Нет, девчонки, убейте меня, всё равно я бледная, как поганка.
Лилс сделала глазки кота из Шрэка, кинув мимолётный взгляд на своё отражение, после того, как Рози и Рокс над ней колдовали, пытаясь привести в более-менее сносный вид. Пусть её щёчки приобрели более человечный оттенок благодаря наложенным Рози румянам, а на губах сиял блеск, зато улыбкой и не пахло. Можешь уложить на реснички килограмм туши, блеска в глазах это не добавит. Лили напоминала себе куклу, которая решила закосить под человека, и так и не поняла, чего ей не хватает. А ей не хватало энергии, хотя она очнулась вот уже как три дня назад.
Лилс, отфыркиваясь от воды, медленно смыла косметику и побрызгала водой на лицо, из-за чего её волосы возле виском начали завиваться, как после дождя. Так странно, ждать человека, которого хочешь видеть меньше всего, понимать, что глаза бы его тебя не видели, а тебе всё равно хочется быть для него хотя бы немного красивой. Лили негромко вздохнула, когда сёстры, расцеловав её, убежали.
Лилс умастилась на кровати, скрестив ноги и в смятении начав теребить покрывало. Бледная, с синяками под глазами, она ещё забавнее выглядела с локонами на голове, которые сотворили ей в приступе вдохновения сёстры. Лилс закусила губу. Ей не верилось, что через двадцать минут придёт Скорпиус Малфой, который в последнее время занял почти все её мысли.
Как ей хотелось его возненавидеть, но она не могла, каждый раз, прорисовывая в мыслях черты его лица, ей хотелось заплакать, как последней кретинке, хотя максимум, что он заслужил, это зашвырнутую в голову подушку и ничего оригинальнее.
Надо было настраиваться на то, чтобы позорно не рассматривать его тонкие пальцы, как у пианиста, когда он явится непонятно зачем. Нет, она не собиралась строить гордую королеву, которой плевать на него, ведь он всё о ней знал, и, благодаря его откровенности, и она знала, что он о ней думает. Но ей нужно было найти силы, чтобы не порадовать его своим разбитым видом. Пусть не думает, что он её сломал. Хотя, её безбашенный поступок, говорил сам за себя, когда Лили Поттер была последовательна.
Она не пыталась снова встать, зная, потратит на это лишние силы, и всё равно закружится голова, лучше было посидеть смирно и мазохистски прокручивать в голове тот разговор. Как всё дурацки вышло, совсем недавно они, пусть со скандалами, руганью и обещаниями друг друга изничтожить, просиживали вместе все вечера, продумывая план по вешанью предкам лапши на уши, пока Лилс не выходила из себя и не давала Скорпу тетрадью по плечу, а он, в ответ, не портил её причёску, зная, что она этого не может терпеть, позволяя только братьям.
А потом дурацкий разговор с Элис в библиотеке, когда она поделилась с подругой, одной из немногих бывшей в курсе их игры в отношения, сомнениями и растерянно сообщила, что ей чертовски нравится Малфой, не понарошку, а на самом деле, Лилс сама не поняла, как и когда так получилось, и не была рада такому открытию, а попросту не знала, что с ним делать. Она, девчонка, которая критиковала дни святого Валентина, походы за ручку от парты до парты и прочую чушь, вдруг поняла, что начала вставать раньше, чтобы, вместо того, чтобы подольше поваляться и побездельничать, скорее начать изображать парочку со Скорпиусом.
Кто бы мог подумать, что и Малфой, как оказалось, умеет греть уши? После того, как Элис ушла и Лилс, взяв с полки нужную для заданий книгу, намылилась в гриффиндорскую гостиную в кои-то веки заняться уроками, как обнаружила перед собой его, с чрезмерно уж аристократически скучающим выражением на лице, в дверях библиотеки, что для неё было подобно кошмарному сну, хотелось пощипать себя и проснуться. Но он всё слышал так хорошо, что Лилс оставалось только провалиться сквозь землю. Но то, что он заявил ей после, заставило её замереть, словно она была из стекла,  скажи он ещё одно слово, и она разбилась бы.
Нет, она не считала, что Скорпиус взял и влюбился в неё, но всё же, она думала, что они начали друг другу доверять, рассказывать какие-то вещи, о которых могли умалчивать, держаться за руки дольше, чем было нужно для их игры и целоваться, напрочь забыть, что они посреди коридора, даже тогда, когда никто и не думал на них смотреть.
Но он вернул её на землю своим рассказом, с каким трудом выносил её общество, чтобы позабавиться над ней, глупой наивной дурочкой, которая размечталась, что он мог позариться на такую пустышку, как она, у которой нет ничего, чем можно попытаться взять парня. Что ему было весело и просто влюбить её в себя, просто от нечего делать, хотя, не совсем, чтобы его отцу и деду было особенно весело при созерцании идиотки, пытающейся понравиться им, словно Скорп и правда мог выбрать такую. Дальше слушать она не стала, так как у неё появилось ощущение, что ещё немного, и её стошнит на его шикарную обувь. Ни в каком в здравом уме ей не пришло бы на ум, что это милаха Нильс Нотт настолько её не переваривает, что готов даже Скорпа, оборотное зелье ему в помощь, изобразить.
Правда, она не думала и сама, что ей хватит ума наглотаться какой-то дряни в кабинете его отца, ничего умнее придумать она не могла. Но сейчас, ёжась и судорожно укутавшись в валяющийся рядом плед, Лилс вспоминала, что её подгоняла не только досада, обида, разочарование, невозможность и помыслить, как смотреть в глаза тому, кто так её ненавидит и перед кем она, словно открытая книга, но и что-то другое, тёмное, как тогда, на турнире, что нашёптывало в её голове слово убей. Только на сей раз подсознание услужливо советовало ей избавить себя от страданий и уговаривало, что от её исчезновения мир ничего не лишится. Эти отголоски тёмной магии, с которой она не прекратила знакомства, вопреки обещанию Алу, и с которой пока так и не научилась бороться.
От всего этого голова шла кругом. Но этого оказалось недостаточно, потому, что он объявился и здесь. Лилс нервно сглотнула ком, вставший в горле, и заставила себя на него не смотреть, он ведь поймёт по глазам, насколько она перед ним беззащитна. Пусть наговорит ей гадостей. Она себя ненавидела за эту слабость, за то, что её слабостью был он.
Мне казалось, ты сказал всё, что собирался, если это не так, то не стесняйся, продолжай.
Ещё немного, и она просто сотрёт бедное одеяло в порошок, но что уж поделать. Лилс вздохнула, не совсем понимая, что он хочет сказать и уж тем более, с чего братья раз сто ей напомнили, что сегодня заявится Малфой. Видимо, просто боялись, что без его вида она снова начнёт дурить. Лилс подняла глаза на Скорпиуса, и вздрогнула. Ведь он, успевший стать для неё кем-то, если не родным, но необходимым. И она снова кусала губу до крови, лишь бы предательски не увлажнились глаза. Хотелось сказать ему столько всего разного, но она выдавила из себя другое. Спасибо на том, что она уже чувствовала себя не так паршиво, чтобы он начал испытывать чувство вины, вот уж что, а проявлять смирение и утешать его она не планировала, пусть только попробует заныть, что поступил не как долбанный джентльмен, она ему, как истинная барышня, даст хорошего пинка по шее.
Ну ты молодец, решил пошутить. У тебя получилось. Надеюсь, хотя бы тебе весело.
Её голос звучал тихо, как же она старалась, чтобы он хотя бы позорно не дрожал, зато у неё, словно ей назло, подрагивали плечи. Лилс не была уверена, что хотела бы сделать с ним, попрыгать по его голове ногами или обнять, и чтобы он её не оттолкнул, но это глупо питаться иллюзиями. Какой же он дурак. Но и она не лучше, он ведь, кажется, её предупреждал, что не так уж лучше своих братцев Ноттов.

Какая она глупая рыжая пигалица, так и хотелось дать себе отрезвляющую оплеуху. Сидит и безотчётно улыбается ему, не кокетливо и не лучезарно, скорее, едва заметно, но это улыбки не отменяет, грустной и разбитой. Эта встреча оказалась для неё куда сложнее всего, что она навоображала себе, и Лили нахмурилась. Он всё такой же джентльмен с этим своим неизменным "здравствуй", в то время, как Лилс приветствовала всех в лучшем случае "салют, чуваки", чаще предпочитая обходиться без этого, сразу переходя к животрепещущим новостям.
Малфой был другим, интеллигентным и умеющим обращаться словами, и теперь, когда она должна бы его ненавидеть, всё равно пробирающим её до нервных клеточек, настолько причудливо в нём сочетались мягкий цинизм и невозмутимая вежливость. Сейчас его голос сложно назвать невозмутимым, и Лили вздрогнула, когда он заговорил, настолько присутствие Скорпиуса здесь казалось ей невозможным. 
Она не может поднять на Скорпа глаза и нервными движениями пальцев поправляет плед, чтобы укутаться до самого подбородка, словно так могла спрятать мысли от него. Какого Мерлина она чувствует радость просто потому, что он пришёл? Явился, ну подумаешь. Но нет, ей много для того, чтобы сердце ёкнуло, не надо, достаточно посмотреть на него, но она не может себе это разрешить, ведь иначе не сможет насмотреться. Скорпи просит прощения, а она судорожно мотает головой.
Не надо. Ты всего лишь сказал то, что думаешь. Но если это важно для тебя, я тебя прощу. Доволен?
Ну пусть снова над ней потешается, какой надо быть дурой, чтобы взять и простить? Он же говорил, что у неё нет ни интеллекта, ни гордости, значит, выходит, не ошибся. А она готова простить его. Понятно, ну стало человеку совестно, но, как бы он её не ранил, в том, что она здесь в таком состоянии, он не виноват, а виновата её мнительная натура и неадекватность.
Будь это просто какой-то парень, который словом задел её, она бы высказала всё в привычных выражениях, которые редко подбирала, но это был Скорпиус, было бы красиво сказать, что он стал ей чужим, но это было неправдой, и, если до него дошло, что его шутка была злой и глупой, она может наступить себе на горло. Только его отношения к ней это не поменяет, получается, извиняется он просто за то, что так ей нагрубил.
И она не хотела, чтобы Скорпиус чувствовал свою вину, если ему нужно её прощение, он его получит, а ей даже плевать, что у неё предательски дрожит голос. Зачем он пришёл? Ей ведь так тяжело от того, что он рядом, но она даже не может взять его за руку, хотя больше всего ей хотелось бы закрыть глаза и представить себе, что не было того противного монолога Скорпиуса, что ничего такого он ей не говорил, и прижаться к нему посильнее, ей так хотелось бы, чтобы он зарылся пальцами в её волосы, Мерлин, да это уже мазохизм, хватит окружать себя иллюзиями, нужно себе напоминать, что она никто для него, даже не подружка по их детским играм.
Как тяжело ей давались эти слова, хотелось зарыться в подушку и никого не видеть, кричать, почему он так с ней поступил, неужели не мог найти слов потактичнее, когда даже Гойлу умеет говорить о его тупости так, что это звучит даже забавно, а не грубо, хотя Гойл и сам знает, что тупой. Разве Лили что-то от него требовала, разве она, чёрт возьми, мешала ему своими неожиданными чувствами? Зачем, ну зачем он так? Ещё лучшим вариантом было бы попросить себе такой наркоз, который бы заставил её ничего не чувствовать, от этих эмоций сплошная мигрень, что б их.
Но, Мерлин, неужели он был виноват в том, что она, как дура, влюбилась в него, они так не договаривались, ведь так? И она бы даже попробовала смириться с тем, что ему на неё наплевать, с чего он должен посмотреть на неё особенным взглядом, на такую обычную и безнадёжно пацанистую?
Но то, что он специально добивался от неё этих эмоций, чтобы посмеяться над ней, в голове не укладывалось,  это означало, что каждая их шутка, каждый проведённый вместе день, пусть и ради ловушки для родителей, оказался ложью, даже улыбаясь ей, поправляя её вечно растрёпанные волосы, да даже рассказывая о чём-то, он лгал? Думал, какая же она идиотка, что ведётся на всё это. Лили скрипнула зубами, забыв даже о той слабости, что была её наследством после комы. Кома, такое страшное слово, но для неё "ему на тебя наплевать" звучало страшнее.
Наверняка, если бы Ал и Джей своими силами могли привести в чувства сестру, не подпустили к ней Малфоя, но она, обычно такая непоседа, походила на аморфного робота, которому нравилось валяться в постели, глядя в одну точку, думая о чём-то своём, и улыбаясь машинально, рассеянно переспрашивая, когда её пытались растормошить. Но она не могла просто взять и забыть всё то время, что они со Скорпиусом проводили вдвоём, ей было с ним настолько комфортно, что она забывала о времени, что нужно идти на уроки, на завтрак и ещё куда-нибудь. Просыпалась в ясном настроении, а как-то раз они так заболтались, что не успели разойтись к отбою, и проторчали всю ночь на кухне, где домовые эльфы подкинули им столько сладостей, что они, причитая, сговорились не есть до конца жизни.
Да что в нём было такое, в этом высокопарном придурке? Да всё, он сам по себе пробирал её до дрожи, то, как смотрел на неё, то, как прищуривался, как сдержанно улыбался, как горделиво шагал по коридорам, сверкая своей осанкой. Она всегда относилась к романтике как к глупости, но, когда он подарил ей цветы, она смешно зарылась в них носом, извозившись в пыльце. И всё равно, что они с пеной у рта спорили, с какими цветочками им надо пройти мимо Драко Малфоя, чтобы он выбесился лишний раз. Тогда она не думала, что шутка выйдет такой не смешной.
Ошибаешься. Я как раз хочу видеть, и ещё больше слышать тебя. Что не отменяет того, что я могу передумать и расшибить тебе что-нибудь о голову, если ты явился сюда меня пожалеть.
Так странно было признать, что она не ненавидит Скорпиуса, вместо того, чтобы с холодным надменным пафосом заявить ему, что он для неё ничего не значит. Эта попытка самоубийства не убила в Лили искренности, она и правда скорее уж кинула в него чем-нибудь, чем сказала бы, что он ей не нужен. Да и зачем, он ведь умный мальчик и прекрасно знает, что это не так, даже умудрись она состроить из себя крутую.
Скорпиус, может, приземлишься куда-нибудь?
Она слабо усмехнулась, что-то раньше она за Скорпом особенной стеснительности не замечала. Лили подняла глаза, и уже не могла оторвать взгляда. Она его видела, он был настоящим, не её сон и глюк. И с таким удручённым видом, что ей даже сделалось не по себе. Неужели она представляет собой настолько жалкое зрелище, что у него при виде неё сердце кровью обливается? Или что, не ожидал, что у его шуточки будут такие последствия?
Но это не вязалось в её голове с его образом, дело было не только в стыде. Он был убитый, подавленный, настолько, что ей хотелось обнять его и сказать, что он придурок, а она лохушка. Ей было так по-особенному больно смотреть на то, что он переживает, хотя ещё недавно злорадно казалось, что это было бы мило с его стороны.
Слушая слова Скорпа, Лили невольно поёжилась. Что-то было не так, она, накрутив на палец прядь рыжих волос, непонимающе на него уставилась. Может быть, она потупела после этого яда? Совершенно ничего не может сообразить. О какой правде он говорит, что ещё за новости? Но почему-то от этого у неё подпрыгнуло сердце, ну что он может сказать ей? Однако, что-то да собирался, и, даже если он намерен соврать о чём-то, ей так хотелось поверить в то, что ему не совсем всё равно. Но, после того, что он высказал ей тогда, это ведь было очевидно. Но почему тогда Ал и Джей пустили Скорпиуса к ней, чего бы не сделали ни за какие коврижки? У неё голова закружилась, и она решительно заговорила.
И чтобы ты уходил, я тоже не хочу. Ладно, рассказывай.
Только теперь, видя его, она осознавала, насколько ей не хватало тех хрупких взаимоотношений, что стихийно накрыли её с головой. Она ещё никогда не смеялась так весело, как с ним, никогда не была так счастлива, как когда он подхватил её на руки со словами, что она ненормальная, раз надумала прогуляться в своих возлюбленных кедах зимой, никогда так не дрожали ресницы, как когда он целовал её. Лилс закусила губу, чтобы в глазах не мелькнули слёзы и, схватившись за подушку, словно спасательный круг, крепко прижала её к себе и приготовилась слушать.

Она подняла на него болезненно блестящий взгляд, словно в лихорадке, только её болезнь звали его именем. У Лилс не было сил, чтобы встать, но их было достаточно, чтобы нахмуриться почти с той же воинственностью, как тогда, на озере, когда он грозился её утопить. И утопил ведь, гораздо более изощрённым способом, интересно, за какие заслуги, за то что рыжая Поттер или за то, что взмазала ему учебником по голове, испортив причёску? Нет, он не мог быть таким, и всё же, он доказал ей обратное, а она, как последняя крейзи вумен, не верила даже своим глазам и ушам, слушая сердце. Он не такой, пусть он её ненавидит, пусть хоть подавится этой ненавистью, пусть окажется последнем гадом, а Ноттам выдадут пару нимбов над головой, но он всё равно самый лучший, кто-нибудь, пристрелите её.
Ударить? Вот уж фигушки, не дождётся. Она могла бы его ударить, и для этого ей ну нужно было его колотить, можно было просто нервно выпалить ему правду, которую он и без неё знал. Я в тебя влюблена. Всего лишь эти слова были бы хуже пощёчины, по крайней мере,слышать их глаза в глаза, от девчонки, которую он довёл до такого состояния своей гнусной шуткой. Или можно было картинно закатить глаза и прошипеть, что, раз уж он решил шутить, то надо было доводить это до конца и не забирать слова обратно о том, какая она идиотка, тупица и прочее. Хотя, он и не забирал, но это его прости было хуже всех красноречивых и сбивчивых красивых речей, которыми он мог бы её осыпать. Она никогда не умела говорить красиво, и завороженно слушала его речь.
Когда она на него запала, она же всегда считала его очаровашкой, но индюком с самолюбием выше его роста. Она же хотела нормально общаться с ним, но скорее из мятежного духа, потому, что нельзя, потому, что папе это не нравится. А тут смотрит прямо в его глаза и не может себя остановить, и начинает понимать смысл фразы, как можно тонуть в глазах дорогого для тебя человека.
И всё же, Лили была противоречивой натурой, а потому, подхватив подушку, на удивление метко запулила ею в Скорпиуса, чтобы не думал, что она тут вся такая ванильная. Такая смешная девчонка с рыжими волосами, прямо как боевая девочка из мультика про дракона - бах тебе по башке, это тебе за что-то там, чмок тебя в щёку - а это за всё остальное. Только вот ей слишком грустно из-за того, что никаких поцелуев у них не предвидится, и всё это было сплошным лицемерием.
Её никогда не трогало лицемерие Ноттов, ей было плевать, конечно, она не была счастлива в тот момент, когда они решили помозолить им с Юджем глаза своими приколами недоносков, но это было другое. И даже не потому, что ожидаемо, а потому, что ей было на них всё равно, в то время, как Скорпиус занял важное место в её душе, а это всегда так обидно, когда ты показываешь свои искренние эмоции, пусть даже это какой-нибудь дурацкий смех в ответ на его шутку юмора, и вынуждена, перебирая в памяти такие важные воспоминания, напоминать себе, что все его улыбки и прикосновения были сплошной фальшивкой. Кстати, о подушке, Лилс вовсе не пыталась избить ею Малфоя, напротив, она ударила его совершенно беззлобно, скорее для вида, чтобы недовольно буркнуть.
Это тебе за то, чтобы больше никогда не просил меня тебя бить.
Она не хочет его бить, обзываться, кричать, придушить, хотя, разумеется, он был прав, и именно такие желания должны были появиться у благоразумного человека, только вот пусть обломится, когда Лилс отличалась благоразумием? Лилс невольным движением растёрла кончики пальцев друг от друга, настолько они похолодели от мысли, до чего же она соскучилась по нему, что у них нет ничего, что их связывало бы на самом деле, и что ему на неё наплевать, всё неправда.
Ей так хотелось побиться головой о стену, чтобы это безумие как-то уложилось в её голове, но она не могла ничего уложить, когда он смотрел на неё так, как не смотрят на тех, кого презирают. Неужели он настолько раскаивается и сочувствует ей, что чуть ли не умиляется при виде её, пусть бледной, но живой? Вот от этого правда хотелось дать ему в глаз. Но это была Лили Поттер, которая ударила за то, что меньше всего хотела его бить.
Ещё какое-то время прошло в напряжённом молчании, в таком давящем, что ей захотелось нести какую-то чушь, говорить с ним о том, что он делал на последнем уроке, спросить, что обещала Мегера сделать с ней за прогулы, которых, разумеется, попытка отравиться не извинит в её понимании, любой бред, только бы не молчание, она даже испугалась, что он просто уйдёт, потому, что ему надоело разыгрывать из себя раскаявшегося героя, махнув на неё рукой, и к глазам снова подступили слёзы, но она даже не потрудилась отвернуться от него, хотя у неё предательски задрожала нижняя губа.
Однако то, что говорил Скорпи дальше, отказалось бы уложиться в её голове, даже не будь она слегка затуманена ядом. Она приложила свою ледяную ладонь ко лбу, словно проверяя свою температуру или просто не имея представления, куда деть руки, затем пропустила прядь рыжих волос сквозь свои пальцы, отстранёно отметив, что её кожа побледнела, как у призрака, а волосы отчего-то стали только рыжее, вот облом для Фреда. Только ей чего-то вовсе не смешно. Что он говорит, что он несёт, чёрт побери? 
Какая же я дура, тупее меня человека можно и не искать. Знала ведь, что Нотт замышляет какую-то гадость, но не думала, что он до такого дойдёт.
Она прошептала всё это тихо, словно безумная, быстро, будто боясь упустить что-то из рассуждений, которые заметались у неё в разуме после его слов. Нотт, чёртов придурок, и она хороша, не словила мышей. Все знают, что больше всего не переносят эти два борца с добром, дружеского участия и заботы. А что сделала Лили? Чуть ли не повисла на шее отца, когда тот, топая по коридорам замка, намеревался допросить Даррелла в аврорате о причастности его к гибели Ким.
Ясное дело, её мнение не сыграло для него какую-то роль, но она попыталась его вразумить и напомнить, что речь идёт об однокласснике Джея, а не закоренелом преступнике, хотя, половина жителей Хогвартсва с этим бы поспорило. Короче, раз уж решила вякнуть слово в защиту Ноттов, надо было переезжать на северный полюс, но она опрометчиво о них забыла, погружаясь в свою сказку, придуманную ей, и совершенно не нужной Скорпу, в чём она по-прежнему не сомневалась.
Вот почему Ал так косился на Джея. Они не поссорились, да?
Она потрясла головой, заторможен но, будто находясь в трансе. Эта мысль была спасительной, для того, чтобы сохранить хоть остатки достоинства, чтобы позволить себе набраться смелости и усмехнуться вслед за этой мыслью. Она представляла себе, как Ал, и без того счастливый дружбой этих двоих, был счастлив, что Джей не послал Нотта на три буквы. А Лили…Джей прекрасно знал, что она бы его поняла и не стала орать, что он предатель. А если бы она не выжила, у него ведь остался бы его «лучший» друг, которого он не хотел потерять даже после того, что он наделал.
Лилс не винила Нила, но просто взять и закрыть глаза на то, что и Джей не винил, ей было сложнее. Но, конечно, она сможет через это перешагнуть, только глупо, она бы не стала доверять таким друзьям при всей её дочерчивости. И всё же, она надеялась, что Скорп поймёт, что ей хотелось до него донести. Если уж Джеймс не счёл нужным сказать Нилу пару ласковых, Скорпи тем более не должен этого делать. Он ведь его брат, и братьями не раскидываются.
Она молчала некоторое время, и ей было нужно это молчание, до неё доходили его слова, проникая в мозг ещё более болезненно, чем выпитый яд. И ей начало лихорадить уже не от холода, а от желания разрыдаться, как маленькая девочка. Она должна была испытать радость? Она бы положила голову на колени Скорпу, спрятавшись ото всех, нет, нельзя. Нельзя забывать, что она по-прежнему для него ничего не значит. Но он её не предавал. Только от этой мысли странным образом в сердце сделалось ещё больнее, и она не узнала свой хриплый голос, словно она рыдала всю ночь напролёт, но на самом деле слёзы были не выплаканные.
Скорпиус, я не хочу ни в чём винить Нила, а тебя тем более. Это я виновата, что всё так вышло, чёртова истеричка. Но, скажи, будь это не Нильс, будь это ты, что, так многое бы изменилось? Ну да, как же. Ты сказал бы мне всё безукоризненно вежливо, но тоже самое.
Он потянулся рукой к её запястью примерно в тот же момент, как её ладонь инстинктивно подалась к его руке, и они оба отдёрнули руки, смущённые этим таким простым, и таким человеческим жестом, который никак не вязался с дикостью ситуации. Почему ей так хочется, чтобы он её обнял, чтобы уткнулся носом в её волосы, когда она должна с ловкостью фокусника метать в него все предметы в этой комнате, чтобы у него не было времени снова жалеть её, потому, что она, наивная дурочка, влюбилась в него. Лучше бы он её презирал и сказал все те слова, что выдал ей Нотт. Лучше бы она этого не слышала, Мерлин.
Нет, это ты меня прости. Мы с тобой договорились, а я полная идиотка, всё испортила. И даже не подумала о том, что мог устроить мой милый папочка тебе, если бы я не пришла в сознание. Я вообще ни о ком не подумала, кроме себя, и тебя чуть было не подставила этим.
Почти беззвучно. Она вновь обхватила свои плечи руками, но уже не отводила от Скорпиуса взгляд. Кто бы мог подумать, она просит у него прощения. И она действительно чувствовала себя бесконечно виноватой из-за того, что он по её глупости мог пострадать. Да даже тот же Нотт. Да пристрелите её, такая она святая. Девочка, которая может приложить вас такими выражениями, что ушки могут увять, но она не хотела проблем на его голову. Значит, Нил рассказал ему про её речь Элис в красках. И он знает, что она чувствует к нему, всё равно знает, и ему всё также на всё это наплевать. Она ему дорога. Интересно, он так говорил Джулии, когда посылал её к чёрту? Мерлин, но почему он запинается на каждом слове? Что всё это значит? У неё шла кругом голова, но меньше всего ей верилось в то, что всё это безумие могло оказаться на проверку тем, что они по-прежнему оба тянулись друг к другу, несмотря ни на что.
И она снова, как тогда, в библиотеке, ощущает, как кровь приливает к щекам и ей хочется забраться под кровать, подпевать песням из плеера дедушки Артура, лишь бы не слышать его пусть не холодные, но безразличные к её персоне слова. Она ему не нужна. Как там говорилось? И мы сможем пить лучи солнца. Только вот они не могут даже друг до друга дотронуться, как огонь и вода, хотя раньше им это не мешало. Он попросил её ударить его, а ей также хотелось услышать от него фразу, ты неплохая девчонка, но для меня ты никто. Она должна принять эту его правду, он ведь не виноват, что она всё всегда портит, и из-за своих глупых чувств умудрилась его потерять.

В ответ на его слова Лили слегка растрепала свои волосы, эти дурацкие локоны мешали ей сосредоточиться, противно соскальзывая с плеч. В этом был её характер, как в тот раз, когда она нацепила каблуки Розы, взяв Скорпа под руку и сообщив, что теперь она не смотрится рядом с ним лилипутом, но уже через пару минут предпочла ходить босиком, слава Мерлину, они хотя бы были в замке, а не снова подались на озеро, которое она про себя называла их озером, так что она уютно поджав ноги, устроилась на диване рядом со Скорпи, облокотившись на парня и активно мешая ему делать домашние задания, с вытаращенными глазами рассказывая ему о том, как Мегера в кои-то веки не выставила её вон за неожиданный вульгарный смех на уроке. Лилс для уверенности покачала головой, словно утрясая в ней мысли, как в какой-нибудь бутылке, и немного рассеянно приподняла брови.
Я думала, что у меня крыша поехала или что я тебя не так поняла, но не о том, что могу тебе не поверить. Глупо, да?
Лили, накрутив на палец прядь волос, неожиданно поймала себя на мысли, что и правда совершенно не усомнилась в его словах. Её мысли метались потому, что никак не могли уложиться по полочкам, настолько сумасшедшей оказалась его правда. Но почему-то она и не думала о том, что Скорп мог ей соврать, хотя, разве не так нужно было бы ей считать после происшедшего. Но, видимо, где-то на подсознательном уровне она верила ему, хотя, может быть, это и стало ценой тому, что она поверила и тогда Нилу. Кстати, о нём, и её брате. Новости не из приятных, но уж какие есть, Лилс даже слегка недовольно повела плечами, мол, пусть так, не вопрос.
Не скажу, что я счастлива это слышать, но это его дело. Но чтобы ты не разговаривал с Нилом, я бы не хотела. Он твой брат. Знаешь, я ведь как-то раз такое устроила Стефани, что Ал мог не разговаривать со мной до конца жизни, а он вместо этого меня обнял. Наверное, зря, надо было дать мне по ушам, но я вообще не к тому. Стеф мне нравилась, но я ревновала её к брату. А я Нила бешу, так что, давай сделаем вид, что его можно понять, только вот методы у него варварские, но, можно подумать, мы с тобой об этом не знали.
Противная слабость мешала ей быть живой, энергичной, какой она была в нормальном душевном состоянии, но также не давала ей слишком яро выражать свои эмоции, так что подушка прилетела в Скорпа достаточно мягко, не в её обычно грубоватом для девушки стиле, над которым он время от времени угорал, но, почему бы им не привнести в их общение что-то новенькое.
Ей было сложно признать, что она тоже не такая уж милая, хотя вряд ли Скорп мог вообразить, что Лилс вытворила фортели немногим лучше Ноттов, другой вопрос, что цели у неё были вполне миролюбивые, как говорится, хотела, как лучше, а вышло, как у Лили. Скорпиус говорил ей, что она светлая, какая-то невозможно добрая девчонка, что таких в природе не водится, и она молчала, не желая его разочаровывать. Но теперь поняла, это не выход. И она расскажет ему и о том, что делала нехорошего. И дело было не только в тёмной магии. Разве она не изводила ни в чём не повинную Стефани, пусть не так, как изводил Лили Нил, но от этого суть не менялась. Почему она считала, что ей можно капризничать, а Нотт себе этого не позволит? Тем более,что его капризы обычно обрушивались на людей градом среди ясного летнего дня.
Скорп, не уходи.
Она, конечно, и не думала, что он намылился просто так убежать, но сам факт, что он поднялся на ноги, слегка напугал девушку, мысли были ещё слегка заторможенными, так что ей померещилось, что он решил, что плохо влияет на её самочувствие или вроде того. В её голосе отчётливо звенело волнение, ей совсем не хотелось его отпускать. Но Скорпиус, вопреки её страхам, напротив, подошёл ближе, она не была уверена, что это здорово, слишком уж хотелось позорно повиснуть у него на шее, как нахальный рыжий баласт. 
Он заговорил, и Лилс пришлось снова кусать губу, чтобы всё же не захныкать, как полная дура. На первый взгляд, ей показалось, что он подтвердил её слова, хотя, и он, в общем-то, и подтвердил. Но затем, слегка покопавшись в собственном туманном сознании, Лили едва заметно ему улыбнулась. Он вполне мог считать её пустышкой, общество которой не вынесет ни один нормальный человек, да ведь примерно это он ей и озвучил на озере. И всё же, он был прав, то, как сказать это, было важно, и разница была. И даже не потому, что мягче или же грубее, просто ей казалось, что они достаточно прониклись друг другом для того, чтобы не хотеть обидеть. А значит, они уже по-своему были не чужими людьми.
Но ведь это значило также и то, что, то, что сказал Нильс дальше, было далеко от истины. Скорпиус не устраивал этот маскарад для того, чтобы посмеяться над ней, не болтал с ней, не считая времени для того, чтобы ранить сильнее. Почему она решила, что он не стал бы так поступать? Потому, что он пришёл к ней. Это было необычайно наивно, но, если бы она и ему перестала верить, то просто спятила бы, настолько ей хотелось взять его за руку и плюнуть на всё, притянув к себе ближе. Она вовсе не пыталась видеть в нём только хорошее, как думали многие, включая, кажется, и самого Малфоя, но это было не так, просто даже в то, что было в нём плохого, она влюбилась в нём. И ей не нужно было, чтобы он менялся или изменял себе.
Я знаю, что ты не пушистый, Малфой. Иногда ты ведёшь себя так, что мне хочется дать тебе по носу. Но то, что сказал Нильс, уже неважно. Это, пожалуй, его мнение обо мне, он может смело им подавиться.
Обращение Лили к Скорпиусу прозвучало так нежно, как она, пожалуй, даже своё фирменное и бесящее его «Скорпи» не говорила. Что до мнения Нотта, ей было невообразимо плевать, о чём она достаточно сообщала Нилу, чтобы до него это дошло, но, очевидно, у него была аллергия на равнодушие. Тех, кто трясся при одном его появлении, он чаще всего игнорировал.
Хотя, Лилс также не могла сказать, что ей наплевать на самого Нотта, так уж вышло, что он брат Скорпиуса, и она даже немного нахмурилась, представив себе, что устроил ему её отец. В том, что Нил сообщил ему о том, что виноват он, а не Скорп, она не сомневалась, и даже не потому, что у Скорпиуса цело лицо, просто Нильс никогда не подставил бы Даррелла или кузена за свои подлые грешки. Вот Джея с Алом бы за милую душу, правда, в то время, как Ал это прекрасно понимал, Джеймс ему верил. Хотя, разве Лили не выглядела столь же наивной со стороны, доверяя Малфою? Ей было плевать, как и Джею, наверное, кто и что думает.
Скорпи.
Почти машинально сказала она в ответ на его такое неожиданное обращение, так обычно звали её братья, её кузены и Рози с Рокс, Скорп же считал, что было в этом что-то пацанистое. Лили же маниакально называла его Скорпи так часто, что он устал противиться этому её порыву и даже стал реагировать на этот вариант имени, правда, когда кто-то другой попытался назвать его так, он ответил столь иронично, что такое желание у бедолаги пропало. Что, разумеется, не касалось Нильса, который елейным приторным голоском называл его именно так, передразнивая Лили, поэтому Лилс всё же старалась так называть Скорпа наедине, чтобы не давать повод кузенам дразнить его так по-детски упрямо.
Лилс не считала, что ей не за что было просить прощения. Слава Мерлину, судя по всему, Скорпиус хотя бы не подумал, что она нарочно решила самоубиться в кабинете его отца, устроив показательное выступление. Подумай она тогда, никогда бы не сделала такой глупости, после чего, вероятно, отношение Гарри к Драко станет особенно ласковым. Впрочем, умей она думать, не принимала бы яд в духе какого-нибудь замшелого романа, которые ей всегда было скучно читать, как бы ненавязчиво ей их не подсовывала Роза с общением, что уж в этом точно есть своя изюминка.
Он не белый и пушистый. Лили почему-то подозревала, что будь на её месте кто-то другой, он также мог придти, как дань вежливости, навестить спятившую истеричку, но уж точно не принялся бы подавать ей подушки и так виниться. Возможно, она ошибалась, но ей казалось, что Скорпиус относился к тем парням, которых отталкивают подобные чисто женской дурости поступки, если бы какая-нибудь подружка сообщила ему, что намерена порезать из-за него вены, он бы не счёл нужным иметь с подобной личностью что-то общего. Конечно, Лили утрировала, но смысл был в этом. Но с ней он вёл себя иначе, мягче, чем с другими, с ней он вообще был другим, не таким замкнутым, отрешённым и мечтающим отодвинуть от себя всякого, кто пытается постучаться ему в душу. Он и оставался таким, но для неё открывался и по-другому, и она обожала эти моменты и ценила, что он делает это исключение именно для неё.
Наивный какой, я и есть мелкая и приставучая Поттер.
У неё немного кружится голова и царапает горло, но ей кажется, что она не ощущала себя такой беззаботно счастливой уже сто лет. Ей всё ещё стыдно, вспоминая глаза отца, братьев, когда она очнулась. Вспоминая то, как плакала Рокс, когда её обнимала, как Роза даже, кажется, впервые в жизни, не сумела подобрать правильные слова. Но сейчас, как бы ей не было стыдно, ей почудилось, словно они очутились во всём мире одни. До неё, наверное, сто лет доходил бы смысл сказанного Скорпиусом, если бы он мимолётно её не поцеловал. И теперь ей начинает вериться, пусть и с лёгким изумлением в то, что Скорпи за неё переживал. От этой мысли она немного восторжена, к своему стыду, но и немало пристыжена, ей совсем не хотелось его огорчать.
Он отстраняется, но Лили медленно, словно всё ещё слегка не верящее в то, что он такой не её сон, обвивает рукой его шею, притягивая к себе, куда-то к шее, мягко проведя носиком по его виску и нежно зарываясь пальцами в его волосы, это какая-то невозможная нежность, которой она не чувствовала ни к кому, пока в её жизни не появился он. Если бы они учились на одном курсе, его бы начали выгонять вместе с ней с уроков за бесконечную болтовню, хотя, кто знает, может быть он, более серьёзный и твёрдо стоящий на ногах, повлиял бы на свою легкомысленную безобразницу.
Тебе и не надо представлять себя без меня, именно с тобой я хочу быть рядом. Ты стал для меня очень важным, я всё время думаю о тебе, и вовсе не о том, как дать тебе по голове книгой, чтобы ты знал.
Он прав, всё непросто, но у неё от него замирает дух, она смущается, как ненормальная, боится называть эти чувства словами, пишет о нём в своём глупом дневнике, кусая карандаш, зачёркивая половину написанного, словно боясь, что такое нельзя рассказывать и дневнику.
Он и она. Лили, как и Скорпи, не хочет разбивать эту их хрустальную сказку, выдавая слишком пылкие признания в этот их конфетно-ядовитый период, у них всё впереди, дело вовсе не в том, что она сомневается, наоборот, это то удовольствием, которое хочется растянуть. И она уверена, что, несмотря на то, что их семьи друг друга не переваривают, она не поставила бы перед ним выбор, даже если Нильс решит придушить её от отчаяния. Просто потому, что у неё тоже есть мама, папа, её братья, и она прекрасно понимает, что значит любить семью, просто, как он сказал, у них всё не так просто.

Слушая Скорпи, Лилс всё больше мрачнела, но вовсе не потому, что он её обидел, просто она вдруг задумалась, что, возможно, он прав. Каково бы ей было, если бы Альбус или Джеймс сделали Скорпиусу что-то по-настоящему гадкое, пусть даже вроде как ради мифического блага сестры? Это было бы куда хреновее принять, чем все выходки Ноттов вместе взятые.Лили не сердилась, наоборот, слегка поджала ушки, словно нашкодившая кошечка, взяв Скорпиуса за руку и положив другую ладошку сверху, пытаясь унять его пыл высказать, какая же она идиотка.
Всё-таки, у неё тоже терпение не безграничное, так ещё и полаяться могут, а этого ей хотелось меньше всего. Но такая уж у неё защитная реакция, если её пытаются пристыдить или указать на её глупость, немедленно рваться в бой, но, после того, как она едва не умудрилась его потерять, именно с ним ей совсем не хотелось так себя вести опрометчиво, чтобы потом жалеть о своих словах и запоздало стрелять глазками, мол, я хорошая, ты же не дуешься на меня, ей хотелось его слушаться и слушать. Пусть бы он говорил что угодно, хотя бы и таблицу по умножению, ненавистную ею.
Скорпиус за словом в карман не лез, и, если большинство одноклассников видели его как спокойного, достаточно самодовольного типа, то Лили уже было известно, как Скорп умел выходить из себя и становиться язвительным настолько, что Ноттам следовало бы торопливо записывать эти лекции за ним, правда, раньше ей даже нравилось немного его провоцировать и отвечать на его хмурые ядовитые комментарии с шутливым задором, щёлкая его по носу для полноты ощущений, а сейчас она притихла, задумавшись, что она за человек такой, оскорбляет и пугает тех, кто меньше всего этого заслуживает, а за всяких гадов стоит горой, ну не дура ли. Но так уж вышло, что брат Скорпиуса не из тех, кто не заслуживает не слишком ласковых комплиментов.
Теперь ей хотелось опустить голову с самым виноватым видом и сказать, ну да, я дура, но необязательно мне об этом напоминать. Правда, это его качество, уметь высказать своё мнение, когда он считает нужным, пусть даже не самое приятное или, Мерлин упаси, льстивое, было ей по душе, лучше уж выпустить пар, чем, нахохлиться и надуться друг на друга. А то, что когда-нибудь потом у них дома будут тарелки летать, это ничего, спорт, не хуже какого-нибудь бадминтона, будут друг друга в тонусе держать.
Предположим, ты прав, но, послушай, Скорпиус. Помнишь, ты всё издевался надо мной по поводу истории с Павлой и её вырванными волосами? Так вот, я ещё имела наглость ей заявить, что Джеймс её не любит и встречается с ней просто потому, что не в состоянии составить компанию той, кто у него в сердце. Ну что, хорошая я девочка? А если бы Павле пришло в голову пойти и убиться.
Не так уж просто признаться в том, какая ты бываешь злобная, когда, по большому счёту, он ценит в тебе то, что ты такая искренняя и светлая, но ведь так справедливо. Чем отличалась та история от этой? Тем, что Павле хватило ума не травиться? Ну да, она просто чуть не взяла и утопилась, но, слава Мерлину, не сообщала об этом Лили.
Разница всё же была, Лили говорила ей правду. Но не стоит делать из мисс Поттер святую, она старалась ради брата и подруги, а что там подумала Павла об этом, ей было наплевать. Но тогда она ещё не совсем понимала, как могут больно ранить чувства, вот то недолгое время, что она думала, будто Скорпиусу она безразлична, заставили её пересмотреть приоритеты, и надо будет непременно извиниться перед Павлой, также, как у неё хватило уму когда-то извиниться перед Стеф за постоянные нападки ни за что. Когда ты так влюблена, что от одного его взгляда по твоей коже летают мурашки, тебе не до войны с девушками своих братьев, напротив, ты ощущаешь себя парящей над всеми своими прошлыми обидами и ревностями, и они кажутся тебе мелкими и бестолковыми перед лицом их настоящего маленького счастья.
Нил виноват во многом, но давай не будем добавлять ему чужих грехов. В том, что я здесь, виноват не он, и не он вкладывал яд мне в руки. И мне плевать, скажет он мне спасибо или нет, я не хочу, чтобы ты терял своего брата по той причине, что он идиот.
Лили тараторила сбивчиво и быстро, спотыкаясь на словах, словно боясь, что Скорпи её не дослушает. Да плевать ей на Нотта, плевать, но вот Скорпиусу не плевать на этого дурня, и она вовсе не хотела лишать его брата своей выходкой.
Ведь в том, что с ней случилось, Нильс не виноват, как бы проще ей не было винить кого-то другого, она вообще не привыкла вешать ответственность на себя, избалованная вниманием братьев, которые слишком потакали ей в любых проказах, но когда-то нужно было взрослеть и самой отвечать за свои глупости.
Нет, ты хотел. Но это ничего, на меня иногда полезно прикрикнуть, и если уж у кого-то есть такое право, то это у тебя.
Она ласково провела ладошкой по щеке Скорпи, проведя ей к его виску и зарываясь пальцами в его волосы снова и снова. Не успели начать встречаться, а сколько встрясок уже довелось пережить их отношениям. Он не пушистый, она не умная, ну чем не идеальная парочка?
Ведь, по большому счёту, этот урок был камнем и в их огород, чувствами не стоит играть, иначе последствия могут быть самыми неисправимыми. Но разрушать очень просто, гораздо сложнее что-то творить, в особенности в таком нежном мире, как чувства, и им предстояло учиться беречь то, что между ними возникло, вопреки всем логичным рассуждениям и разности их, как людей.
Да пусть говорит, что хочет. У меня дома у самой такой вот громкоговоритель, Гарри Поттер зовут.
Как давно она не ощущала такой лёгкости в душе, когда хотелось просто счастливо рассмеяться только потому, что Скорпи рядом и обнимает её. Просто потому, что так нежно произносит её имя, и касается губами её шеи, щекоча носом ушко. Девушка сильнее обвила руками его шею, ласково потираясь щёчкой о его щеку, и едва не урча, словно кошечка. Ей всегда будет мало его поцелуев и его обнимашек, так, что ей хотелось ловить с ним, как манну небесную, каждую их секунду, ревностно оберегая её от других.
Обычно нежность таких моментов любят людям портить все, кому не лень, вот с папы бы не сталось явиться и выразительно похлопать пальцами по часам на запястье, мол, не испытывайте моё терпение, кстати, о папе, Лилс даже, уцепившись за шею Скорпиуса, уселась на кровати, устроившись поудобнее и лукаво ему подмигнув, всё ещё немного смущённая их признаниями и не выпускающая его руки.
Вот теперь узнаю тебя, Малфой. Но, раз уж я вспомнила об отце, ты представляешь, что он учудил? У нас с Джеем и Алом будет брат или сестра. Вот наши старики устроили переполох, не ожидала от них таких свершений.
Лилс негромко хихикнула, шутливо, с не свойственной ей обычно мягкостью, потрепав его за ушко, а затем чмокнув в ухо. Вот два дуралея, которым, видимо, следовало ещё сказать спасибо Нотту, иначе бы так и играли в любовь, вместо того, чтобы признаться себе, что игры закончились.
Правда, выражение Ала от новости, что они со Скорпиусом не то, чтобы не разругались, а очень даже помирились, представлять себе не стоило, он был почти обнадёжен, что его негодница сестра на сей раз проявит хоть какую-то твёрдость, хотя, с другой стороны, может, просто это он так приободрял её не забывать про свою гордость, а сам, со вздохом, понимал, что Лили фиг перед своим Скорпи устоит. Вот Джеймсу лучше было воздержаться от комментарий, он вообще помирился с Нильсом, так что старшему брату будет лучше мирно промолчать.
Что же до будущего брата или сестры, Лили пока смутно представляла себе, качающую на руках малыша, она даже в детстве не особо-то в куколки играла, предпочитая отбирать у братьев машинки и мётлы и сообщать им, что она няшечка и ничего не испортит. Она и правда не портила, просто найти что-либо в разбросанных по всей комнате девушки вещах не была способна даже готовая ко всему Джинни.
Также смутно пока в её голове вырисовывались картины, как именно им со Скорпиусом доказывать своё право на то, чтобы быть вместе, но все эти сложности казались ей ерундой по сравнению с тем, что они держатся за руки. Она бы с ним всю ночь проговорила, весь день и ещё миллион суток, но кто бы им разрешил. Только ей казалось, что даже этого разрешения им было бы недостаточно за всё то время, что они друг друга, теряя, не видели.