Альбусом и - так и быть - глупышкой Лили, на которых он явно заточил зуб, а если вдруг нет, явно недалеко до этого. Кроме того, давила она и на другую мозоль, гразясь её излечить - Реддл прекрасно помнил, как дорого ему обошлось торопыжество, когда он возжелала укокошить Избранного и едва сам ноги унёс или что там после всего этого осталось - и она была уверена, что пусть подсознательно, но теперь он по крайней мере задумается над её предостережением и повременит с нападениями по крайней мере на детей Поттеров (что не сделаешь ради любимой племянницы, раз уж так сдался ей Джеймс). Она специально не уточняла, как именно Поттеры себя обезопасили (пусть это и было полным фуфлом, Реддл не мог точно этого знать), а даже если он правда попытается извлечь информацию из её памяти, то ничего не найдёт, просто потому, что нет у неё таких знаний, ибо она просто блефует. Но он может поверить тому, что на как-то сумела закрыть ото всех этот кусок разума. Она всегда блефовала изящно, так, что оставлаось домысливать пан или пропал. Был и ещё один козырь в руках Валькирии - всё же она всегда мало заботилась о других - и будь ситуация другая - запросто поменяла бы жизни пусть хотя бы и Поттеров - которые нужны ему - на жизни Уолтера и свою. Пусть жестоко. Она бы выдала ему их секреты, если бы они у них были. Но он понятия не имел, что её огромная любовь была не исключительно женской, была в ней любовь и почти материнская, к Элис, и ради неё она готова была вытащить и Джеймса Поттера из-под удара. Да и какой бы злыдней не считали её ученики, она готова была защитить их. Но проще поверить в то, что видят твои глаза. А глаза видят мегеру, что сейчас ей только на руку. Валькирия совершенно невозмутимо, даже с каким-то злобным огоньком в глазах, бесстрашно вглядывалась в ненавистные глаза Воландеморта. А что, убедить его в том, что она ненавидит не только его, но и почти всех остальных не так-то уж сложно, учитывая, что остальные именно так и считают. А вот то, во что ей всё это вылится, она догадывалось. Даже если им с Уолтером удастся улизнуть так или иначе, он не оставит в покое ни её, ни его. А ей он ещё и допросит с пристрастием. Очень хотелось устало прикрыть глаза, но она себе не могла позволить этого - что ж, пусть так. Иногда нет дороги назад. Но они по-крайней мере попытаются.
Если же ты желаешь понять, для чего мне этот акт доброй воли, то не пытайся. Ты никогда не поймёшь этого, потому, что не умеешь чувствовать. Ты уже мёртв, просто пока этого не знаешь.

Валькирия с внутренним содроганием ждала ответа, стараясь лишний раз не отрывать взгляда от Воландеморта - что-что, а страх этот злодей чувствовал за версту, он им подпитывался, но, тем не менее, такие любимые черты Уолта, хоть и искажённые сейчас гримасой Воландеморта, утешали её и успокаивали, как ни странно, придавая небывалой решимости. Она стойко выдержала вгляд дорогих глаз, от которых сейчас веяло потусторонним холодом, который своими острыми льдинками проникал в самую душу. Однако, то, что сказал Реддл далее, повергло Валькирия почти что в оцепенение - она никогда ещё не чувствовала себя настолько беспомощной, словно потолок сейчас обвалится на голову, а она уже заранее знала, что не сумеет выбраться из-под обломков. Вот сейчас у неё вся жизнь пронеслась перед глазами, и она очень нервно, но в своей кировской манере ухмыльнулась. Да уж, надо признаться, Реддл сделал её, разгромил и разнёс по кусочкам. Шах и мат - окончена партия, только ему вовсе необязательно это знать. Потому, что ему не повезло столкнуться с женщиной, умеющей сохранять лицо до конца. Реддл даже представить себе и сам не мог, как удачно поймал её на её же крючок - вот так просто. Ей почему-то казалось, что он мог предположить, что она не стала бы помогать ему убивать Поттеров. Даже не по женской милости и доброте, а просто, чтобы не помогать такому, как он. Но очень зря - она не была злобной ведьмой, но и не была доброй. И ради сохранности близких людей, она бы лично убила каждого из них, не задумываясь. Пусть непросто, пусть с болью в сердце, но она бы справилась. Но, к несчастью, было одно огромное но - теперь всё изменилось, теперь ей предстояло спасти эту чёртову семейку, не ради Джеймса, а ради своей дорогой Лис, которая так сильно любит его. Она сможет без него выжить, но никогда не сумеет быть счастлива. А Валькирия, как женщина, сама пропускающая в своё сердце любовь, не могла допустить для своей Лис такой участи. Так что теперь ей предстояло не просто обезопасить Поттеров, а сделать это ценой своей жизни. Она сама задала игре такой опасный расклад, так что теперь не стоило удивляться - она знала, с кем связывалась. И не давала себе ни единого повода для нытья, тихо радуясь, что у неё хотя бы нет сейчас времени осмыслить всё то, что произойдёт уже в следующий момент. Просто дать себе каких-нибудь пару секунд, чтобы подышать этим воздухом, насладиться убранством своей квартиры и кинуть прощальный взгляд за окно - последние минуты, когда она ещё не была смертницей. Но теперь это блаженное время закончилось и настала пора собраться, хотя до отчаяния в висках хотелось опрокинуть свою многострадальную спину на диван, приложить руку ко лбу в духе обморочных барышень, перетянутых силой корсета, и начать уже себя жалеть.
Хорошо, будь по-твоему. Ты знаешь, что я не смогу нарушить этой клятвы.
Валькирия содрогнулась внутри, но голос и ресницы её не дрогнули. Думала ли она когда-нибудь о том, как погибнет? Нет. Нет и ещё раз нет. И уж точно она не желала этого знать, заглядывая в судьбу наперёд и обрекая себя тем самым на непопровимые муки и бесполезные надежды что-либо изменить. Но теперь ей приходится добровольно отказаться от такой роскоши, как незнание. Теперь она просто знает, что скоро ей предстоит умереть. Но почему-то от этой мысли, вместе с холодком безнадёжности, в душе образовалось пространство для некой решимости. Впервые в жизни она делает что-то, что действительно стоит того. Валькирия смело взглянула в эти пугающие, коверкающие любую душу глаза. Воландеморт, как бы не был изощрён в своих коварных нелицеприятных планах, потерял гораздо больше, чем всем предстоит лишиться в войне вместе взятым. Он потерял свою душу, глупец, так и не поняв, что теперь в Томе Реддле нет никакого смысла. Но нет, её рука не дрогнет, не теперь, когда он вот так просто, так внезапно отнимает у неё право на счастливое будущее, на будущее вообще, как только она услышала от своего Уолта самые главные слова. Но пусть и не надеется увидеть её истязания, они - не для него. Валькирия, чуть прикрыв глаза, остервенело сжала свою волшебную палочку. Да уж, теперь - иронично подумала Кира - можно даже не волноваться, что Реддл решит угробить их с Уолтом здесь и сейчас, нет, он не доставит им такого удовольствия. Хотя, Уолту в любом случае не угрожает гибель сегодня, не будет же Том рубить сук, на котором, точнее сказать внутри которого, сидит. А за себя бояться ей теперь было нечего, она ведь взяла свою палочку, чтобы подписать себе же смертный приговор. Да уж, прямо тошно становилось от себя. Она сейчас походила на благодетеля - Поттера, который соизволил пожертвовать своей жизнью ради других. Никогда не думала, что докатится до такого. Валькирия решительно взяла Уолтера за запястье, даже не представляя себе, как сам Уолт отреагирует на происходящее, когда очнётся от Воландеморта. Она понятия не имела, какие слова подобрать, чтобы объяснить Уолту, что трогать Поттеров она не станет и не сможет сдержать эту клятву. Причём, понимая, чем это грозит, Уолт мог взбрыкнуть и найти способ заставить её выполнить общенание, тем самым не дав любимой умереть. Но она не могла. Она не смела менять счастье Лис на своё. И тем более не могла найти для себя нужных слов, которые бы смогли утешить в потери будущего счастья, которое теперь им с Уолтом не суждено испытать. Хотя, нет - они насладятся каждой отведённой им на это секундой. Пусть даже война, но теперь - не между ними. Направив на скреплённую "конструкцию" волшебную палочку, она проговорила отрешённым голосом, как всякий, осуждённый на смертную казнь.
Я даю клятву, что помогу Воландеморту убрать с дороги семью Поттеров, что помогу ему убить их.
Отчего Валькирия колдовала сама? Ведь для подобного обряда, как правило, требовался кто-то третий. Но данная ситуация была исключительной. Потому, как на самом деле выходило, что Валькирия связывала себя непреложным обетом с Уолтером. И перед ним несла ответ. Но здесь был и некто третий "лишний" в виде Реддла. Красная извилистая огненная лента крепко - накрепко скрепила ладони Уолта и Кира, заставляя её вздрогнуть. Вид его таких родных, таких любимых рук её успокаивал, но ощущение ледянящего холода, так и сквозящее сквозь его ладони, без лишних слов подчёркивало, что сейчас перед ней сидел никто иной, как Реддл. Валькирия чуть поморщилась, ощущая себя словно узницей в этих путах, Реддл всё расчитал очень чётко. Она даже не могла взять с него клятву, что он не тронет Уолтера сам и не позволит своим сподручным этого сделать, потому, как магическую сделку она заключала с Уолтом, а не с Реддлом, который с видимым садистским наслождением за этим наблюдал. Если он желает увидеть их агонию - не дождётся. Валькирия гордо вздёрнула подбородок, смело выбрасывая резкий взгляд навстречу ужасающим зрачкам. Что ж, она не в претензии - ибо Кира была глубоко убеждена, что даже если бы она сумела вырвать из Реддла нужную клятву, тот бы нашёл способ ускользнуть от неё, обойти её и всё равно добиться гибели Уолта, если ему это потребуется. Да ему ничего и не надо было бы предпринимать - теперь министерство наверняка уже выпустило своих цепных псов по следу того, кто решился напасть на Избранного. Впрочем, не будь дураком, Воландеморт и сам не тронет Уолтера, чтобы не лишить тем самым Валькирию жизни, которая без него более не будет ей требоваться - раньше того, как свершится справедливая казнь над Поттерами. Так что сохранность последних, кроме всего прочего, как и способы, какими теперь Кира станет выкручиваться, чтобы тянуть время как можно дольше, уводя его от истинной цели, но и не нарушая обета, становятся и гарантом здравия Уолта. Мерлинова Борода, какая жестокая ирония. Впрочем, не зря же она учила своих учеников принимать опасность в лицо, с гордо поднятой головой, так что вполне обладала этим искусством сама в совершенстве. Жаль, оно уже не спасёт, но, может статься, что пригодится. Узы, свезавшие их обоих не на жизнь, а на смерть, наконец, отступили, позволяя ей вырвать запастье из лап Волдеморта, который смел прикасаться к её руке через самые дорогие для неё пальцы. Ком возле горла никак не хотел пропадать, а мысли беспокойно метались, изо всехсил заставляя её сдерживать слёзы, так и рвущиеся наружу. Она понятия не имела, как теперь подготовить Элис к тому, что её тёти скоро не будет. Совсем. Но одно знала точно - она успеет сказать своему дорогому Уолту, глядя в его, такие незаменимые для её некогда холодного, а теперь пылающего огнём каждой буквы его имени, глаза, не видя в них отражения этой злобной, пропащей души, и сказать своему родному Уолту как сильно и как давно любит его.
Я не могу взять ответный обет с тебя, но твоё желание уничтожить Поттеров - само по себе гарантия. Если ты желаешь получить мою помощь - а без неё у тебя этот номер с твоей любимой семейкой не пройдёт, не сомневайся, то ты сделаешь, как я скажу. Ты ведь знаешь, что даже угроза смерти для меня стоит ниже, чем благополучие Уолтера. Так вот, после того, как я поговорю с Гэвином о намеченном для тебя теле, ты скажешь ему, а после и другим пожирателям, что Уолтер выполняет твоё особое задание во вражеском стане. У них не должно возникнуть соблазна убрать его с твоего пути.
Спокойный, размеренный, тон. Потому что всё равно она оставалась Валькирией Уайлд. Любящей мегерой.

Валькирия с трудом сдержала нервную усмешку, наглядно демонстрирующую всю степень её отношения к благородносте Реддла, но всё же сдержалась. Да и после случившегося ей уже было не до него и его циничных шуточек. Она подняла противоречивый взгляд на его глаза, вцепившись в них своими голубыми глазами, отражающими холодную и стальную ненависть к этому человеку, который решил, что смеет подвинуть душу её любимого мужчины. Но вот дикая, совершенно нечеловеческая холодность глаз сменилась совсем другим взглядом - который, бесспорно, принадлежал её Уолту. Наконец-то, после этого мучительно, выматывающего испытания Тёмным Лордом, который оставил неизгладимую печать на её жизни в виде скорой бедственной гибели, наконец-то она могла просто упасть в руки Уолта, зарыться лицом в его тёплое плечо и прикоснуться к нему губами, изо всех сил сдерживая свои порывы и чувства, всё же не забывая, что они здесь не одни. Прикосновения его ладоней к её голове, волосам, отзывались тысячью иголок в душе и сердце, потому, что она знала, что теперь на чувства им отпущен лимит. Пусть не день и не два, но расчитывать на вечность больше не приходилось. Сколько раз она прокручивала в голове этот момент, сколько раз мечтала отбросить свой мерзкий циничный образ, окутанный никому не нужной изрядной таинственностью, и просто быть с ним настоящей - женственной, чувственной, просто его Кирой. Только его. Почему она поняла это лишь на пороге конца? Отчаянно хотелось биться в истерики и вопить от безысходности, в первую очередь потому, что невыносимо было творить весь этот ужас с собственной жизнью на глазах у любимого, зная, какие страдания это приносит ему и как он может быть безутешен из-за того, что не мог её остановить, что-то изменить. Тёмный Лорд изощрялся, как мог. А она, ещё так недавно - казалось бы - строившая коварные планы по занятию места Тёмной Властительницы над всем живым, отдала бы всю власть за один лишний миг, чтобы увидеть глаза Уолта и почувствовать его дыхание вблизи своих губ. Ещё один раз. Она, слегка отстранившись от Уолта, чтобы можно было видеть его лицо, однако, не вылезая из его таких успокаивающих и таких жизненно необходимых объятий, мягко приложила указательный палец к его губам, едва заметно улыбнувшись. Этой улыбкой и только ему. Даже лицо её озарилось каким-то неведомым светом, который она так тщательно укрывала внутри раньше, от него, хотя только ему он и был адресован. Какие все женщины глупые.
Уолт, немедленно прекрати извиняться. Ты ни в чём не виноват и уж тем более я ни в чём тебя не виню.
Она сделала над собой огромное усилие, чтобы вновь не умастить голову на его сильное плечо - нельзя позволять себе слишком многое здесь и сейчас, Воландеморта всё же никто не отменял (к её яркому сожалению). Но сейчас невыносимо болело где-то внутри о мысли об уютном доме, красивом камине и чудесных детишках. У них ведь были бы очаровательные дети, она даже легко могла представить себе их лица. И на лицах - его обычно так задорно смеющиеся глаза. И этого не будет теперь уже никогда. Она слегка поджала губы, заставляя себя не разреветься. Смешно, но раньше достаточно было убедить себя не размазывать тушь понапрасну, а теперь её не успокоило бы даже известие о гибели души Воландеморта. Что ж, оставалось лишь теперь всю свою теорию перекинуть на практику, потому, что у её милой Лис ещё всё будет. И уютный дом, и дети и любимый муж. Джеймс Поттер. Который выживет в этой войне. Она учил его чарам много лет, и как бы сильно не гоняла парня, теперь хотела бы сказать ему одно - ты справишься.
Уолт, милый, я верю тебе. Ты же знаешь.
Кира не на секунду и не усомнилась, что он сделает всё, чтобы вывести её из-под удара, что он готов пожертвовать ради этого даже жизнью. Но она не позволит ему принести невосполнимую жертву. Она в своих мечтах касалась его волос и сладко перебирала их, смакуя пальцами каждую прядь и зарываясь пальцами всё глубже. Но не в реальности, в реальности при них их личный неуспыный надзиратель. Столько всего предстояло сделать - убедить Гэвина и рискнуть своей шкурой, которую вообще-то она всегда весьма ценила, просто сунувшись в его в дом, испытать на прочность силу ненависти Реддла к Поттерам, которая позволит им с Уолтом унести ноги после передачи тела, да и просто гибель ни в чём не повинного банковского работника, вина за которую будет лежать на её сердце камнем. Всё это было сущей ерундой в сравнении с теми минутами, за которые она успела накрутить себя до безобразия, томимая неизвестностью, куда пропал Уолт. Пусть самая жестокая - но правда. И его сердце всё же бьётся внутри. На секунду её душа встрепенулась. А вдруг?.. Вдруг правда им что-то удастся придумать, вдруг они сумеют выкрутиться из этой более, чем щекотливой, ситуации и выйти если не сухими, то хотя бы живыми из воды? Эта робкая надежда блестнула в сознании, но уступила место совсем другому ощущению, которое она высказала тотчас же, -
Знаешь, чего я хочу сейчас больше всего? Чтобы мы остались наедине, наконец. Но пока мы не можем позволить себе такую роскошь.
Она позволила себе прищуриться, как кошка, представляя на секунду, как они валяются на таком приятном, дразнящем кожу песке, а она, смеясь, опускает носки ступней в бурлящий прибой ласкающего океана и попутно кормит Уолта шоколадом, аккуратно разламывая плитку на множество мелких квадратиков. На ней его рубашка, а он касается ладонью его щеки и говорит, что ей идёт. Её мокрые волосы падают на его плечи, и он привлекает её к себе. А солнце восходит. Она едва не задохнулась бы от счастья, если бы только когда-нибудь этот момент смог наступить. Но она сама потеряла своё счастья, затеяв эту глупую игру в прятки от любви, разобравшись в истиных правилах, когда стало совсем поздно. Одно её радовало в этот момент - пока у Уолта была эта надежда, что всё ещё будет отлично. Пока он мог не быть несчастным, не зная, что она не сумеет исполнить свой неприложный обет. Кто-то из её учеников как-то сказал, что самое жуткое - это стать старым и немощным. Но гораздно страшнее осознавать, что вы уже не состаритесь вместе.