Воды отошли.

Два слова – два кратких слова заставили меня вскочить с места так быстро, что даже в глазах потемнело. Впрочем, может, это от нахлынувшего волнения?
Мерлин мой. Начинается.
Я бросаю работу – к счастью, начальник сегодня не в настроении меня мучить.
Чтобы трансгрессировать – а более быстрого способа перемещения ещё не придумали, – необходимо сосредоточиться. Никогда ещё в жизни мне не давалось это с таким трудом.
Из Уилтшира до Лондона мой филин долетел часа за три. Может, четыре. Значит, я как раз успеваю.
Взбегаю по лестнице. На мгновение меня останавливает послышавшийся крик Астории. Нет, ничего страшного. Успокойся, сердце.
Какое счастье, что всё это произойдёт здесь, в Малфой Мэноре, где родились многие поколения Малфоев до того – и где нет никого, кроме нас – и специально нанятой сиделки.
По дороге к твоим покоям пробегаю ту комнату – ту несчастливую, злополучную комнату, где умерла моя бабка, рожая моего отца. Я стал чрезвычайно суеверным и не позволял тебе даже входить в неё, не говоря уже о…
– Я здесь, – выдыхаю я, запыхавшийся больше от нервного возбуждения, чем от бега. Улыбка даётся тебе с трудом, но она вполне искренняя. Улыбаюсь и я.
Одного взгляда на сиделку, миссис Тилни, хватает, чтобы понять, что основная часть ещё не началась и что я могу подойти к жене. Я присаживаюсь рядом с кроватью, а ты позволяешь мне поцеловать тебя в левую щёку. Мы ведь не одни.
– Как у нас дела? – задаю я такой, казалось бы, будничный и настолько преисполненный смысла вопрос, протягивая руку и поглаживая тебя по животу через одеяло – даже несмотря на камин, в комнате немного зябко. Миссис Тилни отчитывается, словно постовой, а я не могу отвести от тебя взгляд. Обман ли это зрения или ты и впрямь светишься?
Тебя скрючивает от боли, и ты сжимаешь мою руку. Становится ли тебе легче оттого, что ты причиняешь боль и мне? Я бы, может, и хотел вырвать руку, но не смог – смог лишь подивиться твоей силе. А миссис Тилни суетится и беззастенчиво заглядывает под одеяло. По её лицу я понял: вот оно.
– Мне остаться?
– Иди, – обессилено шепнула ты в ответ.
Я не хотел присутствовать, разумеется, но то, что и ты не хочешь, чтобы я был рядом, отчего-то сделало тебя во стократ дороже для меня. Я сжал твою ладонь в знак поддержки, едва осознавая ещё ощутимые отголоски твоей хватки, и приподнялся, чтобы поцеловать тебя в лоб – долго, пряча волнение, которое ты могла подглядеть в моих глазах. Затем я запечатлел поцелуй на твоей ладони, которую всё ещё держал, и, уже овладев собой, встретился с тобой взглядом.
– Удачи, моя милая.
Сам не знаю, зачем я это сказал.
Я вышел.
Нужно было, наверное, спросить, не нужно ли тебе чего-нибудь, но чем я мог помочь в данный момент? Миссис Тилни позаботится о тебе, – успокаивал я собственную совесть.  Теперь есть деньги, так что нам удалось нанять лучшую сиделку. Она знает своё дело. Она о тебе позаботится, – твержу себе.
Я мерю стремительными шагами коридор, вслушиваясь в происходящее за закрытой дверью. Мерный счёт с ланкастерским акцентом; «Дыши, моя хорошая»; «Тужься, доченька». Всё это – чем дальше, тем больше – сводит меня с ума. Эта непростительная, но тем не менее чрезвычайно трогательная фамильярность миссис Тилни, кажется, успокаивает и меня самого. Но ненадолго.
С каждым твоим криком я словно перестаю жить. Всё моё существо замирает, страшась не услышать нового болезненного вздоха.
Меня одолевают самые потаённые страхи, самые тёмные мысли. Что, если история моей бабки повторится? Даже у себя в уме я не рискую до конца выражать мысль, избегаю прямого называния. Как же мне тогда жить без тебя? В накале чувств я не спешу оправдываться перед собой, что рассуждаю вовсе не сентиментально, а скорее практически, но тем не менее знаю, что говорит во мне страх перемен, страх одиночества – и страх отцовства.
Мерлин, пусть это скорее закончится!
Каждый твой вздох – всхлип. Каждый твой выдох – стон. Я больше не метаюсь по коридору, но сижу, прислонившись спиной к стене, не наблюдая уже часов. Отрезки времени отмеряются частями тела ребёнка, но кажется, этот кошмар будет длиться вечно, а я всё так же никак не смогу облегчить твои страдания.
Вдруг, после особенно продолжительного душераздирающего крика – твоего и миссис Тилни вместе, – послышался третий пронзительный голос. Я открыл глаза, которые, сам того не заметив, зажмурил.
Закончилось.
Казалось бы, с моих плеч сняли – нет, глубже, изнутри достали огромный груз. Но не целиком. Меня всё ещё тревожило, что я ничего не вижу, не знаю, не могу расслышать за плачем ребёнка.
Ребёнок. В любом случае есть ребёнок.
– Мистер Малфой, – позвал меня тихий, даже ласковый голос, а я опомнился лишь спустя мгновение. – Проходите. У вас мальчик.
На столе лежал раскрасневшийся младенец и дрыгал ножками. Он плакал так, словно случилась величайшая трагедия в его жизни, однако мне было от этого очень радостно. Комок нервов, сосредоточившийся где-то между лопаток, растворился, рассосался, стоило мне увидеть его и, повернув голову, его мать. Оба живы и здоровы.
Пока я стоял у входа, поражённый, миссис Тилни запеленала младенца и, легко приподняв, принесла его мне. Я принял его со всей осторожностью и нежностью, на какую был способен, чтобы случайно не повредить того, кто дался тебе – нам с таким трудом.
Покачав малыша в руках, ещё не вполне осознавая факт собственного отцовства, я повернулся к тебе, уставшей и сияющей.
– Пойдём к маме? – спросил я у – ну да – сына.
Я снова присел у изголовья твоей кровати, располагая переставший плакать свёрток так, чтобы тебе было удобнее на него смотреть.
– Надо же… И неужели это мы с тобой создали это чудо? – ты усмехаешься, а я целую тебя в висок. Мы улыбаемся малышу, разговариваем с ним, корчим рожи и в целом ведём себя, как счастливейшие из идиотов.
Покашливанием миссис Тилни даёт мне понять, что вам ещё предстоят дела.
– Пойду напишу нашим родителям. Приглашу их к нам в воскресенье, – объявляю я почти нормальным голосом – в горле как будто застряла улыбка. И прибавляю вполголоса:
– Дафне пока писать не буду, обойдёмся пока без её советов.
Передаю младенца в опытные руки миссис Тилни и ухожу – в настолько приподнятом настроении, что едва не левитирую. Я ощущаю странную, неведанную доселе (и не испытанную больше никогда) лёгкость – впервые в жизни во мне нет страха. Напротив, я полон счастливого предвкушения и ощущения цели в своей жизни: постараться стать хорошим отцом – лучше, чем мой; постараться вырастить своего сына достойным* человеком – лучше, чем я; постараться сделать мир достойным его – лучше, чем нынешний.

В своём кабинете я написал два письма: одно – своим родителям, другое – сходного содержания – родителям Астории.

Дорогие родители,
Астория родила совершенно здорового мальчика. Оба чувствуют себя превосходно.
В воскресенье мы приглашаем вас познакомиться с внуком.
Искренне ваш,
Драко.

* в Малфоевском понимании слова