Разговор с Валентиной Стоун был неизбежен и необходим. Желания говорить это не прибавляло, но если бы Дуглас Браун следовал бы только своим желаниям, он был бы давно мертв.
После проведенных уроков в голове немного гудело. Хотелось спать и молчания – абсолютной тишины и покоя. Но мисс Стоун была уже приглашена, и он очень надеялся, что она явится – проводить дальнейшие дни в погоне за упрямой истеричной девчонкой удовольствие ниже среднего. Наконец, дверь в кабинет скользнула в сторону и появилась Валентина с ее вечным, несколько вызывающим, упрямым видом.
Ей явно не хотелось быть здесь. Что ж, возможно, ее можно было понять.
- Мисс Стоун, добрый день. Рад, что у Вас нашлось время составить мне компанию.
Его тон был дружелюбен. С Валентиной они знакомы давно, с момента, как она была маленькой нелепой третьекурсницей, лучшей ученицей по маггловеденью.
Думать о том, что Пейтон спал с ней, было странно. Пейтон всегда казался ему глуповатым, отчаянным, порывистым, но все-таки остающимся в рамках закона человеком. То, что первое, что он сделал только став преподавателем – это вступил в отношения с ученицей, было довольно странно, пусть и забавно. А теперь Пейтон мертв. Рано или поздно должно было случиться, он был глупым ребенком и сделал слишком много глупых вещей. Конечно, он должен был умереть и особого сожаления Дуглас не испытывал. Единственное - жаль, что тот так и не научился думать головой.
Браун жестом указал Валентине на стул напротив, она села. Вся ее поза выражала максимальную замкнутость, в глазах была настороженность.
- Нам нужно поговорить, - медленно сказал он. Вздохнул, будто собираясь с мыслями. Немного обычных жестов. Игра, предстоявшая ему была вроде бы достаточно простой. Надо было просто направить беспорядочные мысли глупой надломленной девочки в нужное русло. – Кофе, может быть, чаю? Возможно, вы представляете, почему мы здесь.
Он налил кофе себе и Валентине, пододвинул ей чашку. Пауза, будто оттягивающая неприятный разговор. Волновало привычное ощущение, будто он пишет сценарий. Его реплика – ее реплика. Паузы. Продуманные движения.
Выразить открытую радость по поводу смерти бывшего профессора Смита нельзя было. Пейтон был разумен, по крайней мере, в этом. Он не просто совратил девчонку, он вскружил ей голову, влюбил в себя – в конце концов, все лучше, чем взять силой. Да, и безопаснее. Браун допускал, что и сам Пейтон, сломленный недавним тяжелым разрывом, искренне верил, что девочка ему нравится. Наверняка, как-нибудь оправдывал себя. Заламывал руки, вставал в красивые позы. А потом брал ее. После снова страдал. Уродливая романтика.
Интересно, думал ли Смит о Валентине, когда умирал?
- Сразу говорю, тема этого разговора будет нелегкой. Возможно, вам пришлось уже и ни раз говорить об этом. Я понимаю, что это очень тяжело. Не только вам – мне тоже.
Он выстукивает пальцами по столу – равномерный, ничего незначащий ритм.
Тук-тук-тук-там.
Тук-тук-тук-там.
- Вам известно, что Пейтон Смит мертв. – утверждение. Конечно, она знает. Страдает. Переживает это с какой-то своей детской яростью. И все вокруг это тоже знают. Знают, из-за кого его уволили, знают, что теперь он мертв. Ах, если бы родители Валентины были волшебниками, можно было бы представить, что это ее отец или мать или другой родственник убил Пейтона за совращение дочери – потрясающий увлекательный сценарий. – Когда я узнал об этом – я чувствовал немного, будто умер сам. Пейтон был моим студентом, моим другом, человеком, которого я считал, практически, сыном. Я только вернулся из Северной Америки тогда, это было первое, что я узнал, вернувшись на этот континент. Я плакал. Но те чувства, что я испытывал тогда, не сравнить с тем, что я узнал из разговора с директором, буквально несколько часов спустя. – Он смотрит в сторону. Смотреть в глаза Валентине сейчас не хочется, потому он смотрит на стол, на кофейник, на чашку, наполненную кофе до краев. Кофе дымится. – То, что он сделал с вами, Валентина... По отношению к вам... Этому нет и не может быть прощения. – теперь он все-таки поднимает глаза и смотрит на нее. Она совсем еще ребенок. Детское лицо, взрослые глаза. Что привлекло в ней уже покойного Пейтона Смита? Ее невинность? Ее ум? Ее упрямство? Как быстро она уступила?
Думать обо всем этом забавно и странно одновременно. Так сложно представить себе Пейтона в этой роли. Он знает его как и Валентину – с третьего курса. Взъерошенного, задиристого, честного. Кто знал, что из него вырастет что-то подобное? Как, все-таки, нелепо и забавно.
- Потому я позвал вас, чтобы извиниться. Это целиком и полностью моя вина. Я оставил... мистера Смита вместо себя. Я ему доверял, и просил вас доверять ему. И это чудовищная, отвратительная ошибка, которая стоила вам слишком много. Я бесконечно виноват перед вами, Валентина. То, что случилось...
Он смотрит в сторону. Больше страдания, вины. Чуть сгорбленная спина, боль, искажающая лицо.
- Я никогда не мог подумать...
Между ними плывет молчание.

Дуглас Браун не любил иметь дело с людьми. Забавно, учитывая, что всю жизнь он занимался исключительно разнообразными знакомствами и поддерживанием бесконечных отношений.
В основном, люди были тупы, эмоциональны и вызывали отвращение. Подростки были предсказуемы, те, что постарше, обычно предсказуемы и злы. Ах, этот вечный пессимистический взгляд на жизнь.
Валентину Стоун он тоже не любил. Она вечно была в этой максималистко-подростковой позиции, уверенная, что все и каждый ей должен. Ему это не нравилось. Не мешало ей, конечно, быть забавной, иногда совершающей эти глупые нелогичные выходки. Как, например, ну знаете, секс с человеком, который на десять лет ее старше, к тому же, ее учитель.
«…Мы на прощание пьем кофе, кушаем тортик. И вы всё ещё ни словом не обмолвились об отъезде…»
На этом «кушаем тортик» ему пришлось собрать все силы в кулак, чтобы не скривиться. Он помнил все иначе. Удивительно, как такая дурочка удобно выстраивает реальность, меняя ее по собственному желанию. Уход Брауна не был секретом не для кого, о том, что преподавать будет Пейтон было общеизвестно. Но, видимо, то, что Дуглас не сообщил ей об этом отдельно позволяло превратить рядовой поступок – уход учителя на пенсию, между прочем, чтобы позаботиться о семье дорогого сына-сквиба, превращается в какое-то роковое предательство, против конкретно ее, хорошей, блестящей даже, но отнюдь не гениальной студентки.
На самом деле, такой талантливой перестановке фактов можно было даже позавидовать. Наблюдай Браун ситуацию со стороны, возможно, он бы посочувствовал ей. Нет, все-таки, стоит недооценивать Валентину Стоун.
Вполне возможно, даже, это она влюбилась первой в Пейтона (это даже легче представить, в уже мертвом мальчишке Смите видеть рокового соблазнителя или совратителя малолетних, по-прежнему, очень трудно). Наверняка. Она влюбилась, а дальше, со своей  искусностью, стала менять реальность, подтасовывать факты, уверяя глупого Пенни, что ничего такого ужасного в сексе с ученицей нет. Она же такая взрослая и умная. И - всего десять лет разницы!

Валентина нервно мерила шагами кабинет. Брауну безумно хотелось закатить глаза. Когда кто-то говорит «садитесь», обычно это значит, что было бы неплохо сесть. Ладно.
- Валентина, никогда бы не подумал, что вы так видите эту ситуацию, - сказал он медленно и спокойно. – Я должен был поехать, позаботиться о семье моего сына. Джереми, я говорил вам о нем, если мне не изменяет память. Он умирал от рака, умер два месяца назад. Я предпочел остаться с ним в его последние месяцы жизни, а после позаботиться о его вдове и детях. Ситуация, произошедшая в стенах этой школы, вынудила меня вернуться раньше. Найти достойного преподавателя маггловедения не так-то просто.

- Я рад, что вы не воспринимаете поступок Пейтона Смита так, как воспринимают его остальные. Для многих других это была бы серьезная травма. Хорошо, что… - вы такая недалекая, - вы видите вещи иначе. А что касается ваших обвинений, все чего я хотел, это удостовериться, что вы в порядке и что вы можете справиться со всеми теми событиями, что навалились на вас. И вы, по-прежнему, можете на меня рассчитывать. Жаль, что теперь вы считаете, что я не оправдал ваше доверие.
Он сделал глоток кофе.

Валентина Стоун выслушала его молча, все лицо ее выражало скепсис и легкое недоумение. Удивительно все-таки, что девочка с Хаффлпаффа. Кем-кем, а Хаффлпаффкой она не казалась со своими резкими словами, прямотой и этим вызывающим ехидством.
К сожалению, она ему нужна, нужно снова иметь доверие девчонки, пусть даже совсем не хочется иметь дело с ее подростковой глупостью и влюбленностью. Возможно, думал он, скользя взглядом по ее лицу, возможно, стоит ей подыграть: сказать, что ничего плохого в ее чистой любви не было, что ни она, ни Пейтон ни в чем не виноваты и прочий бред, который она явно слышит довольно редко в последнее время.
Секунду они смотрели друг другу в глаза: Браун медленно потягивал кофе, а Валентина недоверчиво его рассматривала. Потом она кивнула своим мыслям, спрыгнула с парты и чуть ли не махнула рукой, будто он только что не открыл ей душу и не выразил самые глубинные чувства.
Видимо, все то немногое, что было у девчонки вместо сердца досталось идиоту-Пейтону. С каждой секундой проведенной с студенткой Стоун, Дуглас все отчетливее вспоминал почему ему всегда так не нравилось долго общаться с детьми.
- Мисс Стоун, я не закончил, - холодно бросил ей в спину Браун, стараясь не позволить раздражению проскользнуть в его голосе.
Честно говоря, сказать уже нечего, но учитывая, что девчонка перестала посещать его занятия, другого шанса улучшить отношения не будет. Браун хорошо понимал, что ему нужно восстановить контакт и с Стоун в том числе. Упускать девчонку просто потому, что Смит с ней спал, было бы глупо.
- Мне жаль, что Вам задали столь большое количество домашней работы, если что Вы можете начать ее делать прямо здесь, полагаю нашему разговору это не помешает. – он снова указал на стул перед собой. – Садитесь.