Если Ребекка и была за что-то благодарна своим родителям, так только за то, что она появилась на свет 21 января. В этой дате ее привлекала, конечно, не псевдонаучная астрологическая мурня, которой сейчас так увлекались ее однокурсницы ("Ты водолей, Бекка, воздушный знак, твоя планета - Уран, значит прогресс, предусмотрительность, надежность, а лучший цвет - серебристый, о, это так верно, он так подойдет к твоим глазам..."). Все было гораздо проще. 21 января уже не попадало на школьные каникулы, а поэтому Бекке не приходилось каждый год придумывать отговорки, чтобы не проводить праздник в кругу семьи. Она же просто не могла пропускать занятия, и нет, нет, мамуля, папуля, не могла даже отпроситься у декана на выходные, у нее очень много домашнего задания, они же не хотят, чтобы ее исключили за плохую успеваемость, верно?

Конечно, исключение не грозило Ребекке, лучшей ученице курса, ни в коем случае. Просто единственным вмешательством мамули и папули в свою жизнь, которое она могла вытерпеть, не испортив себе шестнадцатилетие, - была посылка, которую сегодня утром доставила к ней в спальню большая ухоженная сова (естественно, не принадлежавшая ее родителям - у Гертруды и Торфинна такая если и не сдохла бы подобно тому несчастному слепому котенку, то просто превратилась бы в грязный и вечно голодный комок перьев). В посылке, завернутая в "Ежедневный Пророк" двухмесячной давности (Торфинн по одному ему известной причине хранил все эти кипы бумаги у себя в кабинете), лежала новая мантия, которую дочери презентовали мистер и миссис Роули - сшитая из красивой и дорогой ткани кофейного оттенка, однако безнадежно испорченная неумелой кройкой и неаккуратным шитьем, в которых мать никогда не была сильна, но почему-то все время практиковалась, изводя на материалы последние средства. К подарку прилагалась маленькая открытка, в которой помимо дежурных поздравлений в приписке значилось: "Твой любимый братик тоже передает привет и говорит, что ему без тебя скучно".

Ребекка скривилась. Ее "любимому братику" было скучно что с ней, что без нее; во всяком случае, он только об этом и нудел на протяжении всех зимних каникул. Скука его была неудивительна: а как еще мог себя развлекать десятилетний мальчишка, не читающий, не желающий нормально общаться с кем-либо, чья фамилия не значилась как минимум в списке священных 28, и к тому же катастрофически бесталанный? Да, иногда он рисовал, но, на критический взгляд Бекки, каракули его скорее напоминали танец по листу издыхающей курицы, измазанной в чернилах. Гекльберри раздражал Бекку даже, пожалуй, сильнее, чем вся остальная семья. Если отец, всегда чем-то недовольный, глупый, агрессивный, пьющий, чаще был в тюрьме, чем дома, и потому не так часто общался с ней, а мать, затравленная, бессловесная, вечно рыдающая, с этим ее мерзким тиком левого глаза и высоким до визга истерическим голосом, вообще не хотела лезть в ее жизнь - то брат все время приставал, и чего-то хотел, и требовал внимания, и бесил своим ограниченным взглядом на вещи. Достаточно было вспомнить тот его приступ ярости, когда разговор случайно зашел о том, что она, видите ли, встречается с Джоэлом Фергюсоном, полукровкой. Да, Джоэл был полукровкой, но полукровкой, извините, в десять раз талантливее, и умнее, и, если угодно, привлекательнее Гекльберри. Ребекка сильно сомневалась, что Гек когда-нибудь сможет стать, как Джоэл, старостой факультета, например, или вообще выбиться в люди.
Теперь она могла только радоваться, что брату еще не исполнилось 11 лет и в этот - последний спокойный, видимо - год он еще не будет мозолить ей глаза хотя бы в школе. Страшно было представить, чем ей на следующий год грозил пост старосты Слизерина - при таком-то первокурсничке (а Бекка ни секунды не сомневалась, на каком факультете окажется ее брат).

Ребекка примерила подарок родителей перед зеркалом - для приличия - и только убедилась в том, насколько некрасиво мантия на ней сидит. Грудь сжимало так, что она стала похожа на мальчика, на талии ткань висела мешком, слишком широкие плечи придавали ей сходство с офицером в парадных погонах, да еще вдобавок ко всему подол был подшит неровно, так, что с левого бока ткань свисала значительно ниже. Было противно осознавать, что у нее - снова - не будет нормального наряда на праздник, как бы она каждый год ни просила мать купить ей зимнее платье: купить, а не сшить. Летние наряды, которые были у нее с собой, надевать не было никакого смысла: красота красотой, но и она не должна была требовать таких безжалостных жертв, как обморожение. Раздраженно вздохнув, Бекка быстро выгладила свою школьную форму и стала подбирать украшения - единственное, что, видимо, могло сегодня выделить ее статус новорожденной на вечеринке.
Технически это, конечно, была не вечеринка. День рождения Бекки очень удобно попал на воскресенье, и поэтому она смогла позвать гостей уже в два часа пополудни, не дожидаясь конца занятий. Впрочем, это, кажется, было единственным, что в этот день заладилось.
На завтраке к Бекке подошел Джоэл и, рассыпаясь в диких извинениях, покаялся, что, мол, совершенно забыл про огромное домашнее задание по Зельеварению и поэтому не сможет присутствовать у нее на празднике. Самым досадным было то, что задания раздавались по вариантам, и Ребекка, сделавшая все, конечно, заранее, даже не могла дать Фергюсону списать.
Ни прекрасный букет ирисов, ни тот самый антикварный фолиант с рецептами древних косметических зелий, который Ребекка давно мечтала приобрести, не смогли уже развеять ту черную тучу раздражения, нависшую над ней, кажется, с самого утра. На свой праздник она пришла с дежурной улыбкой, окруженная подругами и друзьями, но уже без того искреннего восторга и ажиотажа, который порой так сладко окрыляет именинника.

Гекльберри, наверное, хватил бы инфаркт, если бы она показала ему список гостей праздника; однако Ребекку совсем не смущал тот факт, что не все ее приятели были чистокровными и слизеринцами. С однокурсницей своей, по фамилии Булстроуд, как бы невероятно чистокровна та ни была, Ребекка, например, совершенно не могла найти общий язык. Ее бы, может, и не воротило от красной, толстой, прыщавой рожи Булстроуд; но бессмысленная, тупая злоба в ее мелких водянистых глазах красноречиво твердила Бекке, что под непривлекательной оболочкой нечего и пытаться искать привлекательную душу.
Иными словами, врал или не врал Лоуренс Хокинг о своем чистокровном происхождении - не имело для Ребекки никакого значения. Увидев его в дверях "Трех метел", она, как хорошая хозяйка вечеринки, извинилась перед теми, с кем говорила в этот момент, и пошла навстречу другу.
О, она прекрасно знала, что семикурсник хочет быть для нее совсем не "другом". Но, ловко повернув голову так, чтобы его приветственный поцелуй попал в щеку, а также вежливо отстранившись, чтобы Лоуренс не слишком уж долго нюхал ее духи, Бекка аккуратно поставила между ними ментальный барьер. То, что Джоэл не смог прийти сюда, не значило, что ему нужно было за это мстить. Ей претил метод подруг, нарочно вызывающих ревность у молодых людей, если те как-то перед ними провинились. Даже не самое приподнятое настроение не могло заставить Бекку наступить на горло своим принципам, и Хокингу нечего было даже надеяться на поблажки.
- Спасибо большое, - одарила Бекка Хокинга лучезарной улыбкой, когда он вручил ей подарок. - Что это? - Заметив его кивок - мол, сама посмотри - она снова улыбнулась и присела на стул, предложенный ей, чтобы открыть коробочку.

Внутри было маленькое серебряное колечко (Лоуренс очень верно подметил - золото Бекка на дух не переносила) со знаком бесконечности, усыпанным маленькими переливающимися камушками.

- Ну зачем ты, Лоу... - со смущенной улыбкой и ноткой досады в голосе протянула Бекка, продолжая рассматривать кольцо. Она даже на время забыла о том, как раздражало ее все сегодня - от подарка родителей до отговорки Джоэла. Ясно было, что куплено кольцо на последние деньги и только ради нее: у Хокинга на лбу было написано, что бриллиантовые украшения ему совсем не по карману. Еще более ясным был, конечно, намек, кричащий из этого кольца со знаком бесконечности, как через гигантский рупор. Но не отдавать же обратно... И уж тем более не отвергать его с гневом; это только покажет, что ее задевает и злит его внимание, которое, хоть и было не всегда уместным, а все же было Ребекке приятно (чего она, разумеется, никогда не показывала, чтобы парня, не имеющего шансов, не обнадежить). - Спасибо, оно очень красивое. - Чтобы сделать гостю приятное, Бекка сразу вытащила кольцо из коробочки и надела его; потом встала и обняла Хокинга, благодарно поцеловав его в щеку.

Так получилось, что не один Лоуренс оказался поражен этим ее поступком.

Вспоминать о том, что она вынуждена разбираться здесь с двумя неудовлетворенными самцами по воле тупицы Джоэла, не удосужившегося проверить свой ежедневник на предмет домашних заданий, было неприятно - поэтому в ответ на вопрос Кью о нем Бекка отчетливо скривилась. Впрочем, прежде чем она успела придумать, как бы поязвительнее и поостроумнее на это отреагировать, инициативу в свои руки взял явно воодушевленный и какой-то уж больно напористый сегодня Лоу. Но даже это не было пределом его сегодняшней наглости: в следующий момент он расхрабрился настолько, что вдруг взял и пригласил ее на вальс.
Бекка собрала всю волю в кулак, чтобы лицо, на котором так и норовило проступить выражение в стиле "Какого черта?!", осталось вежливо непроницаемым. Да уж, Лоу сегодня превосходит всякие ожидания, галантность так и прет, так и прет. С одной стороны, хотелось утереть нос Рейвенвуду - но неужели же ради этого обязательно было благоволить такому попугаю?

Бекка выдавила на губах сладкую улыбку (как-то так люди стараются улыбаться больным на голову) и, протянув руку, вместо того, чтобы вложить ее в ладонь кавалера, снисходительно похлопала Лоу по плечу.
- Лоу, милый, ты не пойми неправильно, но мы все-таки не на балу, верно? Сегодня настроения для вальса - и вообще, для официоза, - у меня нет, должна тебя разочаровать. Впрочем... - Она лукаво прищурилась, а в следующий момент бойко развернулась к толпе остальных своих гостей. - Минуточку внимания! Никто же не будет против танцев, а? - Гости отозвались, кажется, единогласным одобрительным гулом. - Отлично! Мистер Перкинс, можно нам тогда музыку, пожалуйста?
Бармен, и, по совместительству, организатор ее праздника, кивнул и, взмахнув палочкой, включил музыку, тут же громогласно ворвавшуюся в уши всем присутствующим. Ребекка сама подбирала треки, чтобы не надеяться на радио и в неподходящий момент не услышать вдруг, не дай Мерлин, Селестину Уорлок; поэтому сейчас гости начали двигаться под бодрую рок-н-ролльную мелодию. Свет погас, и на стенах замелькали разноцветные огни.
- Вот все и потанцуем! - с широкой улыбкой на лице, пытаясь переорать музыку, прокричала Бекка практически в уши Лоу и Кью - оба, чтобы услышать ее, согнулись чуть ли не вдвое. - Здорово, правда?
Чувствуя себя свободно и легко, как никогда (особенно от ощущения той ловкости, с которой она избавилась от назойливого танцора-Лоу и - самое важное - от перспективы быть облапанной за талию в угоду танцевальному этикету), Бекка начала незамысловато танцевать под ритмичную музыку, время от времени самозабвенно закрывая глаза и позволяя гибкому телу самому выбирать движения. Два ее ухажера, чувствуя неловкость, тоже стали пытаться выделывать какие-то па, чтобы соответствовать; но теперь смотреть на них под музыку было скорее смешно, чем противно, и это Бекку тоже несказанно обрадовало.

Правда, через пару минут ей пришлось отвлечься: из кармана танцующего Кью вдруг выпрыгнула маленькая коробочка. Она раскрылась от удара, покатилась по полу; из нее выпало что-то блестящее и чуть не угодило Бекке под каблук.
- Кью, осторожно, ты уронил! - Девушка быстро присела на корточки и подхватила блестящую безделушку.
Наверное, если бы Бекка успела бросить взгляд на застывшее от ужаса лицо Кью, она десять раз бы подумала, прежде чем рассматривать находку. Но было уже поздно: на ее ладони лежало маленькое серебряное колечко со знаком бесконечности, усыпанном маленькими бриллиантами... абсолютно такое же, как то, что красовалось у нее на безымянном пальце правой руки.

От "оригинальности" кавалеров в области подарков захотелось плакать. Теперь надо было спасать Квентина от позора... ладно, какого уж там позора, просто детсадовских насмешек соперника - которых, впрочем, обостренное чувство собственного достоинства Рейвенвуда могло и не перенести.

- Ой, Лоу, твое кольцо у меня с пальца соскользнуло, как неожиданно, правда? - захлопала глазами Бекка, украдкой снимая подарок Лоу и пряча его в карман в рукаве, чтобы в следующий момент надеть на палец уже другое кольцо.
Она, правда, не была уверена, что эта уловка сработает.