Нужно отдать должное Стирлингу: ему удалось своей глупостью несколько разрядить атмосферу в зале.
Никто, кроме него, не осмелился привлечь к себе внимания вопросом – ровно таким же образом рассуждают студенты, не выучившие урок. Я, даже понимая, что потупленный взгляд и старательная неподвижность говорят красноречивее открыто испуганного вида, не мог не поддаться студенческому инстинкту.
Однако Стирлинг, за которым я уже заметил – и люто невзлюбил – печальное отсутствие интеллекта, всячески противостоял здравому смыслу и поведению – уж не знаю, осознанно или нет. Его присутствие было выгодно остальным, так как без всяких - вербальных и социальных, по крайней мере, – усилий можно было получить ответы на занимавшие всех вопросы, вычислить, что круг тех, кто очевидно в опасности «зачистки», ощутимо сужается, и расслабиться – и притом официально не выдать малодушного страха за свою жизнь.
Собственно, так я и поступил. Я знал, что за мной проступков не было – кроме бездействия, пожалуй. Но вина в том не моя. Хотелось бы верить, что у Тёмного Лорда с моим отцом было какое-то соглашение на мой счёт – или хотя бы Тёмный Лорд не считал меня достаточно важным, чтобы иметь со мной дело самому, а потому поручил моему отцу шефство надо мной. Как бы то ни было, за мелкие погрешности, если таковые были, я теперь отчитывался перед ним – и на том, надеюсь, дело закрывалось.
Впрочем, я не долго мысленно благодарил Стирлинга.
За несколько минут его диалога с Тёмный Лордом здравый смысл у него так и не появился, а потому ничто не подсказало ему, что лучше ему не упоминать, как он покалечил Скорпиуса в злополучном Хогвартс-экспрессе. Вернее, полностью словами он своего поступка так и не описал, но его взгляда в нашу с отцом сторону было достаточно, чтобы логические пропуски в его речи обрели смысл. Пока новость оседала в моём сознании, я впился глазами в Стирлинга, мечтая обладать взглядом не менее смертоносным, чем у Василиска.
После происшествия в Хогвартс-экспрессе отец сообщил мне по каминной сети, что со Скорпиусом всё в порядке; тогда я даже испугаться не успел. Сейчас же я ощущал, будто жизненно необходимая мне струна, скреплявшая моё душевное спокойствие, лопнула где-то в районе пупка. Запоздало меня накрыло холодной волной страха за жизнь сына – и одновременно с этим обдало жаром жгучей ненависти к Стирлингу и жажды расправы над ним. Я и не подозревал, в какой опасности мой сын тогда находился, я не знал, что на задание отправили в высшей степени неадекватного Стирлинга. Да что уж там, я тогда даже Стирлинга не очень знал. И спал куда спокойнее.
Я ощутил, как всё моё тело напряглось, – словно я не имел к нему больше отношения, словно оно имело собственную волю. Я чувствовал боль в стиснутых зубах, но не осознавал, не контролировал самого стискивания. Неосознанно я подался вперёд и, видимо, собирался встать, но ощутил постороннее давление на левом запястье, стиснутом на подлокотнике. Это отвлекло меня и несколько вернуло в сознание. Я резко выдохнул, обнаружив, что набрал в лёгкие слишком много воздуха – очевидно, готовясь необдуманно высказать что-то Стирлингу. Это намерение, впрочем, до конца меня не покинуло, но меня вовремя перебил отец, чья рука, как я тут же понял, и сжала мою, чтобы предотвратить что бы то ни было, что я собирался сделать.
Я лишь крепче впился пальцами в подлокотники, стараясь сдержать низменное желание придушить Стирлинга голыми руками на глазах у всех Пожирателей. Я напоминаю себе, что со Скорпиусом в итоге всё было хорошо, а со Стирлингом я разделаюсь в зале суда и, очень надеюсь, как-нибудь в тёмном переулке без свидетелей.
Впрочем, вместо меня мучительной смертью Стирлингу сейчас угрожает мой отец. Я уже не противлюсь: ему это удаётся лучше. На его стороне всеобщее уважение (или хотя бы его видимость) и могущественное положение не только в магическом мире вообще, но и среди Пожирателей. И, конечно, репутация жестокого человека и прекрасного дуэлянта. От меня, к которому относятся в лучшем случае снисходительно, любая угроза звучала бы жалко. Особенно сейчас – слишком эмоциональная и недостаточно хорошо сформулированная.
Рука отца до боли сжимает мою, вытесняя из моей головы все мысли о проклятом Стирлинге и перенаправляя мысли в другое русло. Поначалу я – как глупо, право, – подумал, что жест этот призван меня поддержать. Нет. Подавить. Нечему удивляться.
Я уже давно привык, что отец исполняет роль главы семьи на всех её уровнях: сейчас меня совершенно не волнует, что именно он выступает защитником Скорпиуса; уязвляет меня лишь его уверенность, которую в нём невозможно не почувствовать, будто ему Скорпиус более небезразличен, чем мне. Здесь, как и во многих других вопросах, касающихся меня, он заблуждается.
С началом речи моего отца я оторвал наконец взгляд от Стирлинга, которому я поклялся отомстить при первом удобном случае (о, как давно я не практиковал пыточное заклятие!), и теперь смотрел прямо перед собой, лишь поверхностно следя за происходящим, однако стараясь при этом не выглядеть рассеянно. Я услышал оправдание Рэйвенвуда, но не уловил его смысла; я увидел движения Макнейров, но не придал им значения. Моё внимание вернулось ко мне резко и полностью, когда заговорил Тёмный Лорд, – такое действие он на меня имел. В то время как суть его речи меня не касалась – я уже был совершенно уверен, что жизнь моя вне опасности, – меня понемногу, но со всё нарастающей силой стало напрягать, что второй компонент для восстановления силы Тёмного Лорда – создатель крестража – быть всё ещё неизвестен. Как уже было сказано, таковой найден. И едва ли Лорд принял бы частицу души от рядового Пожирателя. Поттер ведь всем рассказал о его сентиментальности в том, что касается символов, и страсти к сувенирам. Кто же сегодня станет его сувениром?
Не без слабого всплеска раздражения я снова услышал голос Стирлинга, снова задавшего вопрос – впрочем, снова достаточно толковый.
Внезапно меня охватило волнение – досознательное, интуитивное, сущность которого я начал понимать, почувствовав шевеление по левую руку от себя.
– Я, – прозвучал голос моего отца, обрушивая на меня страшное осознание.
Вся моя сила воли ушла на то, чтобы рывком не повернуть голову в его сторону и не выпалить рвавшийся из меня вопрос: «Что?!» - по крайней мере, целиком, потому что, прежде чем я взял себя в руки, я резко выдохнул крохотную порцию воздуха – с, должно быть, ему одному слышным шипением. Я сам остановил выдох, посчитав более мудрым не выказывать удивления.
Однако я не мог не облокотиться на спинку стула и не взглянуть на него украдкой. Как ни старался я стереть следы ошеломления с лица, до конца мне этого, должно быть, сделать не удалось. Но все взгляды сейчас прикованы к нему. И я словно видел его впервые в жизни. Сколь же велика его жажда жизни – исключительно хорошей жизни, в его понимании, – что он готов рискнуть всем ради этого? Вряд ли он не осведомлён об опасности его смелого предприятия. В этот момент я позабыл обижаться на него (достаточно по-детски, я знаю), что он не рассказал мне о задуманном: я им восхищался.
Но меня не покидало волнение, зародившееся во мне за мгновения до его ответа. Что, если…?
Отредактировано Draco Malfoy (2015-11-07 21:04:47)
