– Добрый вечер, добрый вечер, – с застывшей гримасой радушия на лице я приветствую прибывающих гостей, стоя подле родителей, игравших свою роль куда как лучше. Но никому не было до меня никакого дела. Я – «виновник торжества» – лишь предлог для светского раута. Я уже давно не в том возрасте, когда говорят, как я подрос и каким прекрасным юношей я становлюсь, а потому гости, кратко поздравив меня, а заодно и моих родителей с днём рождения наследника, стремились как можно скорее найти себе укромный уголок и слиться с окружающей обстановкой, чтобы не пришлось больше сталкиваться с неловкостью поздравительной речи малознакомому (будем откровенны, критерием отбора для гостей была отнюдь не степень их знакомства со мной) 23-летнему юноше.
Раньше мне приходилось часто слышать издевательское предположение, что родители, должно быть, очень мной гордятся. Адресованное мне или им, оно неизменно встречалось одним и тем же унизительным в своей лживости ответом. В нашем нынешнем положении всё же можно было найти положительные черты: больше никто не предполагает у нас наличие гордости вообще.
Я отвлекаю себя мыслями о том, как же моему отцу удалось убедить всех этих людей явиться на данное мероприятие, не желая удостаивать вниманием щекотливое волнение в груди.
– Добрый вечер, мистер Гринграсс, миссис Гринграсс, – Астория, – я провожаю последнюю до её места взглядом, выражающим заинтересованность и недоверие увиденному, и лишь оклик матери возвращает моё внимание к новым подошедшим гостям. Моё краткое, тщательно отрепетированное замешательство, я уверен, не ускользнуло от глаз особенно охочих до сплетен гостей.

Мы провели последние две недели, отрабатывая эту нашу «первую встречу».
Нам нужно было прикрытие – и всё играло нам на руку. Приближался мой день рождения, и Асторию должны были вот-вот впервые вывести в свет – теперь, когда замужество Дафны позволяло их родителям позаботиться о судьбе младшей сестры. Однако о том, что её судьба предрешена, не должен был знать никто.
Две недели мы тайно встречались и – поначалу вместе с более опытными в делах конспирации родителями, но всё чаще наедине – разрабатывали идеальное прикрытие нашей помолвке. Это было продиктовано не только правилами приличия (несмотря на расхожесть браков по расчёту в наших кругах, открыто об этом заявлять считалось моветоном), но и необходимостью скрыть реальное бедственное положение моей семьи. Отсюда – шикарный приём, по большей части проспонсированный моим будущим тестем, где мы с Асторией перед сборищем самых влиятельных волшебников, которых только удалось к этому привлечь, и самых отъявленных сплетников (некоторые даже зарабатывают этим на жизнь) должны будем разыграть первый акт нашей истории любви.

Надо сказать, теперь, когда идея женитьбы уже не была абстрактной, безличной, принципиально деперсонализованной с обеих сторон, она меня больше не отторгала. С самого первого дня нашей помолвки Астория открылась для меня как столь же практичный, сколь и харизматичный человек, а потому я стал воспринимать всё это мероприятие с помолвкой иначе: не как чужой военный план, в котором я – и Астория тоже, раз уж на то пошло, – лишь пешка, лишь схематичная фигурка, удачно расположившаяся для задуманной кем-то комбинации; но как приключение, как авантюру, как величайшее надувательство в истории магического мира. Астория и я – мы сообщники, заговорщики, которым предстоит обвести вокруг пальца весь магический мир, который – уж мы об этом позаботимся – станет следить за развитием наших отношений; сыграть свои роли безупречно, не дав даже самым искушённым и придирчивым сплетникам повода сомневаться в подлинности нашей истории.

– Дамы и господа, – сделав пару шагов в центр залы, я призываю монотонно жужжащую толпу обратить на меня внимание, – дорогие гости, – второе обращение, как второй звонок, призвано дать время присутствующим сориентироваться, а тишине – окончательно установиться, – добро пожаловать. Я счастлив приветствовать вас сегодня здесь и благодарю вас за оказанную мне честь, – говоря это, я обвожу присутствующих  взглядом и, конечно, встретившись глазами с Асторией, останавливаюсь на ней чуть дольше. – Позвольте же не утомлять вас долее прелюдиями и объявить первый танец.
Как по команде, гости отвернулись от меня и стали жадно осматривать залу в поисках партнёра или партнёрши. Я не оборачивался, но спиной почувствовал, как мои родители первыми образовали пару, привычно и грациозно соединив руки. Их примеру последовали многие женатые пары: первый танец они, как правило, проводили друг с другом, но затем, воспользовавшись первой же возможностью, сбегали к другому полюсу залы, чтобы под благовидным предлогом отдохнуть от общества другого в танце с кем-нибудь помоложе и поинтереснее, за игрой в карты или, конечно, сплетничая.
Несколько секунд я оставался на месте, не сводя глаз с Астории, которая достаточно быстро разорвала со мной зрительный контакт, чтобы определить, кого ещё она сумела заинтересовать. Медленным уверенным шагом я двинулся к ней, прерываемый проносившимися мимо меня парами, которым я с улыбкой и кивком уступал дорогу. Пропустив третью пару мимо себя, я вернулся взглядом к Астории и обнаружил, что, пока не замеченный ею, сбоку к ней приближается невысокий темноволосый молодой человек, чьё лицо и несмелая походка были мне смутно знакомы. Возможно, он учился на несколько курсов младше меня – или же был каким-нибудь хаффлпаффцем, Мерлин знает каким образом выбившимся в люди. Конкуренцию мне он, разумеется, составить не мог и уж подавно не угрожал намеченному плану, но всё же сумел вызвать моё неудовольствие тем, что добрался до цели чуть раньше и отвлёк внимание Астории от меня. Впрочем, не надолго: стоит отдать должное моей невесте, которая, удостоив моего «соперника» кратчайшим из взглядов, тут же повернулась ко мне.
Я, словно не замечая препятствий на своём пути, учтиво протянул Астории  руку в знак приглашения и увёл её в гущу танцующих пар. Наши движения слаженны и точны, отрепетированы до натуральности, чтобы любому, кто взглянет на нас, было очевидно, что, кроме взаимного притяжения, которое мы стараемся разыграть, нас объединяет что-то на глубинном уровне – древняя магия, показывающаяся только в танце.
– Ты прекрасно выглядишь, – вполголоса замечаю я. Я даже не лукавлю: мне не нужно было вымучивать из себя заворожённость и рассеянную улыбку, когда приходилось задерживать взгляд на Астории. Однако к нынешнему моменту наш идеальный дуэт стал мне казаться уж больно приторным, а потому, дождавшись, когда комплимент достигнет своей цели и отразится в благодарной улыбке, я добавил как бы невзначай:
– Отсутствие Дафны определённо идёт тебе на пользу. Даже жаль, что никто больше не сумеет этого оценить, – я говорю будничным тоном, деланно скучая, растягивая гласные в своей привычной манере, однако стараясь всё с той же нежностью смотреть на Асторию. – Я верну тебя твоему ухажёру, если хочешь, – то, с какой желчностью я акцентировал слово «ухажёр», удивило меня самого, однако, мельком взглянув на тоскливую фигурку вышеназванного, я отмахнулся от идеи, что причиной тому могла быть ревность, а не презрение.

Отредактировано Draco Malfoy (2017-02-15 22:45:19)

Мы кружимся в танце, и боковым зрением я отмечаю, что к нам прикованы взгляды всех, кто проводит первый танец статично. Меня распирает от самодовольства и желания открыто насладиться восхищением, недоумением, завистью на их лицах, но я не могу: мой взгляд сегодня предназначен только для Астории.
Мне нравится, как отрешённо-уверенно она держится на людях, это очень подходит к моей собственной манере – с той только разницей, что ей это, кажется, даётся легче. Что ж, даже неплохо, если мне будет, чему поучиться у будущей жены: наш союз уже сейчас обещает быть продуктивным и полезным для обеих сторон.
Мне нравится также, как стойко она выносит колкости с моей стороны и как изящно порой отвечает. Её сдержанность подстёгивает моё садистское любопытство: мне интересно нащупать под панцирем тщательно выстроенной защиты мягкую сердцевину, исследовать её болевые точки, спровоцировать её на подлинное чувство, неотрепетированную реакцию. Пока Астория с достоинством выдерживала всё, однако я и не думал сдаваться: достойный соперник лишь стимулирует мой разум.
Первый танец закончился, но время расставаться ещё не настало: второй танец нам тоже суждено провести вместе. Пока Астория склоняется в реверансе, а я с удовольствием наблюдаю за её грацией, я успеваю обдумать ответ.
–  Меня очень разочарует, если ты действительно захочешь танцевать с кем-либо из присутствующих, –  я достаточно тщетно пытался скрыть презрение, так не шедшее образу пылко влюбившегося юноши. – Если у тебя есть вкус и чувство собственного достоинства, ты скорее предпочтёшь весь вечер раскладывать пасьянсы в компании своей матушки, нежели согласишься на танец с этим скучным ограниченным непредставительным плебсом.
Пожалуй, я сказал этим ответом даже больше, чем предполагал. Я знал, что я интеллектуально и по праву рождения превосхожу присутствующих здесь сверстников, я чувствовал себя королём сегодняшнего вечера, я был уверен в себе – как прежде, как в давно забытое довоенное время. Но мне безумно хочется знать, что и Астория считает меня исключительным, что она осознанно предпочитает меня всем остальным. Именно меня, а не иконический образ меня, хотя я и не давал ей шанса узнать меня лучше. Даже наоборот: я невольно веду себя совершенно категориально, совершенно соответствую своей социальной роли. И постоянно проверяю её на прочность – на верность.
Как далеко ты позволишь мне зайти?..

Поставив Асторию перед невозможным выбором: показать себя, танцуя весь вечер, или сохранить моё расположение, выказав подобное моему пренебрежение к собравшимся, я надеялся понаблюдать за её внутренней борьбой и словесным проявлением этой борьбы. Астория, однако, не доставила мне такого удовольствия, предпочтя перевести всё в шутку. Слова её, конечно, подразумевали, что она склонна предпочесть меня всем остальным, но не в достаточной степени, чтобы я воспринял это как окончательное решение с её стороны и свою безоговорочную победу, и, к тому же, она оправдала свой ответ тем, что у меня день рождения.
Подобное отступление с её стороны не могло не подпортить моего настроения: я так рассчитывал на интересную беседу в течение наших двух танцев, в ходе которой я хотел испытать Асторию на прочность, однако вместо этого снова натолкнулся на защиту и не слишком уместный ни в наших реальных, ни в наших придуманных отношениях флирт. Её касание моей щеки, будь оно замечено хоть кем-либо, могло быть неправильно истолковано и навлекло бы дурную славу на неё и, следовательно, на меня. Одни могли предположить, что мы находимся в гораздо более близких отношениях, чем стараемся показать, – что правда, но ставит под удар наш план; другие же могли счесть, что Астория слишком свободно и даже фривольно ведёт себя в обществе, что делает её не идеальной кандидатурой для того, чтобы стать моей женой. Ни одна из версий не является достаточным основанием для отмены помолвки – свадьба состоится несмотря ни на что, но любая из них их в силах осложнить нам жизнь.
Я не стал заострять внимание на этом жесте, предпочтя обсудить это с Асторией после, вдали от посторонних ушей, но инстинктивно чуть напрягся от спонтанного прикосновения человека, которому я этого ещё мысленно не разрешил.
– Люди весьма многогранны в своей ограниченности, – скучающе ответил я, теряя интерес к этому разговору, танцу, Астории и всему сегодняшнему торжеству. С по возможности мечтательным видом я отвёл взгляд, чтобы, ни на ком и ни на чём конкретном не фокусируясь, проверить, произвели ли мы эффект, на который рассчитывали. Некоторые дамы, сбившись в группки и спрятавшись за веерами, перешёптывались и бросали на нас кто восторженные, кто завистливые взгляды. Другие были вынуждены объяснять происходившее менее чувствительным к социальным тонкостям господам, а те внимали с недоумением и – даже беглого взгляда хватает, чтобы это понять, – презрением. Очевидно, даже за столь короткое время Астория успела произвести впечатление на присутствующих и вызвать их недовольство выбором партнёра. Что ж, приятно, что наши чувства взаимны.
Наш второй танец подходит к концу, Астория приседает в реверансе, я кланяюсь ей достаточно машинально, невольно сожалея об окончании самой насыщенной части сегодняшнего вечера. Остаток его мне суждено провести скучая – как внешне, так и, несомненно, на самом деле – и томясь по Астории, тщетно стараясь занять себя общением или танцами с другими девушками, но постоянно мысленно и взглядом возвращаясь к ней. Напиться на собственном дне рождения я не могу, исчезнуть с него тоже, остаётся только дотерпеть до его окончания.
Впрочем…
– Драко, ты не мог бы проводить меня на воздух?
Признаться, в середине вечера я планировал выманить Асторию на улицу, чтобы подогреть к нам интерес общественности, а также обменяться наблюдениями, но никак не ожидал, что наш побег будет её инициативой, и к тому же так скоро. Не уделяя должного внимания причинам такого её решения, я невольно воодушевился, предвкушая авантюру, и, приблизившись к Астории, ответил:
– Хорошо, но сделаем вид, что это я тебя пригласил.
Пригласительно склонив голову в направлении выхода, я предложил Астории руку, и неспешным шагом, стараясь не привлекать к себе внимания (или стараясь сделать вид, что мы стараемся не привлекать внимания), мы направились к выходу из залы. У дверей я пропустил Асторию вперёд, а сам обернулся, чтобы приманить пару бокалов игристой настойки, и поймал взгляд своего отца. Его застывшее лицо выражало непонимание и зарождающийся гнев: он хорошо понимал, что уединение так скоро в наши планы не входило. Он бы многое хотел передать мне своим взглядом, но не успел, так как к нему подошёл один из гостей и вынудил его смягчиться, возвращаясь к роли гостеприимного хозяина дома: впрочем, его прощальный короткий взгляд в мою сторону был строг и весьма выразителен. Я лишь ухмыльнулся, довольный произведённым эффектом: я и сам был заинтригован причиной нашей незапланированной прогулки, но тем интереснее блефовать и заставить наших родителей, которые играют на нашей стороне, думать, что мы задумали что-то, что даже им не ведомо.
[b– Мудрое решение,[/b] – похвалил я Асторию, выходя вслед за ней в сад. И ведь действительно: из двух очевидных вариантов проведения, которые ей оставлял мой косвенный ультиматум, она выбрала третий. Да, это, в сущности, побег от необходимости выбора, но побег – со мной. Я протянул Астории бокал:
– Думаю, мы вправе отметить сегодняшнюю победу: мы успешно завоевали умы всех собравшихся.