Я твёрдым и размеренным шагом приближаюсь к кабинету Дафны Нотт, у которой сейчас, по моим сведениям, не то, чтобы в тесноте и вряд ли в обиде находится Люциус Малфой, который вряд ли, чувствуя себя в относительной безопасности в гнёздышке этой снежной недокоролевы, ожидал приезда ревизора.
Я расправляю спину, нервозно кивнув проходящему мимо сослуживцу. Пусть походка моя ровная и неспешная, всё равно никогда я толком не умел играть в эти игры, и на моём лице слишком отъявленно читались противоречия.
Если раньше, в молодые годы, я сам отчитывал Невилла за излишнюю и неуместную жестокость, то теперь прекрасно понимаю друга, подавшего в отставку, эта сила, которая вложена в твои руки, тебя истончает и заставляет страдать не меньше твоих жертв, благо, что морально.
Я не из тех людей, кому стоит пропускать через себя души людей, будь я психологом, то, пожалуй, свихнулся бы. А я всего лишь ветеран труда, спасибо, хоть табличку "Избранный, мать вашу, мальчик" мне на спину не повесли в наследство от подвигов юности, я, блин, скорее уж тогда тот мальчишка, которому всего-то в свои сорок с копейками уже грезилась пенсия в мечтательных снах.
Наверное, я не могу не признать очевидного факта, власть слегка подпортила меня, и я уже давно не тот добродетельный мальчик, который злится лишь в состоянии аффекта или же, вынужденный делить чужую безрассудную ярость. Тогда я даже её умел в себе сдерживать, но уже давно у меня нет возможности списывать свои косяки на того, кого в мире то уже не существовало. Но вот он объявился вновь, сломав мне кости.
Только кости зажили, а иллюзия того, что что-то способно стереть его лицо с земли, начинала покидать меня, и я не стал бы отрицать того, что ударился в панику, на которую не имею права, занимая столь высокую должность и являясь надеждой для всех тех, кто ещё в меня наивно верит. В ту силу, которая никогда не была моей собственной, лишь ошибкой, неверным шагом Воландеморта, но он не столь глуп, чтобы её повторять, и даже тот факт, что он теперь не бессмертен, меня не слишком ободряет.
В такие минуты меня особенно тянет домой, чтобы ласково притянуть к себе Джинни, уткнувшись в её рыжие волосы губами, а затем, ничего не говоря, подняться в комнату Ала и снова, со вздохом, одолжить у приехавшего на каникулы сына его мантию, спрятавшись ото всех. Знаю, он этого не одобряет, как попытку сбежать от неприятностей, но, видимо, махнул на меня рукой, чем бы не тешился отец, не вешается и ладно.
А ещё я всё чаще вспоминаю родителей, Сириуса и Амелию. До сих пор в голове не укладывается, почему Сириус мне про неё ничего не сказал, и, сидя на том давнем слушании, когда меня могли вышвырнуть из школы, я смотрел в её глаза, и не представлял, сколько она значит для моего крёстного.
Сириус, такой вечный ребёнок, что даже теперь я до конца не понимаю, как он умудрился сохранить в тюрьме эту беззаботность, которая там не пропала, напротив, будто законсервировалась, словно он ждал того дня, когда снова сможет выйти на воздух, оставшись двадцати однолетним в душе. Я же сейчас ощущаю себя почти древним стариком, и мечтаю хотя бы о крупице непосредственности.
Часто думаю о маме, о её тёплых руках, которыми, наверное, она меня обнимала, пытаюсь, прикрыв глаза, вспомнить хоть одно её прикосновение, и не могу. Глупо себя за это ругать, мне был всего лишь год, но я ругаю. Мой отец, Джеймс, и я, как все говоря, его копия. Сколько ненужных мыслей было в моей голове после увиденной сцены в омуте памяти Снейпа, как я боялся, что буду также глумиться над людьми.
Прости, пап, я не дошёл до этого, я тебя переплюнул, и сейчас я дошёл до того, чтобы посадить в тюрьму человека, не успев ещё доказать его вину. Многим я лучше тех, кто тогда покусился на свободу невиновного Сириуса? Но пусть я буду плохим, но задавлю эту гадость Воландеморта, пока он не распространил свои щупальца так далеко, что и не изловить их. Мне не хотелось бы самому терять человеческое лицо, но я пойду и на это, если это пригодится другим, ну а сам не намерен бежать от ответственности за грехи. Я не боюсь справедливого возмездия, и намерен отчитаться за каждый из них, потому, что, по крайней мере, мои грехи не бездумны в своей жестокосердечности.
А что теперь? А теперь мне своим детям смотреть в глаза стыдно, не успел помириться с Джеймсом, как не могу понять, как снова не вызвать его агрессию на свои седины, не успел не напакостить Алу, как тот решил устроить канитель мне, поставив на уши министерство, не успел я почти примириться со Скорпиусом, как его дед меня доконал, а Лили вообще отказывается говорить со мной.
К слову, о Лили, не так уж я плох, когда Джинни мне рассказала, что отпустила её погостить к Розе, я даже не устроил скандал, хотя в нашем доме в последнее время это стало привычным стилем общения. Только не нравится всё это мне, надо будет заехать к Рону и уточнить, чем там бесятся наши девчонки.
Но сейчас я на работе, и должен отбросить все посторонние мысли, чтобы решиться на то, что я должен предпринять. И всё же пульс так противно стучит где-то в шее, потому, что я чувствую свою вину за недавний случай с подследственным. Виновность того была очевидна, и не для меня одного, однако, тот факт, что он покончил с собой, заставил мои и без того не самые аккуратные волосы встать дыбом. Нет, я не повёлся на то, что это был акт демонстрации, Поттер козёл, обычно люди не жертвуют жизнью пусть даже ради репутации, особенно такие скользкие, как он. Он сам принял это решение, и я никак ему на это не намекал.
Но, знаете, бывает такое ощущение, когда ты, сидя в классе, упираешь глаза в пол, когда преподаватель спрашивает, кто стащил его журнал, хотя точно знаешь, что ты этого не делал. Сколько раз меня обвиняли в том, в чём виноват я не был? Но сейчас я не был уверен в том, что невольно не подсказал пусть и пустившему свою жизнь под откос преступнику выход. И теперь мне следовало вести себя осмотрительнее, с кем угодно, но не с Малфоем, с которым мне предстоял непростой разговор, который вернее было бы назвать монологом.
Я размашистым шагом подхожу к кабинету Дафны, за моей спиной болтаются два аврора, больше напоминающих Крэбба и Гойла, чем людей, способных к мысленному процессу, и я, как никогда, ощущаю себя по-идиотски, прямо хоть картину про Драко в школьные годы с меня пишите. А вот и Малфой, выходящий из-за двери со своим надменным и степенным видом. Ну ничего, сейчас посмотрим, как тебе будет весело.
Мистер Малфой, вынужден попросить Вас задержаться.
Не так, чтобы очень давно виделись, и я даже отвожу глаза, чтобы не вспоминать его крики под приправу моим круциатусом. Я тогда был напуган немногим меньше его, никогда не думал, что это заклятье будет у меня выходить так. Ну, вы потусите наедине с душонкой Воландеморта, ещё не на то получите необходимый запал. Единственное, что хоть немного утешало, что до этого самого Лорда мне в тёмной магии далеко, спасибо и на этом. Я откашлялся, ощущая, как всё в глотке пересохло, однако, с деланной, но слишком сомнительной невозмутимостью, поднял на Малфоя глаза.
Полагаю, для Вас не секрет, в чём состоят претензии к Вам министерства. Вы подозреваетесь в совершении особо тяжких преступлений в отношении магглов, четы Бекетов, которые были жестоко убиты в их дома. Не буду утомлять Вас теми подробностями, которые уже озвучил во время нашей приватной беседы, однако, всплыли и новые обстоятельства, весьма любопытные для того, чтобы я передумал в отношении принятых к Вам мер. Вы не можете отрицать, что в Вашем случае всего лишь требование не покидать город не является особо суровым. Но да это неважно, я принял решение, что, до выяснения обстоятельств, Вы будете содержаться в Азкабане.
Я перевожу дух и говорю много и бойко, словно за всем этим лепетом младенца он не сразу разберёт самого главного, а мне, как всегда, не слишком приятно выступать в роли вынужденного палача. Никогда это не было моим стилем, однако моих прав это не отменяло. И одно из них состояло в том, чтобы держать подследственного в тех условиях, которые я сочту для него нужным. Мне не слишком приятно вести себя так, но и рисковать я не имею права, уж точно не ради Малфоя.
Разумеется, улик в моих карманах было куда больше, чем думал Малфой, но то, что он видит меня как очкастого идиота, играет мне на руку, я не намерен давать ему в руки карты, чтобы он раньше времени их подсмотрел и придумал со своей семейкой или ещё лучше, Воландемортом, как бы от этого отбрехаться.
Что же до моих новых обстоятельств, то у них есть имя, Сандра Шминкс, служанка Люциуса и Нарциссы. Не то, чтобы, помятую о Хвосте, я был склонен доверять предателем своих якобы идеалов, однако, тот факт, что Люциус Малфой использовал непростительное заклинание в стенах своего дома заставил насторожиться даже меня, и я даже нашёл возможность в этом удостовериться.  Он совершил большую ошибку, и, хотя я не любитель пользоваться ситуацией, в моём случае, на безрыбье, придётся и дать своим принципам отпуск до того времени, когда чрезвучайность ситуации в стране сменится хотя бы видимостью мира, для начала и это неплохо.

Да, понятное дело, ничего нового я увидеть не ожидал, всё тот же Малфой с его весьма ограниченным, но эффектным, запасом снисходительных усмешек, которые, тем не менее, как бесили меня раньше, так и теперь раздражают почём зря.
Но сейчас я не в том душевном настрое, чтобы скрипеть от этого зубами, откровенно говоря, я бы даже не отказался, чтобы он просто так, ни за что, ударил меня, слишком уж паршиво ощущать себя виноватым оттого, что не готов мучить старика дальше, словно боясь, как бы не помер он от моей руки, случайно, но жутко, предпочитая отдать его на съедению тюремщикам и отчего-то ощущая свои руки от этого ещё больше замаранными во всём происходящем моральном дерьме.
И я не собираюсь открещиваться от того, что виновен в том, что не смог найти другого выхода и, вместо того, чтобы убедить Малфоя сотрудничать и позволить помочь ему уберечь его семью, я пытаюсь раздавить его, как живучего таракана, разными методами. Не просто так, и уж точно не удовольствия ради, но ведь я должен давать себе отчёт, что, если сумею выбить из него информацию, он останется уязвимым перед тем, кого вновь выбирал непонятно за какие заслуги, а есть ли у меня способы, чтобы уберечь его и его родных от этого вполне ожидаемого гнева за невольное предательство? По большому счёту, я сделал правильный выбор, выбирая между спокойствием и жизнью мира и одного весьма сомнительного в своей ценности для народа Малфоя, но на душе так гадко, что хочется отсюда сбежать и спрятаться в старом чулане под лестницей дядюшки Вернона.
И даже моя победа, в том случае, если она будет, над его разумом, вряд ли станет для меня сладкой. Но я ведь вынужден стремиться к тому, чтобы её вкусить не для того, чтобы ощутить внутри себя гордость от проделанной работы, напротив, моей задачей является лишь не отставать от Воландеморта ни на шаг, пока он не придумал что-нибудь новенькое и не прибрал к рукам поддержку тех, от кого бы я меньше всего этого ожидал.
Но я невольно и весьма неплохо изучил Реддла за годы, так сказать, совместной жизни, так что предполагаю, что он не побрезговал бы Малфоем в его нынешнем положении, слишком уж он сноровистый маг, чтобы просто списать его в утиль.
Избавьте меня от Вашего шутовства, Малфой. Тема для беседы у нас серьёзная, и на Вашем месте я бы приберёг юмор до лучших времён.
Откуда дровишки, от Сандры, вестимо. Нет, я навидался в своём Аврорате всякого, так что всякие кляузы оскорблённой прислуги я редко воспринимал всерьёз, но эта заставила меня насторожиться. Малфой, по её безумным словам, применял заклятие Круциатус на Дафне Нотт. Бессмыслица какая-то, однако, невзначай, как бы от делать нечего, приглядевшись к Дафне на работе, я открыл для себя, что её состояние очень напоминало то, что я из себя представлял после пыток Воландеморта.
Конечно, можно было решить, что это было дело рук кого-то другого, ну или даже того же Реддла, что я, в общем-то, и не отметал, взяв на заметку заодно и эту министерскую типа тихоню. Однако, проверив по своим каналам применение непростительного заклинания Малфоем на днях, есть у авроров свои секреты фирмы одуванчик, я был вынужден констатировать, что его не оговорили, и уже за одно это его можно было бы заточить в тюремных стенах на века.
Я корю себя за то, что говорю это слишком нервно, раздувая ноздри в такт этим словам, и снова даю слабину перед этим умеющим своевременно распрямлять спину аристократом, в этом умении ему не отказать.
А я снова ощущаю себя глупым, бездарным мальчишкой, который покусился не на того, заодно в голове пролетают все те угрозы, что он прошипел мне в кабинете допросов, смысл которых сводился к простому и оттого особенно страшному "ты потеряешь всё". Забавно, Реддл говорил мне это в своё время, правда методы лучшего усвоения информации у него были особо мерзкие, как тогда, когда он ворвался в мою душу и мысли, и я чуть ли не проклял себя за то, что клевал носом на Снейповых занятиях по защите сознания от него. 
Я знаю, что для Вас это значит, мистер Малфой, я этого не забыл. Однако, я также не забыл того, что творил с миром тот, кому Вы решили снова полизать пятки, и Вы ошиблись, Малфой. Я не позволю играть в эти дурацкие прятки с людьми.
Я перевожу дух, но от этого на душе не становится легче, я знаю, что поступаю недостойно, и это осознание убивает меня. Если бы я мог вести себя просто как Гарри Поттер, не обременённый своей суетой, я бы посторонился и дал ему пройти, а дальше уж будь так, как будет. Но я глава Аврората и должен сделать так, как будет лучше большинству.
Это важно мыслить так, как мыслил бы преступник, и рассуждать так, как Воландеморт мог бы рассуждать в отношении Малфоя. Как бы противно мне не было, я считаю, у меня получается, но, чем больше я пытаюсь влезть в его шкуру, тем более дико становится от всего бессмысленности существования Реддла, ради которого он готов поглотить всех в своём чёрном огне ненависти ко всему живому, вероятно, лишь потому, что сам он давно мёртв.
Вы являетесь подозреваемым в связях с Воландемортом. Вы думаете, я, не будучи его сторонником, не знаю, как работает тёмная метка? Смею Вам напомнить, у меня также есть его отметина, сэр. Кроме того, я достаточно насмотрелся на его методы у себя в голове, и знаю больше его уловок, чем Вы думаете. Какой же Вы старый глупец. Считаете меня врагом народа, только он убьёт Вас, как только Вы перестанете представлять ему пользу. Да Вы и сами знаете это.
Я продолжаю говорить почти на автомате, настолько мне и самому не хочется вслушиваться в смысл этих слов. Каким бы врагом, вероятно, на сей раз справедливо, не считал бы меня Малфой, я никогда не причинил бы ему такого, что мог бы уготовить этот Лорд как за прегрешения, так и за верность, которую не умел ценить, как не умел ценить ничего, кроме собственной гадкой шкуры, которую оберегал, словно зеницу ока. Однако, игнорировать очередную попытку Малфоя переметнуться к более сильному я не стану, с меня достаточно многочисленных рассказов Сириуса и Рема о том, как Питера всё время гладили по голове, за что и получили нож в спину.
Малфой, слава Мерлину, никогда не был мне другом, ни один из них, да и не последний же я дурак, чтобы пригревать на груди змею, способную на всё, чтобы выслужиться перед своим господином. Только о том, что он, вероятно, всего лишь хочет сохранить свою семью, как и я, в сущности, лучше не думать, что сомнения снова не накрыли меня с головой, соревнуясь в прыти с угрызениями совести. 
В качестве превентивных мер, Вы будете содержаться в колдовской тюрьме Азкабан до окончания следствия по Вашему делу. Вы будете содержаться в одиночной камере, без права на свидания, за исключением нужд министерства, и переписки. Никаких послаблений, Малфой, не трудитесь унижать себя просьбами, эту войну начал не я, а Ваш хозяин.
Слова вроде если вам что-то нужно, лучше сказать об этом мне и сейчас я не могу заставить себя выговорить в его сторону, слишком уж большой насмешкой они бы прозвучали в нашей ситуации. Я не отвожу от Малфоя взгляд, но сейчас в моих глазах нет ненависти и пренебрежения, скорее, смятение и даже какое-то невольное извинение.
Никогда я не любил портить людям настроение и жизнь, но приблизительно в этом заключается моя работа, которую в школьные годы я считал верхом совершенства.
Я знаю, Малфой возненавидит меня, как только до его старческого маразма дойдёт, что с чувством юмора у меня всегда было не очень, если вообще он способен испытывать ко мне более глубокие негативные чувства, чем сейчас.
Однако, я и сам себе начинаю становиться противным, ощущая себя не в своей тарелке от того, что вынужден делать и говорить, словно становлюсь роботом, у которого нет сердца, кого-то напоминает такой расклад. Кого-то, кого я хотел бы напоминать себе меньше всего.
Вероятно, я бы даже с радостью обменялся местами с Люциусом, залихвастски прошествовав в тюрьму, лишь бы избавиться от этого ощущение дежа вю, словно тень Воландеморта снова готова в меня вселиться.
Как сказал Дамблдор, наша с ним связь была столь сильна, какую история магии ещё не видела, однако, её тьма наложила не только отпечаток на мой характер, но также и вечную тень недоверия к самому себе, я снова боюсь просыпаться, чтобы лихорадочно вспоминал, хорошо ли я помню события прошлого дня.
Но сейчас мой страх, пусть и сродни тому, застарелому, всё же иной, я боюсь превратиться в него сам, и сделать из себя монстра своими собственными руками. Но, если Воландеморт не оставляет мне выбора, мне придётся принять его правила игры вслепую. Сейчас не время для добренького всепрощения и понимания, которое может стоить слишком дорого для всего магического сообщества.

Как бы я не был противен сам себе, я отчаянно сдвигаю брови, стараясь хоть немного расфокусировать взгляд, чтобы не видеть тех изменений, что происходят с красками на лице Малфоя, словно не слишком умелый художник, недовольный своей вполне сносной работой, решил одним махом стереть их с его холста.
Я никогда не упивался этим моментом, когда святой закон, что преступник должен сидеть в тюрьме, призывал к ответу тех, кто этого заслуживал, кроме одного случая. Того, когда я, не отрывая лихорадочно горящих глаз, следил за потухающим, становящимся бессмысленным, взглядом Тома Реддла, и моя душа ликовала как никогда. И я был по-настоящему рад тому, что Бузинной палочке удалось с ним проделать. Но не сейчас, какая бы правда не маячила за моей спиной, а вовсе не на стороне Малфоя.
Я Глава Аврората, Малфой, не забывайте. Если у кого-то есть право на что-то подобное, так это у меня.
Я цежу эти слова будто нехотя, наверное, потому, что не могу залихватски выдавить из горла слова, что у меня есть право на всё, может, звучало бы глупо и эффектно, в моём стиле, только по атмосфере холода, словно пронизавшего этот коридор, напомнило бы мне о Воландеморте, который, в отличие от меня, прекрасно понимал тот смысл, что несло в себе настоящее обладание властью над всем живым, он был от него в шаге, и не гнушался пользоваться плодами своих знаний и положения, что же до меня, я не просто опускаюсь, а мерзко и подло скатываюсь до его уровня.
Но я не считаю, что у меня есть право на всё, однако, в военное время у меня также нет права делать поблажки тем, кто может использовать их во вред нормальным людям.
Не нужно всех судить по своему лживому подобию, мне не нужно ничего сфабриковывать, потому, что Вы сами сфабриковали свою жизнь, вместо того, чтобы использовать данный Вам шанс достойно.
Ледяной покров на моей душе начинает понемногу оттаивать, и я не без радости отмечаю, что его обвинения ничуть не задели меня, потому, что я знаю, дело не в том, что я что-то пытался придумать, чтобы унизить или устранить старшего из Малфоев, не мои методы/
Я могу в лицо сообщить ему, что он идиот, хотя знаю, мне будет за это стыдно, но за спиной всем нашёптывать, какой он придурок, это не про меня, видимо, он кое с кем меня перепутал, и это сравнение вовсе мне не льстит.
Возможно, Вы правы, и в отношении Вас можно было обойтись более мирными мерами, однако, я не совершаю одну ошибку дважды, в отличие от Воландеморта. Если Кингсли сочтёт, что я выжил из ума, я готов ответить за своё самоуправство, не сомневайтесь, если это поможет снова уничтожить его. За свои грехи я отвечу сам, однако, он никогда не давал мне выбора, и не оставляет его и сейчас, просто Вы не желаете понимать этого.
Я чертыхаюсь, потому, что невольно принимаюсь оправдываться, лейтмотив моей не спетой песенки, ну скажите, что я не похож на него. Мне было бы даже приятно хоть намёком услышать, что я не тот уровень, чтобы меня с этим вечно живым сравнить, ну разве что способностью выбираться из переделок, с которыми нормальные люди в жизни и не думают сталкиваться.
И всё же, в чём-то моя жестокость продиктовала необходимостью, в отличие от Реддла, у меня нет возможности всё переиграть и попробовать заново, как в каком-то любимом Дадли девчоночьем фильме, где дьявол давал герою кучу попыток завоевать девушку его грёз, издеваясь над ним каждый раз всё более смачно, заставляя жалеть, что вообще когда-то пожелал её. Слава Мерлину, хотя бы не хочется думать, чем там вся эта бодяга закончилась.
Почему, Мерлин дай мне по очкам, мне не в глаз ему хочется дать за его нелепую попытку меня приструнить, словно мальчишку, а нервно кивнуть и, последовав его совету, молча скрыться в своём кабинете, забыв этот эпизод, словно его и вовсе не было. Наверное, просто нечто сродни я ощущал во время тех изматывающих мои сны видений, когда я ощущал себя словно в теле Воландеморта, до сих пор прошибает сознание тот момент, когда он пытал Оливандера, и я, с немым криком на губах, чувствовал, будто заношу для этого свою руку, и с волшебной палочки, такой незнакомой и дикой из-за того, что её прикосновения грели, а не отвращали, мою ладонь, слетала такая магия, что едва не ослепила меня. И я ощущал ни с чем не сравнимое удовольствием от криков истерзанного, с ужасом понимая, что это удовольствием не моё, его словно ко мне подселили, как чужеродный организм.
Пусть я в который раз первым сдаю свои позиции в разговоре с этим высокомерным стариком, который считает, что заслуживает уважения, по меньшей мере, в силу своего потомственно чистокровного происхождения и уж точно прожитых лет, только вот я этого не понимаю.
Он не сделал ничего, чтобы я стал его уважать, да ему никогда от меня это и не требовалось, кроме того, с возрастом разве что недостатки становятся гаже, а вот хорошие стороны не становятся лучше сами собой, если не работать над этим, я могу во всей красе убедиться в этом на собственном примере.
Я смотрю ему в глаза, и сейчас в них нет ненависти, только какая-то мрачная решимость, отстранённая, но не холодная, как бы я не пытался абстрагироваться от того, что, каким бы Люциус Малфой змеем на груди не был, он всего лишь человек, точно также, как я. И я себя чувствую моральным изувером, как Воландеморт, который не дал ни единого шанса моим родителям сделать от него ноги, хотя они даже не были ему нужны.
Я знаю, глупо сравнивать, но неужели тот факт, что я жертвую одним человеком ради блага других делает меня чем-то выше того самого «ради общего блага», от которого меня пытался уберечь наступивший на такие грабли Дамблдор, которому я всегда верил, как слепой котёнок, и продолжаю верить его словам и теперь.
Была какая-то философская мудрость, слушая которую, я, очевидно, временно впал в сонный транс, а потому смогу сформулировать её лишь своим весьма своеобразным языком, так скажем, отсебятины. Короче, на одном пути рельс лежат несколько связанных людей, на другом один, на всех надвигаются составы, и ваша задача кого-то спасти, если принять во внимания, что все они незнакомы вам.
Возможно, нормальный человек без комплекса «я должен всем вокруг за то, что дышу» прошёл бы мимо, оберегая себя вполне основательно, но я бы бросился на выручку. А теперь другой пример, что, если ради того, чтобы спасти это самое пресловутое большинство, вам надо столкнуть кого-то на рельсы? По сути ничего не изменится, но только вы будете чувствовать себя убийцей, как быть тогда. И я понимаю, какой сделал вывод, и от этого волосы встают дыбом с особым безрассудством. Хотя, конечно, они бы и без меня с этим справились, и я рассеянно думаю, что давно бросил попытки расчесать свои вихры, превратив в нечто приличное в общественном понимании, принятом на государственной весьма пыльной работёнке.
Я всё ещё стараюсь не вглядываться в лицо Малфоя, когда тот продолжает сыпать своими угрозами, которые, безусловно, буду прокручивать в памяти вечерами, снова проведёнными в кругу семьи, но в том бездушном ощущении сумасшедшего одиночества, которое ощущал на пятом курсе, кинутый на съедение «Ежедневному Пророку».
Однако, я не шучу и не набиваю себе цену, если общество решит, что я спятил в своём стремлении защищать всех, то я вовсе не собираюсь убегать и пытаться укрыться, возможно, частично я даже ощущая необходимость в том, чтобы получить свою взбучку, которая могла бы снять с меня хоть часть вины за то, что я был вынужден проделать с этим стариком, будь он подлым преступником сколько угодно раз. Он слишком неоднозначен по своей природе, чтобы обращаться с ним так однозначно. Только у меня нет времени отвешивать ему реверансы и растачиваться мёдовыми пряниками, чтобы украсить ими его дорожку в Азкабан.
Нет, я не превышаю свои полномочия, и имею полное право отправить туда любого подозреваемого в особо тяжких преступлениях, что, разумеется, вовсе не сделает мою репутацию, если обвинения не оправдают себя, а себя оправдает Люциус, только мне нужно выиграть время и разбить их с Воландемортом союз пусть даже столь ретивым и не слишком обдуманным способом. Пусть упивается тем, что я готов из-за дурацкого следа от ботинок смешать его с дементорами, мои к нему претензии куда более суровы.
И я докопаюсь до истины, заставив всех увидеть в этом лицемере то, что вижу я, а именно Воландеморта, который стоит за ним невидимой поддержке и придаёт его языку смелости, и страха глазам, потому, что предать его у него нет никакой возможности, и, выбирая из его участей, более мягкая всё же Азкабан.
Но, видимо, всё же не ту я выбрал для себя работу, потому, что смотрю на него, ощущая себя, чёрт возьми, почти Петтигрю, нет, я не хотел бы сравнивать этого белобрысого лешего со своими родителями, упаси Мерлин, да и я ему никто, чтобы предавать, но только слишком хорошо понимаю, что с ним сделает Риддл, если я сумею уничтожить иллюзии Малфоя, что никто не сумеет узнать по их новый союз.
Мне, между делом, также меньше всего хочется играть в эти игры разума, я понимаю, что Воландеморт не даст мне так просто избавиться от Малфоя, и боюсь за свою семью не меньше, чем Люциус. Пока Воландеморт набирает свою мощь, ни один волшебник и маггл в здравом уме не сможет чувствовать себя в безопасности.
Достаточно слов, Вы пойдёте с нами, а как Вам это нравится, можете рассказать надзирателям.
Я вовсе не пытаюсь запугать свою жертву, напротив, говорю довольно строго, чтобы не терять лицо, да ещё потому, что только так могу немного отрезвить себя и не испугаться, как подросток, ощущая себя вовсе не гепардом, а какой-нибудь антилопой, которая случайно загнала в угол старого подлого льва, и никак не может взять в толк, чего он её не сожрёт, а боится. Но Малфою об этом докладывать необязательно, и не его я боюсь, а того, во что превращаюсь сам в том числе и его стараниями.
Мне даже начинает казаться, что Воландеморт и правда бы поржал, заметив, как загнал меня в угол, заставляя опускаться до своих гнусным методов, разве что остаётся надеяться, он бы пожелал разбрасываться такими давними своими сторонниками ради моего скромного негодования, и это слегка подгоняет меня, когда я подаю знак своим подчинённым, чтобы авроры мягко, но бескомпромиссно, взяли Малфоя под руки.

Дафна мерно постукивала карандашом по деревянному столу, за которым сидела, машинально отмечая всю тонкость этого звука, даже в том, что касалось рабочей обстановки, они не терпела ширпотреба. Их беседа с Люциусом вполне удовлетворила её вполне скромные в их ситуации амбиции, и эйфория готова была подступить к ней вплотную, если бы только не её подозрительная особенность ходить и оглядываться, которая не раз выручала её из переделок.
Миссис Нотт была рада появлению Люциуса, с удовольствием угостив его чаем, который, по счастью, её помощница умела варить не хуже Сандры, так что Дафне было даже немного жаль, что придётся отказаться от этой невинной малости роскоши, потому, как это было одно из немногих умений её помощницы, а расхлябанность в делах она не терпела, отметая всех, кто не тянул, безжалостной твёрдой рукой руководителя отдела.
Женщина грациозно поднялась на ноги, чтобы, подойдя к окну, задумчиво обхватить свои предплечья руками и наблюдать, как по стеклу спадают едва уловимые капли только что заморосившего сквозь солнечные блики дождя. Она приоткрыла окно, слегка облокотившись о подоконник, и вдохнув воздух полной грудью.
Дафна, в отличие от многих жизнерадостных плебеев, предпочитала туманную погоду и дожди, не слишком жалуя солнце, впрочем, возможно, это также было связано с полнейшей неспособностью её кожи нормально загорать, так что даже во время отпуска с Тео она щеголяла в шляпе с большими полями. Это ничуть не смущало миссис Нотт, она всегда считала загар мовитоном и элементом пошлой, а не элегантной красоты.
То, что ей пришлось утаить про их маленький секрет с Люциусом от Теодора, Дафне было совсем не по душе, но вы когда-нибудь пробовали заявиться домой Мерлин знает во сколько со словами, дорогой, всё нормально, просто мой названный отец решил поддаться на мои уговоры и использовать круциатус на мне, надеюсь, твой день прошёл не менее ярко. То, что мог Тео ей на это ответить откровенно страшило Дафну, что-то ей подсказывало, что у неё была бы эксклюзивная возможность наблюдать мужа по-настоящему злым.
Она уже отдавала себе отчёт в том, что поступила безрассудно, однако, несмотря на это, оснований для того, на что ей тогда пришлось заставить себя настроиться, это не отменяло, и, судя по нервному тику, который у Поттера уже просто бросался в глаза, она подготовилась к ему милым методам не зря.
Так что, она ожидала от этого нескладёхи много различных, хотя и чего-то в духе простейших организмов, вариаций поведения, но то, что он сделал, не могло способствовать сохранению её в здравом уме. Не то, чтобы она не раздумывала о таком, они с Люциусом даже успели в двух словах, потому, как эта тема была ему неприятно, её обсудить, но, Мерлин и Моргана, она была почти уверена, что они успели опередить Поттера. Потому, едва заслышав разговор на повышенных тонах в коридоре, Дафна твёрдым и спешным шагом направилась на голоса, прекрасно представляя, кому они принадлежат.
На её по-королевски бледной коже не было особенно заметно, до чего она побледнела в тот момент, когда её глаза столкнулись с едва ли не обезумевшим взглядом мистера Малфоя, и она так и замерла, не в силах пошевелиться, на пару секунд, и только после этого её бровь картинно поползла выше, когда она, заставив себя оторвать от Люциуса мягкий, но обеспокоенный взгляд, перевела глаза на Поттера. Ей хотелось бы броситься Люциусу и отцепить эти чёртовые грязные руки авроров от его рук, поотрывав их этим бездельникам, однако, унижать подобным цирковым и бестолковым представлениям и без того обескураженного Люциуса она не могла.
Прошу Вас озаботиться тем, чтобы ознакомить меня с Вашим предписанием, мистер Поттер. Не подвергаю Ваш талант собирать подписи своих подчинённых сомнению, однако, мне хотелось бы убедиться, что мистер Кингсли также это подписал.
Разумеется, она и не надеялась на то, что там найдётся что-то, к чему можно было придраться, но стоило попробовать и поизучать этот, с позволения сказать, документ, это, слово куда более подходящее для подобной макулатуры. Цепко пробежавшись по бумаге глазами, Дафна, силясь, чтобы её запястья не тряслись от негодования, слегка воинственно раздув ноздри, воззрилась на Поттера не самым ласковым из арсенала своих взглядов.
Извольте объясниться, мистер Поттер, что Вы себе позволяете. Давайте успокоимся и поговорим откровенно. Вы имеете право применять те меры, которые считаете нужными, однако, уверены ли Вы, что у Вас достаточно на то оснований?
Голос Дафны звучит немного резко, но не раздражающе негромко, в её привычной манере, она почти гордится собой, что, в отличие от Поттера, нервно не повышает тон, стоит ей сделать это, и Люциус может пострадать от её неумения держать себя в руках, но она это умеет, и прекрасно знает, что подобных Поттеру людей злить необязательно, они как собаки, на которых не нужно брехать, когда вас прижали к стенке.
А вот медленно, но закономерно взывать к зачаткам благоразумия в его скудных мозгах не помешает, только также, как ему вряд ли захочется признать себя трусом на глазах у подчинённых, его подчинённым, по крайней мере, не захочется отвечать за безрассудные поступки, и, также Поттеру выглядеть идиотом, который даже не понимает, что и зачем творит. Она не рассчитывала на успех всего лишь силой своего убеждения, которая для Поттера ещё со школьных времён действовала как красная тряпка на быка, ну как же, мы же сами с усами, всё знаем лучше других. Но сейчас было ко времени напомнить, что он не ученик, а человек с серьёзной ответственностью на плечах, которую не стоит использовать с личной выгодой.
Любая магия в таких случаях всегда оборачивается против тебя, как жаль, что он плохо учил уроки, так как на человеческие отношения это тоже распространяется. Можно подумать, Дафна образец святости. Разумеется нет, упаси Мерлин её от такой участи Поттера, только вот она знает, как играть в такие игры, а он идёт вслепую по очень скалистой тропе.
И ей нужно прямо ему намекнуть на то, что он не убережёт свою шкуру, как бы Поттер не бил себя в грудь на благо других, своя семья и жизнь вряд ли являлись для него бессмысленным звуком, а вот за жизнь Люциуса он вряд ли бы оторвал свой тщедушный зад от просиженного им же стула.
Вы, полагаю, не забыли о существовании закона об ограничении применения особо строгих мер к лицам, достигнувшим определённого возраста. Я уже не говорю о том, что обвинения Ваши просто смешны, и, не побоюсь этого термина, безумны, так что задумайтесь, не подведут ли они прежде всего Вас, мистер Поттер.
Они так и не отрывали взгляда друг от друга, в тот момент, когда Поттер неожиданно ухватил Дафну за запястья, чтобы цедить ей в лицо какую-то очередную чушь обиженного мальчика, которого на уроках часто обходила не только его грязнокровка подружка, но ещё и тихая, но серьёзная слизеринка, вы подумайте, он не забыл.
До чего он был смешон в том, что не способен был взрослеть наряду с другими, однако, Дафна даже не шелохнулась, чтобы его отодвинуть, лишь выше приподняв подбородок с демонстративно непроницательным выражением на лице. Ну до чего это ничтожество предсказуемо, шипит о её связях с Тёмным Лордом, сменил бы пластинку для разнообразия, но, похоже, если кто-то в этой комнате видит Лорда во снах, так это наш мистер Поттер.
Я бы на Вашем месте после учинённого не без участия Вашего сына в министерстве скандала, сидела тише воды.
Она выплюнула ему это в лицо негромко, но эффектно, чтобы заставить этого глупца бестолково захлопать глазами, а затем снова обозлиться на неё. Пусть так, он столь глуп, что не умеет срывать свою ярость на других, и, если его злость перекинется на неё, то невольно отхлынет, словно океанский отлив, от личности Люциуса, так уж устроены эти простейшие людишки.
Дафна умеет ударить не в бровь, а в глаз, неужели он думал, что она и ещё половина министерства ничего не знают о проказах его маленького мальчика. Кто бы мог подумать, до чего докатится Альбус Поттер. Тема была откровенно опасная, если учесть, что у мистера Поттера имелись козыри против обоих её детей, только Дафна, если уж что-то говорила, то не бездумно, увольте, просто она прекрасно понимала, что, если он сочтёт воспользоваться этой своей неосознанной властью над ней с Теодором, то уж точно не из мести.