RE:WIND |
|
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Время и место:
19/08/2021 г., Малфой-МенорДействующие лица:
Draco & Astoria MalfoyСобытия:
- Дорогая, у меня две новости: хорошая и плохая. Хорошая - меня берут в штат Хогвартс, и мы не увидим друг друга целый год. Плохая - я сейчас убью этого полуголого мерзавца, который тебя обнимает в моем же доме.
Сегодня я возвращаюсь домой раньше.
Кажется, я опустился на самое дно, когда позволил отцу замолвить словечко о себе в «Горбин и Бэрк» и устроить меня туда. Единственным утешением была мысль, что и Тёмный Лорд когда-то там работал. Однако тогда времена были другие, а сейчас спрос на тёмномагические артефакты ничтожно мал.
Я не думал, что паду ещё ниже. Я получил письмо из Хогвартса, что, как вы можете себе представить, порядком меня удивило. Я не получал писем оттуда уже более 25 лет. Я долго не решался его открыть, гадая, что же может быть внутри. Учебный год ещё не начался, вряд ли причиной письма мог поступить проступок Скорпиуса. Но чего же ещё они могут от меня хотеть? Это, должно быть, какая-нибудь ошибка.
Но ошибки, конечно, быть не могло, и мне это было известно: адрес на конверте был указан совершенно точно.
Устав гадать, я наконец вскрыл конверт, не особо с ним церемонясь. Письмо от Минервы МакГонагалл содержало то, чего я ожидал меньше всего, - предложение работы. Она предлагает мне вакансию преподавателя Зельеварения, так как, по её словам, наслышана о моих успехах в этой области. То, что она называет успехами, я считаю тратой времени в лаборатории при одной из аптек Косого переулка. Но, и я это ясно понимал, была и другая причина позвать меня на работу в Хогвартс, которую она не назвала: жалость. Я горько усмехнулся.
По сути, возвращение в Хогвартс ничем не хуже прозябания здесь, в Лютном переулке. Там значительно больше людей, а я по ним успел порядком соскучиться здесь. Но эти люди в основном студенты, слишком глупые, чтобы меня интересовать. Остальные люди – мои бывшие преподаватели или некоторые знакомые (Лонгботтом, например), которые со мной знакомы и которые, конечно же, поймут, что в Хогвартс я вернулся не от хорошей жизни. Я не скучал по нему и, более того, никогда не мечтал снова там оказаться, пусть даже на день.
Было и ещё одно отличие. Я буду вынужден поселиться в замке. МакГонагалл пишет, что она готова предоставить мне и моей жене домик в Хогсмиде, но я уверен, что в этом нет необходимости: Астория не поедет со мной. И я не смогу её в этом обвинить: у неё совершенно нет стимула бросать жизнь с остатками былой роскоши здесь и уезжать в Мерлин пойми какой дом в Хогсмиде, оставлять здесь всех своих друзей, родных и, я не сомневаюсь, поклонников – и не получать ничего взамен. Мне нечего ей предложить. С переменой места жительства ничего, ровным счётом ничего не изменится в наших отношениях. Может, на короткий миг нас обоих оживит обустройство на новом месте, однако вскоре я снова буду скучать в её присутствии и тяготиться браком. Но даже не это главная причина, почему она не поедет со мной. Я ей просто не скажу.
Я возвращаюсь домой раньше.
Поразмыслив некоторое время над предложением, я решил принять его. Не то чтобы я выбрал меньшее из двух зол. Я выбрал более новое и менее опостылевшее. Я уже написал письмо с согласием и отказался от дома. Да, вот так – не посоветовавшись с женой. У неё, как мне казалось, не будет никаких причин удерживать меня здесь. Да и потом, её мнение в любом случае не сможет повлиять на моё решение.
Я возвращаюсь домой… и вижу свою жену в объятиях другого мужчины. Мою жену. В моей гостиной. На несколько мгновений я замер в дверях, не ожидав, конечно, такого увидеть. Я догадывался, разумеется, что у Астории кто-то есть. Должен быть. Она красива и ещё молода, а её муж не обращает на неё внимания. После рождения Скорпиуса я настоял на том, что мы должны спать в раздельных спальнях. Этого требуют правила приличия, которые можно, конечно, нарушить, если супруги очень любят друг друга. Но это не наш случай.
Она заслужила кого-то другого, я это признаю. Но не в моей гостиной, чёрт побери!
Удивление сменилось гневом. Особенно когда парочка заметила моё присутствие и, неловко глядя то на меня, то друг на друга, поспешила сменить положение на более соответствующее хорошему тону. Побороть этот гнев мне было сложнее, чем обычно. Должно быть, потому, что он не имеет под собой формальной причины. Я всё прекрасно понимаю: я вернулся раньше и помешал им, в данной ситуации не прав, конечно, я. Злиться на её измену глупо, тем более, что и сам я небезгрешен. И тем не менее, я был в ярости, злясь ещё больше из-за необоснованности этой ярости.
– О, простите, я вам помешал, – справившись с собой, ледяным тоном произнёс я наконец. – Пожалуйста, продолжайте.
Я не тронулся с места, переводя взгляд со своей жены на её любовника. Иронично, он был полной моей противоположностью. Кареглазый брюнет, невысокий, широкоплечий. Он не отличался ни моей бледностью, ни аристократичностью черт. Но, наверное, главное его отличие от меня (за которое, я готов поспорить, Астория и ценит его, если можно так выразиться) – страсть в глазах, непреодолимая жажда жизни, азарт, увлечённость. Взгляд его был живым, в отличие от вечно надменно-скучающего моего.
Я дёрнул уголком рта, давая понять, что предыдущие мои слова были, конечно же, шуткой.
– Я прошу Вас немедленно покинуть мой дом, сэр, - процедил я, сохраняя при этом благожелательное выражение лица. Тем, кто хорошо меня знает, известно, что это не сулит ничего хорошего.
Любовник моей жены посмотрел на неё в нерешительности. Уж не знаю, что он там увидел, но он повернулся ко мне, коротко кивнул – я ответил ему тем же – и, подняв с пола свою рубашке, трансгрессировал. Приятный человек. Легко поддающийся на уговоры. Уверен, Астория верёвки из него вьёт.
Злобная улыбка не сошла с моих губ, когда я перевёл взгляд на Асторию. Долгий, испытывающий взгляд. Я старался прочитать на её лице, что она чувствует в этот момент. Я надеялся найти хоть малейший намёк на стыд. Умница, Астория! Я женился на достойной аристократке. Ни следа раскаяния.
– Вы меня очень разочаровали, мадам, - уже без улыбки, констатировал я. Я мог бы кричать, ругаться, крушить мебель, бить посуду и применять на тебе различные боевые заклинания. Однако это не работает с людьми нашего сорта, не так ли, Астория?
It's strange what desire will make foolish people do.
Дверной замок невнятно повернулся, но я не уделила этому факту должного внимания. Но оно и понятно, я была занята другим, куда более интересным делом. Не далее как минуту назад я благополучно разделалась с галстуком (еще не изобрели такого узла, который бы не смогла развязать женщина в порыве чувств), весьма затруднявший процесс любования телом мужчины, находящегося передо мной. Нет, давайте обойдемся без имен? Не утруждайте себя догадками, вы прекрасно знаете этого господина. Миллионер, филантроп, плейбой. Назовем его кодовым именем «мистер Х». Его лицо с завидным постоянством мелькает в светских хрониках, а с недавних пор, и в моей жизни тоже. Настолько, что он уже успел войти во вкус и особо не утруждает себя соблюдением таких негласных правил этикета, как, например, предупреждение о своем визите. Фата Морганы! Я только успела привести себя в порядок ото сна, как он возник на пороге, лишая меня дара речи своим напором остроумия и обаяния. Сказал, что не мог сомкнуть глаз и всю ночь думал обо мне, вспоминая прошлый вечер. Ну не душка ли, право же? И как ему можно было отказать? Я еще пыталась использовать отговорку, что лучше устраивать наши встречи на нейтральной территории, но, честно говоря, после третьего поцелуя я и сама начала забывать, почему это условие для меня так важно. В конце концов, Скорпиус гостит у Дафны, а мой муж вернется только к вечеру.
Да, я сдалась. Не без боя со своей стороны, но все-таки уступила. Да, я понимала, что еще ни разу не опускалась до.. измены? Мерлина ради, не смешите наших домовиков! Измены четы Малфой – обычное дело. И если Драко думает, что я не знаю о его пассиях, то он наивный болван. Женщины всегда чувствуют такие вещи. А еще тонко чувствуют аромат духов другой женщины. Но Драко далеко не наивен, и уж тем более не болван, в этом надо отдать ему должное. Иногда мне кажется, что ему даже приятно осознавать, что я в курсе его похождений. Это такой особый род мести, за то, что осмелились протянуть руку помощи в трудный для его семьи период, тем самым подтвердив во всеуслышание свое проявление великодушной жалости к Малфоям. Нет, в лексиконе Малфоев нет слова «сочувствие», если только «жалость», слово, к которому все они питают искреннее отвращение. Мне тоже пришлось этому научиться, и теперь я с уверенностью могу сказать, что Малфоями не рождаются, Малфоями становятся. Не от счастливой жизни, разумеется. Но об этом я узнала чуть позже, уже после того, как поняла, что все мои попытки растопить лед в сердце представителя этой семьи, за которого я имела неосторожность выйти замуж, потерпели фиаско.
What a wicked thing to do, to let me dream of you.
What a wicked thing to say, you never felt that way.
Нет, правда, я до сих пор не могу понять, почему все сложилось именно так? Конечно, ты сразу сказал, что не любишь меня, и что этого не изменить. Я была еще юной девушкой, чтобы оценить эти слова со всей серьезностью, а ты не так хорошо знал меня, чтобы предугадать, какой соревновательный интерес вызовут во мне они. Сколько себя помню, я всегда добивалась того, чего хотела. А в тот момент я хотела тебя. Уж кто и был наивным, так Астория Гринграсс, которая поставила перед собой цель доказать Драко Малфою, что он ошибается. Что время, постоянная близость красивого, не лишенного обаяния и ума человека (это я о себе, да-да) способны вызвать ответное чувство даже в таком бесчувственном чурбане, как он. Не получилось. Не потянула, надорвалась. Моя первая и, пожалуй, единственная ошибка. Ты, Драко.
Зато теперь можешь гордиться, я стала настоящим представителем вашей династии. Обросла броней сарказма, научилась держать оборону, не показывать своих слез никому, кроме себя. Астория Малфой знает, чего хочет, и не думает себе в этом отказывать. Даже, как бы грубо это не звучало, пренебрегая принципам негласного этикета, что коль уж ты и изменяешь своему мужу, делай это не в вашей с ним кровати. Формально, я не нарушила это правило, ведь и ночуем мы в разных кроватях, но что-то все равно неприятно зудило где-то внутри о том, что нехорошо изменять под крышей дома мужа. Благо, в этот самый момент и не без помощи гостя шелк моего халата начал сползать, оголив плечи, к которым мистер Х тут же склонился, и все сомнения тут же отпустили меня, предоставляя место желанию получить то, чего я недополучаю от собственного мужа.
Мы еще часто будем возвращаться к теме лекций о повадках славного семейства Малфой и о том, с каким успехом я вливаюсь в эту семью уже почти что двадцать лет, однако, как мы уже говорили прежде, в доме порока появился некто третий. Но так как факт его появления остался незамеченным первыми двумя лицами, нашему взору предстает интереснейшая, старая как мир, курьезная сцена: жена, любовник, и муж в дверном проеме, как немой зритель этого действия.
Не знаю, как долго он так стоял в дверях, наблюдая за нами, могу сказать, что достаточного для того, чтобы вникнуть в сюжет происходящего. В подтверждение этого служит его холодное приветствие и просьба продолжать. Ох уж этот его юмор.
Не знаю почему, но в тот момент я даже не испугалась того, что нас застали. А может, я подсознательно хотела, чтобы он нас увидел? Кого я обманываю, мне ничего не стоило выставить мистера Х за дверь и заставить его встретиться со мной позже, но я ведь этого не сделала, верно?
К моему удивлению мой любовник тоже выглядел довольно спокойно. Если бы он хотя бы в сторону дернулся, ей-богу клянусь, он больше бы ни разу ко мне не прикоснулся. По его лицу можно было сказать, что, возможно, максимум, что он испытывает – так это сочувствие к моему мужу, который попал в неловкую ситуацию. Вот что значит опыт! Готова поспорить, это уже не первая подобная история в практике мистера Х. И уж наверняка, зная быстроту его мысли, я могу допустить, что в эту самую неловкую паузу в его голове прокручиваются возможные варианты развития событий: скандал, дуэль, или же мирное урегулирование событий. Лично я против скандалов. Они так утомляют, эти скандалы! Дуэль тоже не вариант, потому что быть вдовой мне еще рановато, да и не к лицу весь сезон носить траур, а оплакивать мистера Х, не наигравшись им вдоволь, я тоже не горю желанием. К счастью, мой муж тоже не любитель выяснять отношения, а потому в вежливой, но жесткой форме был принять вариант №3, устраивающий всех присутствующих. Но прежде чем удалиться, мой гость в нерешительности посмотрел на меня. Как это мило с его стороны, беспокоиться о моей безопасности! Ну не прелесть ли? И, утвердительно кивнув, я отпускаю его в полной уверенностью, что мне нечего бояться в присутствии мужа. Ну, разве что умереть со скуки и от чувства бренности жизни.
Хлопок трансгрессии сработал на контрасте с тишиной, повисшей между нами с Драко. Найдя точку опоры в спинке дивана, я продолжаю стоять на тот самом месте, где и была обнаружена, наблюдая за тем, каким взглядом Малфой проводил моего гостя. Неужели сравнивает его с собой? Анализирует, делает вывод. А может, я слишком зациклена и много сужу других по себе? Скорее всего, просто провожает его взглядом, чтобы убедиться, что он действительно покинул его дом.
А теперь мое любимое: этап под названием «вы на мне дыру протрете». В чете Малфоев взгляды играют особую коммуникативную функцию, заменяя большую часть речи. Например взгляд «умолкни, ты меня утомила», «сиди не двигайся, я просто мимо проходил», или «пришла добить меня, солнышко?». Сегодня это был взгляд «Ах, Салазар, как низко пала эта женщина», причем в сопровождении наимилейшей улыбки. В ответ я высоко задираю подбородок, создавая эффект, будто это я смотрю сверху вниз на этого человека, с завидным спокойствием посылаю взгляд «не понимаю о чем вы, я женщина приличная». В подтверждение этого, я непринужденным жестом поправляю халат и направляюсь к столику, на котором стоял поднос с приборами.
- Вы меня очень разочаровали, мадам, - бросаешь ты мне в спину, абсолютно лишенным эмоций голосом. - Взаимно, – ухмыляюсь я. Хочешь поговорить об этом? Ну что ж, давай хоть как-то разнообразим нашу семейную жизнь.
- Вы меня тоже, милый. Я была уверена, что не потревожу ваше спокойствие, управившись до пяти часов вечера. - с тем же непринужденным спокойствием, тянущим в определенных обстоятельствах даже на радушие хозяйки, отвечаю я. - Но раз уж вы сегодня рано, может быть чаю? – и, не дождавшись ответа, я наливаю до краев вторую чашку чая. Первый признак моего волнения? Да нет же, я просто хорошо знаю своего мужа. Или все-таки…
Wish I was too dead to care
If indeed I cared at all
Не стану притворяться, что мне известна личность любовника моей жены. Недостаток генеалогии восполняет деньгами. Не лишён таланта. Я бы охотно признал за ним некоторое обаяние, ни будь он любовником моей жены.
И, учитывая всё это, меня крайне удивлял его выбор. Я уже говорил, что Астория ещё достаточно молода и красива, но ведь он мог найти моложе и красивее. И с куда более покладистым характером. Неужели здесь замешаны чувства?..
В тот момент я гордился Асторией и готов был ей аплодировать. Как достойно, как гордо она выглядела в тот момент. Никогда я не видел её такой величественной, как сейчас – пойманную на месте преступления и униженную.
Впрочем, это навело меня на мысль, не устроена ли эта сцена намеренно. Слишком уж всё гладко и слаженно, будто отрепетировано. И только то, что я уволился неожиданно даже для самого себя, удерживало меня от признания этой версии единственной верной.
- Вы меня тоже, милый. Я была уверена, что не потревожу ваше спокойствие, управившись до пяти часов вечера.
Одна эта реплика породила во мне ворох мыслей, никак не упорядоченных и рвущихся вырвать первенство у другой.
Я дёрнул бровью, как если бы сказал: «Вот как?». Причиной моей озадаченности послужило то, что моя жена считает, что я её чем-то разочаровал. И я подлинно не подозревал, что она имеет в виду. Моё раннее возвращение? Или, может, всю нашу семейную жизнь? Или она ожидала от меня какой-то другой реакции?
Решив, что и дальше стоять в дверях просто неприлично, я отсоединился наконец от дверного косяка, служившего мне опорой некоторое время, и вошёл. Мысли мои занимал контраст между «Вы» и «милый», явно выбивающийся из обычной для нас формы общения. С подобными обращениями я смирился, они хоть немного напоминают, что мы не просто живём под одной крышей. Однако обычно мы обращаемся друг к другу на «ты», если только это не ссора. А вот соседство «Вы», характерного для ссоры, и «милый», характерный для перемирия, было новым. И оттого вызывающим вопросы. Вопросы, которые, конечно, я не произнесу вслух.
Расстегнув пиджак, я обрушился на диван. Буквально обрушился – как делаю это в конце тяжёлого дня. Сегодняшний был коротким, однако подавление ярости отнимает достаточно много сил. Я прикрыл глаза и потёр переносицу. Так я продолжал бороться с то и дело снова подступающими вспышками гнева.
- Да, пожалуйста, - согласился я на предложение выпить чаю. Тон мой никак не выдавал, что секунды назад я был охвачен яростью и что даже сейчас я не вполне уверен, что сумел с ним справиться. Словно и не было ничего.
- И не беспокойся, больше я вам не помешаю. Я уезжаю сегодня же, - для пояснения своих слов я бросил письмо из Хогвартса на журнальный столик перед собой – совершенно будничным жестом, будто то была обычная корреспонденция, никак не меняющая мою жизнь. – В моё отсутствие, ради всего святого, - я особенно выделил это последнее выражение, - постарайся не так часто ставить честь семьи под угрозу, попадая под прицел журналистов. Нам обоим известно, моя милая, что до сих пор ваш роман оставался в секрете вовсе не из-за твоей осмотрительности. Кстати, ты уверена, что он купил все газеты?
Честно говоря, меня самого удивляло, как хорошо мне удавалось делать вид, что меня не задела эта сцена в гостиной. И в равной же степени удивляло, что задела вообще. Странно, что я вообще могу подбирать другие слова, ведь в голове моей главенствует одна мысль: «Какого чёрта, Астория?!» Она словно выжжена на моём черепе, она не пропадает и заставляет меня хотеть – больше чем когда-либо за всю жизнь – наплевать на приличие и самообладание. Впрочем, пока я ещё осознаю, что, отпустив себя сейчас, я горько пожалею об этом в будущем. В общем-то, не стоит оно того.
Tied so tight we wound up miles apart
Making simple things so hard ©
Твое самообладание делает тебе честь. Я всегда презирала слабых духом мужчин, но тебя, милый, я всегда уважала за эту выдержку. Даже несмотря на формальный характер нашей семейной жизни. Страшно признаться, но в первые годы нашего брака мой трепет перед тобой затмевал голос разума до такой степени, что я действительно начинала верить в то, что отношения между мужем и женой не могут развиваться в каком-либо другом русле. Я действительно считала, что у нас идеальный брак. Ну и что, что нет любви, но я ведь в сущности и не знала, с чем можно сравнивать то, что происходит между нами. Я никого не любила прежде. Так, мимолетные увлечения школьных лет, которые выветривались из головы в считанные недели. Мои родители прожили вместе всю жизнь и не были щедры на проявление эмоций друг к другу. Мне вполне было достаточно, что ты называешь меня своей женой, что мы живем под одной крышей и соблюдаем правила приличия. Сомнения стали зарождаться во мне после рождения Скорпиуса. Я слишком поздно поняла, что выполнив свою программу по рождению наследника, я перестала интересовать тебя совсем. Вот тогда мне пришлось действительно нелегко.
И вот сейчас ты все так же спокоен. Мне даже обидно, хотя, я привыкла к отсутствию интереса к моей персоне. Если не страдает репутация твоей семьи, ты и ухом не поведешь.
Однако от меня не ускользает то бессилие, с которым ты опускаешься на диван, трешь переносицу, как после рабочей недели. Я удивлена, но не подаю вида. Что могло тебя так вымотать? Работа, которая толком и не успела тебя сегодня затронуть, или теплое крылышко твоей очередной пассии? Или, может быть… неужели приступ ревности собственной жены к другому мужчине? Да нет, что это я, в самом деле. Это из разряда сказок. Я уверяюсь в этом, введусь на твой будничный том. В прочем, мне ведь все равно, что ты чувствуешь.
- И не беспокойся, больше я вам не помешаю. Я уезжаю сегодня же, - я удивленно поднимаю брови. Вот тебе и новость, Астория!
- И куда же, если не секрет? - ставя чашку из старинного фарфора перед мужем, спрашиваю я, как можно старательнее скрывая свой интерес и игнорируя колкость в свою сторону. Надеюсь, не на поиски золота. Это было бы слишком даже для тебя, Драко. В ответ на мой вопрос ты достаешь письмо. Я не особо бережно беру конверт и присаживаюсь в кресло, стоящее под углом к дивану, откидываюсь на спинку. Рассматривая адресата меня совершенно не заботит то, как шелковый халат струиться по моей ноге, закинутой на другую, оголяя ее. Моего мужа уже давно не смущают такие вещи. Ходи хоть в чем мать родила – сомневаюсь, что он и это заметит, если, конечно, я не вздумаю выйти так на улицу. Вот тут он уж точно забеспокоится не на шутку. А что, кстати, неплохая идея.
- Макгонагалл? Собственной персоной? Интересно, - говорю я, не вскрывая конверта. В сущности, совершенно нет дела до того, что там написано, общий смысл и так понятен. Если Драко ушел с работы из-за какого-то письма, значит, ему предложили нечто получше. И, возможно, дело даже не в деньгах, а именно в том, чтобы быть подальше от меня. Не думала, что я так сильно действую ему на нервы. Браво, Астория. Можно на старости лет написать книгу «как отделаться от мужа без головной боли».
- Будешь нести свет знания молодому поколению? Что ж, похвально. Им там давно не хватает жесткой руки, – глядя на Драко поверх нераскрытого конверта, говорю я. Однако, встретившись с ним взглядом, вежливо улыбаюсь, показывая, что я ничего не имею против данной затеи. Какой в этом смысл? Даже если бы и имела, моего мнения здесь давно никто не спрашивает. Разве что Скорпиус, иногда.
- Нам обоим известно, моя милая, что до сих пор ваш роман оставался в секрете вовсе не из-за твоей осмотрительности, - разочарованно вздыхая и отрицательно покачивая головой, я молча подношу к губам чашку с чаем. Если бы ты знал, Драко. Не будь я осторожна, не обошлось бы одной скупкой газет. Да тут пришлось бы вызывать целый отдел стирателей памяти из Министерства! Но зачем все это говорить, ты никогда не ценил меня по достоинству.
- Кстати, ты уверена, что он купил все газеты?
- Настолько, что ты можешь позволить себе не беспокоиться по этому поводу, дорогой, – со всей любезностью отвечаю я. - Его связи это позволяют, – и средства тоже, но об этом я тоже промолчу.
- Уезжаешь сегодня? К чему такая спешка? Август еще не закончился. Ты мог бы поехать вместе со Скорпиусом, – не знаю, зачем я это говорю. Наверное потому, что я слишком не люблю неожиданных новостей. Мне надо переспать с этой мыслью, привыкнуть к ней, осознать ее в полной мере и обозначить для себя все плюсы, извлеченные из этой ситуации. Во-первых, мне больше не придется устраивать этот комендантский час в собственном доме. Я смогу встречаться с мистером Х в любое время не боясь, что нам помешает Драко или пресса. Во-вторых, буду предоставлена сама себе. Ха! Как будто я сейчас чего-то себя лишаю. Но даже несмотря на эти плюсы, перспектива остаться одной в этом доме меня смущает. Возможно, даже пугает. Я еще не поняла. Но если в моих силах получить какую-то отсрочку, надо попробовать это сделать.
Несмотря на то, что мы уже несколько лет далеки друг от друга эмоционально, нас еще никогда не разделяли несколько сотен километров. Брось Астория, с каких пор ты опять стала сентиментальной?
I wanna smoke, so I'll smoke
A calm before the storm
And I'll break, cuz I'm broke
Still pissed... still f*cking bored
Я осознавал, что рискую.
Я не собирался ничего говорить Астории о том, что ей тоже предоставят место, если она того захочет. Более того, я не собирался произносить вслух «преподаватель Зельеварения». Мне было любопытно дать ей письмо и посмотреть, что будет. То есть, не дать, а бросить на стол перед ней. Этот эффектный жест я придумал по дороге домой.
Я предвидел четыре варианта развития событий. Астория либо просто не взглянет на письмо – и тогда мне придётся всё-таки всё сказать самому; либо всё поймёт по конверту; либо прочитает только первую часть письма, где МакГонагалл излагает свою цель и заодно несколько раз лестно отзывается о моих успехах в Зельеварении в школьные годы и позже, в лаборатории; либо прочитает письмо целиком – и в этом случае мне придётся объяснить, почему я не пригласил её с собой.
На третий вариант, признаться, я не слишком рассчитывал, потому что догадывался, что Астория не сможет не зацепить взглядом упоминание своего имени. На первый, впрочем, тоже, так как развитие этого сценария могло бы быть, только если у неё паршивое настроение – настолько паршивое, что она забыла бы про самообладание. Такое случается, как правило, раз в месяц – и мне было известно, что сейчас не это время.
Четвёртый вариант интересовал меня самого. Мне любопытно, как Астория отреагирует на приглашение МакГонагалл и отсутствия приглашения с моей стороны. То есть, было любопытно, когда я не знал, чем занимается моя благоверная в моё отсутствие. Теперь же я очень надеюсь, что, если Астория пойдёт по этому пути, её это очень заденет. Чем больше, тем лучше.
Внешне я сохраняю спокойствие, которое удивляет даже меня самого тем, как это оно контрастирует с взбаламученностью внутри. Я чувствую, что напряжён, что злость утихла лишь на некоторое время, что она жжёт меня изнутри и заставляет искать повода для конфликта. Но его больше нет, и мне некуда выплеснуть накопившееся недовольство. Я выжидаю. Киваю в знак формальной благодарности за чай. Астория этого не замечает, она уже увлеклась рассматриванием конверта. Я с видом безразличности, на которую только способен, отпиваю из чашки и наблюдаю краем глаза за женой.
Она пошла по второму пути, лишний раз доказав мне, какая она умница. Не только догадалась обо всём с первого взгляда, но и избавила нас от ссоры, которой на этот раз нам было бы не избежать, прочитай она письмо целиком, и на которую, не стану скрывать, я отчасти рассчитывал.
- Будешь нести свет знания молодому поколению? Что ж, похвально. Им там давно не хватает жесткой руки.
Я усматриваю здесь сарказм и резко перевожу взгляд на жену. Показалось? Она выглядит довольно доброжелательно. И, судя по её тону, она действительно имела это в виду. Но я не верю. Не верю, что это может быть похвально, хотя вполне допускаю, что Астория может считать, что у меня «жёсткая рука», как она выразилась, и что я действительно могу чему-то научить молодое поколение. Сам я не считаю себя хоть сколько-нибудь хорошим учителем. Я никогда не хотел им быть, меня совершенно не интересует, чем наполнены головы школьников. Более того, я считал эту работу постыдной и лишённой всякого достоинства, а потому очень маловероятно, что я преуспею на новом месте.
Я не удостаиваю её замечание ответом, так и не разгадав, что же она всё-таки подразумевала. Неосознанно и немного нервно дёргаю уголком рта в ответ на её вежливую улыбку, а осознав, возвращаюсь к своему чаю.
I'll keep slipping farther
But once I hold on,
I won't let go 'til it bleeds.
- Настолько, что ты можешь позволить себе не беспокоиться по этому поводу, дорогой.
Астория явно не хочет продолжать эту тему. Так старательно ставит точки и тут же переводит тему, пытаясь не оставить мне возможности для ответа. Что ж, для меня это значит только одно: я не позволю ей этого сделать. Тем более что у меня есть ещё несколько вопросов, которые необходимо прояснить до моего отъезда.
Астория не интересуется, откуда мне известно о её похождениях и скупке газет. Об этом, конечно, можно было и догадаться, но у меня есть неопровержимые доказательства: показания редактора «Ежедневного Пророка» и нескольких дочерних газет, являющейся по совместительству моей любовницей. Впрочем, «любовница» не совсем правильное слово. Оно предполагает, что я её люблю, что, разумеется, не так. Более того, я уверен, что и она меня не любит. Она не замужем и не стремится к созданию семьи, поглощённая работой, однако иногда ей требуется компания. Я спасаю её от одиночества, она взамен представляет мои интересы в прессе. Её функция – не допустить, чтобы в газеты просочилась информация, не угодная мне: будь то измена моей жены, моя собственная или мои материальные трудности. Однако равно как я покину её, как только она потеряет свой пост, и она без всяких сожалений заменит меня кем-нибудь другим. Впрочем, я могу ошибаться.
Насколько Астории не хочется продолжать обсуждать её измену, настолько и мне не хочется обсуждать моё назначение. Очевидно, противоположные темы интереснее. Посмотрим, кто выйдет победителем.
Астория удивлена моим столь скорым отъездом и предлагает мне поехать со Скорпиусом. Я одариваю её взглядом, который можно было бы расшифровать как «За кого ты меня принимаешь?!».
–Я хотел задержаться до завтра, но вижу, что в этом нет необходимости, – нарочито безразлично бросил я. – Мне нужно устроиться на новом месте и подготовить программу на грядущий учебный год, – скучающе-настойчивым тоном пояснил я. – И я считаю ехать в одном поезде со школьниками ниже своего достоинства, - я презрительно скривился. – Да и потом, представь, как это может сказаться на репутации Скорпиуса, - эта мысль пришла мне в голову только что. По моему новому назначению Скорпиус, его друзья, да вся школа поймёт, что дела мои совсем плохи. Мне придётся сильно потрудиться, чтобы создать у всех впечатление, будто я делаю это не для заработка, а из желания нести просвещение или выручить Хогвартс, оставшийся без преподавателя Зельеварения, – ещё не решил. И при этом сохранять достоинство, чтобы никому и в голову не пришло сомневаться в этом. Особенно Скорпиусу. Не желаю, чтобы он стыдился меня. Я бы, пожалуй, стал на его месте. Не знаю, как чувствуют себя остальные дети учителей. Обычно учителя всё же бездетны, так как посвятили свою жизнь науке. А если дети и есть, вряд ли они воспитаны, как Малфои.
- Как давно это у вас продолжается? – тут же поинтересовался я, не давая Астории возможности тоже задуматься о том, как стыдно мне соглашаться на эту работу, и, что хуже, что-нибудь ответить.
Моё внимание сосредоточилось на предложении поехать на поезде 1 сентября, но я совершенно упустил из виду, что между строк читалось предложение остаться. Наверное, оно и к лучшему, иначе я совершенно сбился бы с толку. Зачем Астории нужно, чтобы я остался? Я бы решил, что она чего-то боится, раз не хочет меня отпускать так скоро. Мне бы и в голову не пришло, что причиной могли быть иные чувства.
Hope that you fall in love and it hurts so bad
I hope that you don't suffer but take the pain.
Твой резкий взгляд говорит гораздо о большем, нежели скупые слова, нарочито пронизанные холодом и безразличием. Как тебя задела моя фраза о "жесткой руке", я польщена. Вот мы и добились проявления нормальной человеческой реакции. С недавнего времени это стало моим маленьким хобби - искать пути выявления в муже естественных, искренних эмоций, свойственным каждому человеку. Заинтересованность, удивление, усмешка.
Что же тебя так смутило? Что я что-либо в тебе оценила по достоинству? Ты не доверяешь мне, и это печально. Смысл что-либо придумывать, как-то изворачиваться, лгать, если ты не доверяешь даже правде? Гораздо проще говорить так, как есть. А ведь я действительно считаю, что преподавать в Хогвартсе – это лучший для тебя сейчас вариант. Из всех занятий (а я считаю это именно занятиями, а не работой, потому что за работу получают деньги, а не те жалкие гроши, что даже на моральную компенсацию не тянут), что ты сменил за последние годы, звание «профессор» звучит наиболее представительно. Ты вряд ли поверишь, разумеется, что меня устраивало, когда ты работал аптекарем. Это смахивало на необычное хобби с интеллектуальным оттенком. До крайности мило, и это придавало твоей персоне некий оттенок загадочности. Аристократ твоего круга, с таким состоянием (тогда еще мало кто догадывался о нашем бедственном положении) нашедший себя в аптекарском деле. «Уж не собрался ли он посвятить жизнь тому, чтобы помогать людям?» - спрашивали меня самые смелые. И я с вежливой улыбкой, не позволяющей никому усомниться в том, что благополучней пары, чем чета Малфой, сегодня не существует, поддерживала эту игру. Но работа в «Горбин и Бэрк».. Ниже падать уже некуда. Разве что устроиться на магловскую работу. Учитывая репутацию твоей семьи, пособничество Темному Лорду, было крайне рискованно устраиваться на работу, связанную с темными артефактами. А уж тем более в наши дни, когда контроль министерства за этой сферой крайне велик. Вот если бы Теодору удалось занять пост министра, началась бы совсем другая жизнь. Но безысходность нашего положения толкает тебя на самые странные поступки. Так что уж лучше уважительное обращение «профессор». А я в твое отсутствие позабочусь о том, чтобы люди нашего круга снова начали верить в миф о твоих альтруистических мотивах. Зная то, как ты дорожишь чувством собственного достоинства, тебе стоило бы молиться на такую жену, как я, дорогой.
Что же касается жесткой руки, то тут я, возможно, немного и перегнула палку. Хотя, не скажу, что ты воспитывал меня в нашем браке исключительно пряником. В жесткой форме ты ставил меня перед фактом, что принял решение. Относительно того, что наш брак носит исключительно формальный характер. Или когда сбежал в другую половину дома после рождения Скорпиуса, как будто я стала тебе омерзительна. Или когда в очередной раз сменил работу, не спрашивая моего мнения по этому поводу. Любой женщине важно ощущать, что муж, с которым она являет, по сути, единое целое, хотя бы в незначительной мере, но все же нуждается в ней. Ты же фактически напрочь лишил меня этого чувства, предоставив в круг моих обязанностей разве что выбор цвета занавесок в гостиной, да фасон новых мантии для Скорпиуса. Еще бы, ты посмел избавить меня и от этих, хм, «радостей» жизни, ведь это делалось на мои деньги. Но я никогда не упрекала тебя за недостаток средств. Ты как, еще не начал молиться на меня, дорогой? Давно пора. А впрочем, я рада уже тому, что ты не устраиваешь мне прощального скандала. Благодарю.
– Мне нужно устроиться на новом месте и подготовить программу на грядущий учебный год, – о-да, как будто пролистать оглавление «Расширенного курса Зельеварения» в домашних условия задача невыполнимая. Я бы больше поверила в отговорку о том, что тебе нужно адаптироваться, ведь ты плохо спишь на новом месте, ей-богу это звучало бы правдоподобнее. Но я снова воздерживаюсь от комментариев, а только, поудобнее устроившись в кресле с удивительно умиротворенным выражением, слушаю тебя. К чему показывать, что я не удовлетворена твоим ответом? С какой стати мне вообще думать на эту тему? Я сама себя не понимаю. Чего я жду? Что он вот просто так согласится? Смешно. Не из-за него, а из-за себя. Я мечусь между двух истин. С одной стороны удовольствие, что меня наконец-то предоставят самой себе, с другой, что я останусь в этом большом доме совсем одна. Но даже вся прелесть первого варианта меркнет в своей привлекательности перед моей нелюбовью принимать скоропалительные решения. Опрометчивость – черта, свойственная мне лишь в порыве страсти, но в остальных ситуациях я склонна все обдумывать. А Драко уже все решил, и каждым новым доводом лишает меня этой возможности. Еще чуть-чуть и я начну паниковать от отчаяния. И еще больше паниковать от той странной догадки, которая начала понемногу заявлять о себе в моей голове. О том, что я так давно усердно прятала от себя самой. О том, что, возможно, где-то внутри меня еще теплится какое-то остаточное чувство любви к мужу, которое он так старательно вышибал из меня все эти годы. Да нет, что это я. Всего лишь моя неорганизованность сбивает меня с толку.
– И я считаю ехать в одном поезде со школьниками ниже своего достоинства, – а вот это уже похоже на правду. - Ну разумеется, – я все-таки это сказала. Тихо, бегло, но, дернул же меня за язык лукавый! Прикуси его, Астория, в смысле свой язык. Не хватало еще, чтобы только-только затихший на этапе розжига конфликт не вспыхнул от случайной искры твоей язвительности. Но, Мерлинова борода, как же меня иногда раздражает твоя болтовня о собственном достоинстве! Я понимаю, больше поговорить о нем тебе не с кем, но разве жена не должна получать хоть какую-то компенсацию за использование себя в качестве личного психотерапевта? Говорил бы хоть раз в день, что я чудно выгляжу. Пусть не искренне, формально, но все же хоть какое-то внимание.
– … Да и потом, представь, как это может сказаться на репутации Скорпиуса.
- Скорпиус уже большой мальчик и может за себя постоять при случае, – я пытаюсь ретироваться, перевести разговор в другое русло и хватаюсь за подброшенную тобой же тему. Это не отговорка, я действительно горжусь сыном и тем, какое дала ему воспитание. В первую очередь тем, что все эти годы не отыгрывалась на ребенке за нелюбовь ко мне его отца. Никто не знает, и, надеюсь, даже не догадывается о том, что творится с нашим браком. Это все только между нами двумя.
Я хочу добавить, чтобы Драко не волновался о том, что кто-то может подумать об истинном мотиве его согласия на эту должность, потому что я постараюсь выгодно разыграть эту карту в своих кругах (не ради него, но ради репутации нашей семьи), но на мгновение задумываюсь о том, не воспримет ли это он как лишнее умасливание? Я даже себе кажусь сейчас через чур любезной, хотя это моя обыкновенная маска в общении с мужем, так что наверняка и он это заметил.
- Как давно это у вас продолжается?
Это самое мгновение стоит мне слишком дорого. Я уже сожалею о своей медлительности, но пути к отступлению уже перекрыты. Этот вопрос ставит меня в тупик, и от этого я вдруг ощущаю себя до крайности не комфортно в этом еще минуту назад удобном кресле. Я ищу в голове фразу, за которую можно уцепиться, благодаря которой можно перевести стрелки разговора в другое русло, но все тщетно. Вопрос что называет в лоб. Это нечестно с твоей стороны, Драко! Усыплять мою бдительность, чтобы добиться большего эффекта от подобных вопросов. Ты бьешь меня по больному месту, зная, как я не люблю перескакивать с темы на тему, если сама же и не осуществляю эти перескоки.
А я тоже та еще дура. Повелась на то, что тебя не волнует сцена, которой ты стал свидетелем. Подумала, что тема закрыта, а еще и порадовалась этому. А тебя, значит, все же задело. Только я до сих пор не могу понять, что именно. То, что сцена развернулась в стенах Малфой-Менора, или же тот факт, что ты уже не теоретически, а фактически носишь звание рогоносца?
- Ты спрашиваешь потому, что хочешь знать, сколько раз мы встречались здесь, под крышей нашего дома без твоего ведома? – нарочно делаю акцент на слове «нашем». Мне так хочется заставить тебя почувствовать на себе этот укол самолюбия, который ты сам совершаешь периодически в мою сторону. Несмотря на все те же спокойные интонации своего голоса, чувствую, как мои пальцы сильнее сжимают блюдце. От греха подальше ставлю прибор на стол, подаюсь вперед к мужу. Это скорее психологический шаг, пусть видит, что мне нечего скрывать. Если ему так будет угодно, может даже принять этот ответ как акт доверительных супружеских отношений. Чисто платонические чувства. И пусть вас не смущает это определение – в семье Малфой свои определения человеческих чувств.
- Нисколько. Сегодня это случилось впервые, и, как ты знаешь, не увенчалось успехом. – я усмехаюсь (надеюсь моя горечь не была при этом очевидна). Зато одним обескураживающим вопросом меньше. Это я на тот случай, если тебе, мой милый, вдруг захочется поиграть в ревнивца и узнать конкретнее, сколько раз за сегодняшний день я уже успела изменить тебе. – Если же тебя интересует, как долго продолжается наша c ним дружба, то я считаю этот вопрос лишенным смысла и, с твоего разрешения, Драко - с моей стороны последняя фраза, разумеется, сарказм, а не проявление учтивости –я не буду на него отвечать, – спокойно, мирно, но уже без улыбки отвечаю я, решительно глядя мужу прямо в глаза. Будет устраивать допрос и дальше, или сочтет это ниже своего достоинства? Выдержав паузу, я добавляю - Еще вопросы? - тем самым предоставляю Драко решать, на какой ноте мы с ним закончим этот разговор.
Я не до конца осознавал, почему я так стремился перевести тему.
Дело даже не в том, что мне было неприятно думать о том, что мне предстоит презренная (на мой взгляд, конечно же) работа учителя. И даже не в том, что меня на это вынудили финансовые трудности. Я мысленно запретил себе рассуждать обо всём этом, потому что, если бы я копнуть чуть глубже, я бы вспомнил, что я всегда чувствую себя униженно в присутствии Астории.
Наш брак основан на моей просьбе о помощи и её милостивом согласии. Я ни на минуту не мог отделаться от ощущения, что я ей обязан. Слишком хорошо я осознавал услугу, которую она мне оказала. Где бы я был сейчас, если бы она тогда мне не помогла.
А я, надо сказать, ненавижу быть должником. Если бы это было возможно, я бы наладил свои дела сам и никогда не просил о помощи. Лучше умереть от изнеможения или от бедности, но не чувствовать этого унижения.
Я знал, что долг платежом красен. И даже знал, что могло бы искупить мой, если не деньги. Любовь. Но мне была омерзительна мысль всю жизнь притворяться любящим мужем, пресмыкаться и сюсюкать – только потому, что ты помогла мне в трудную минуту. И меня так злила эта ситуация, что я стал тебя попросту избегать, потому что, клянусь, ещё немного – и я бы потерял над собой контроль. Мерлин знает, что я бы сотворил тогда.
Постепенно осознание злости поблекло и стёрлось из памяти, но злиться я не перестал. Одного твоего присутствия хватало, чтобы привести меня в нестабильное состояние, когда я ищу повода для конфликта. Хуже всего то, что ты не давала мне повода. Ты идеальная жена, насколько это вообще возможно с таким мужем, как я. И это злило ещё больше.
Теперь у меня есть повод злиться. И не просто злиться – развестись с тобой. В нашем обществе мужская измена всё ещё не считается достаточным поводом для развода. В отличие от женской. Не знаю, помнишь ли ты об этом. Теперь, когда повод у меня появился, я чувствовал, что вся злость, не выраженная за многие годы, рискует вырваться разрушительным потоком. Впрочем, насчёт развода я ещё не решил.
Я чуть было не отреагировал, забывшись, на твоё замечание о Скорпиусе. Ты права, он уже взрослый и, конечно, в состоянии постоять за себя. Но я не хочу заставлять своего сына проходить через это. Слишком хорошо я помню, что было, когда моего отца посадили в Азкабан. Мне не было стыдно, однако защищаться приходилось на каждом шагу. Я не был готов тогда сохранять честь семьи, резко стать взрослым и ответственным аристократом, не позволить себе ударить в грязь лицом. Мне не было стыдно, повторяю, но я беспрестанно винил отца за неосмотрительность, которая подвергла семью (и меня, в первую очередь) опасности.
Умелая провокация, Астория. Но я не стану тебе всего этого рассказывать. Мы возвращаемся к теме, которую я навязал.
- Ты спрашиваешь потому, что хочешь знать, сколько раз мы встречались здесь, под крышей нашего дома без твоего ведома?
Хотя я слишком хорошо понимаю, что это очередная провокация, я не могу не отметить, что она достигла своей цели. Я чувствую, что ярость, которую мне с таким трудом удалось хоть немного обуздать, разгорелась с новой силой. Ты давишь на больную мозоль – и прекрасно об этом осведомлена.
Не решив, как реагировать, я тоже ставлю чашку на стол. Как ни дорог мне фарфор моей пра-пра-прабабки, сейчас я готов был швырнуть эту чашку об стену, в случае чего. И твоего чая, моя милая, я бы тоже не пожалел. Также, на всякий случай, я выложил на стол волшебную палочку, чтобы не использовать её, не подумав, в случае ещё одной твоей меткой провокации.
Теперь же я откидываюсь на спинку дивана и готов встретиться с твоим взглядом. И даже изобразить улыбку на лице в знак того, что я по достоинству оценил твой ход. Я не успел заметить только одного: ты подалась вперёд. А я подался назад. Я проигрываю в этой психологической игре.
Твоё новое положение открывает потрясающий вид на твои оголённые ноги. Прежде я оставался невосприимчивым к этому ходу, однако сейчас это лишний раз напоминает мне о том, что ждала ты не меня и, что хуже всего, не скрываешь этого. Заинтересованность в тебе другого мужчины заставила меня взглянуть на тебя так, как я не смотрел уже долгое время. Я знал, что ты красива, но я этого не видел. Но меня злило теперь и это. Как будто я боялся тебя потерять. Как будто… ревновал?
- Нисколько. Сегодня это случилось впервые, и, как ты знаешь, не увенчалось успехом.
Ты не отвечаешь на мой вопрос, тянешь время. А я лишь больше злюсь, что поддаюсь на твои уловки. Но заставляю себя молча дожидаться продолжения.
– Если же тебя интересует, как долго продолжается наша c ним дружба…
Всё, с меня хватит.
Я не выдерживаю и вскакиваю с дивана. Не хочу больше на тебя смотреть. Не могу больше сидеть на месте, когда во мне словно клокочет лава и требует выплеснуться. Я начинаю расхаживать по комнате.
- … то я считаю этот вопрос лишенным смысла и, с твоего разрешения, Драко, я не буду на него отвечать.
«Спасибо, что не с нашего,» - проносится у меня в голове, и я очень рад, что вовремя прикусил язык. Не хватало ещё высказать подобную ерунду в слух и дать Астории понять, что я уже теряю способность адекватно изъясняться от злости.
- Еще вопросы?
Учитывая, что на мой первый вопрос ты не ответила…
- А знаешь, да, у меня есть вопросы, - выпалил я, прервав своё хождение по комнате за диваном и оперевшись на его спинку обеими руками. Теперь и я подался вперёд, неосознанно стараясь оказать психологическое давление и запугать. Сдвинув брови, я пристально и тяжело смотрю тебе в глаза. К твоей чести, ты выдержала мой взгляд. А я с силой оттолкнулся от дивана и продолжил мерить комнату шагами. – И сколько же у тебя подобных «друзей»? – я зло выделяю последнее слово. – И на этот вопрос, - я возвращаюсь к позиции за диваном, чтобы иметь возможность смотреть тебе в глаза, когда ты будешь отвечать, - как и на все последующие, я требую ответа, Астория.
В том, что моя провокация сработает, не было никаких сомнений. Твоя гордость, твое достоинство - твое же слабое место. Я бью по нему, не мешкая, потому что считаю это равносильным ответом тому унизительному допросу, который ты мне устраиваешь. Да, именно, я считаю себя униженной. Долгие годы я чуть ли не из кожи вон лезла, чтобы обратить на себя внимание Драко. Играла роль хорошей жены, и не только на людях, но даже когда оставалась наедине с ним и с той жестокой истиной, что он не постеснялся произнести вслух. Да, я приняла от него это, освободила от противной ему игры в чувство, хотя за мою услугу, оказанной семье Малфой, могла требовать хотя бы видимости семейной идиллии. А все потому, что я слишком трепетно относилась к его чувствам, гораздо больше, чем к своим. Я продолжала быть жизнерадостной, внимательной, даже когда мы отсекали всех посторонних дверью нашего дома и оставались один на один друг с другом. Я надеялась, что когда-нибудь ты это оценишь. Глупо, конечно, надеяться, что ты полюбишь меня за то, что я не напоминаю о том, чем ты мне обязан. Но однажды ты все же изменился ко мне. Я в то время носила под сердцем Скорпиуса. Я наивно полагала, что так останется навсегда. Но твоя теплота ко мне вновь обернулась холодным безразличием, едва я успела согреться. С рождением сына ты еще больше отдалился от меня, и мне опять пришлось привыкать к твоей отстраненности. Чтобы я только не делала. Обычно, мужьям нравится, когда их жены красивы, когда вызывают зависть и вместе с тем восхищение, ты же оставался равнодушным, как бы ослепительно я ни выглядела, чтобы ни делала, как бы прекрасно себя ни вела.
И вот теперь после стольких лет стараний и разочарований в своих способностях, мне вдруг удается привлечь твое внимание. Мне одновременно смешно и грустно от того, что послужило поводом этих перемен твоего ко мне отношения, Драко. Знаешь, если бы знала наперед, не скрывала бы от тебя своих любовников. Более того, раньше бы воспользовалась их услугами. Сколько же времени потеряно, пока я, наивная дурочка, соблюдала верность своему мужу!
Но я отвлеклась, и движение со стороны Драко возвращает меня в действительность. Смотрю на стол , ожидая увидеть на нем лишь столовые приборы, но взгляд мой останавливается на древке волшебной палочки.
Надеюсь, ты не заметил во мне смятения, но, возможно, все-таки уловил, как мои глаза непроизвольно расширились от удивления.
Такой жест с твоей стороны может означать многое. То, что ты в крайней степени взбешен, хоть твое лицо и не выражает этого. Однако, ты еще не в том состоянии бешенства, чтобы не контролировать свое поведение. Это не может не радовать. Это означает, что ты намерен продолжать эту сцену, что тебя не устроили мои ответы, и то, что унизительный допрос с пристрастием продолжится. И, наконец, самая неправдоподобная, на мой взгляд, причина, что ты боишься причинить мне вред.
Почему я все больше чувствую себя неуверенно? Я прекрасно играю свою роль, я знаю свои права, и наше семейное положение на сегодняшний день таково, что Драко по определению не может мне ничем угрожать. Даст мне развод? Это в первую очередь ударит по нему, а не по мне. Если раньше я этого и боялась, то только по причини страха за сына, ведь его могли у меня отобрать. Но Скорпиус уже большой, всего ничего до совершеннолетия, и просто так ему уже никто не сможет указывать, кого из родителей любить и с кем предпочтительнее остаться. У него впереди своя жизнь. Так в чем же дело? Что заставляет меня нервничать?
Мелкая дрожь пробегает по телу, когда я поднимаю голову и смотрю тебя. Преспокойно откинувшись назад, ты улыбаешься мне. Нет, ты издеваешься? Ну конечно! Только в этот раз у меня уже не хватает выдержки, и я отвожу взгляд в сторону. Запоздало пытаюсь скрыть свое смятение жестом, откидывающим с лица волосы. Я стремительно сдаю свои позиции. Надо взять себя в руки, унять эту панику, потому что ничего хорошего она мне не принесет. Я выбита из колеи своего деланного спокойствия. Ты выбил меня, Драко! Этим своим «благородным» жестом! Убрал бы свою волшебную палочку в какой-нибудь дальний карман, но не выкладывал бы ее на стол прямо перед моим носом. Эта показательность, мол «я такой хороший, такой человечный, а ты обидела меня, Астория, но я слишком великодушен, чтобы быть жестоким с тобой». Ну уж нет, я не доставлю тебе такой радости – увидеть раскаяние в мои глазах. Глупо с моей стороны - как же глупо! - но все о чем я могу думать в этот момент, так это о том, что возможно, я, каким-то необъяснимым образом, не безразлична тебе.
Бред. Гоню эту мысль от себя, вызывая в голове картины того, как ты относился ко мне всю жизнь. Но мысль, как паразит, сеет вокруг «а вдруг, вдруг все-таки не безразлична?». Я пытаюсь искоренить ее, но в то же время цепляюсь за нее, как цеплялась за Драко все эти долгие годы, за каждый его взгляд в мою сторону, каждое слово и жест.
Хладнокровие мое настолько шатко, сомнений в голове так много, что когда ты вскакиваешь с дивана, я по инерции делаю то же самое. Поняв свою ошибку, я делаю вид, что мне надоел весь этот цирк, и, скрестив руки на груди, я огибаю кресло и останавливаюсь позади него, отвернувшись от Малфоя всем корпусом. Спокойствие, только спокойствие. Бой еще только начинается.
Слышу, как ты меришь шагами комнату. Бог ты мой, браво, Астория! Какие успехи. За почти двадцать лет брака тебе наконец-то удалось вывести его из себя.
- А знаешь, да, у меня есть вопросы, – я спиной чувствую твой пытливый взгляд, но, кратковременная передышка была очень кстати, и я, оглянувшись, нахожу в себе силы посмотреть тебе в глаза. А вот здесь уже и не пахнет хладнокровием. Будто отыгрываясь за лишенное эмоций наше с тобой чаепитие, ты одариваешь меня тяжелым, пристальным взглядом. Подспудно признаю, я даже рада, что в этот момент твои руки не сжимают рукоять волшебной палочки. Сколько ненависти у нашего мистера «Покерфэйс-2021», надо же. Мне даже начинает казаться, что я на твоем фоне выгляжу запуганной и ничтожной.
– И сколько же у тебя подобных «друзей»?
Я больше не отвожу взгляд, а наблюдаю, как ты снова ходишь из угла в угол. Нет, показалось. Затравленная здесь не я, но ты. Мечешься, как лев в клетке. О, тебя бы оскорбило это сравнение!
–... я требую ответа, Астория.
С характерным оттенком сарказма я вскидываю брови. Да неужели, милый? А список всех моих фантазий N-ного рода тебе не предоставить?
- О, так вот что тебя волнует! – развернувшись к тебе всем торсом, я так же подаюсь вперед, оперевшись при этом на кресло. Разница между нами лишь в том, что пальцы мои не с таким усилием врезаются в обивку, нежели у тебя. - Не горячись так, Драко, а то я подумаю, что ты ревнуешь меня, – чуть ли не нараспев, произношу я, улыбаясь, склонив голову на бок. Возможно, я перегибаю палку, пытаясь казаться беспечной. Это мне дорогого стоит, приходится говорить быстро, чтобы не выдать дрожащий голос. Да, наша жизнь с Драко не была сахаром, но тем не менее скандалы с мужем – не мой конек. Я к ним не привыкла, я их старательно обходила стороной. А вот теперь избежать не удастся. Что ж, хотя бы расставим все точки над «i».
- Я думаю, ты можешь спросить об этом у своего друга, - понижаю голос, будто бы собираюсь раскрыть страшную тайну. Возможно, для тебя действительно будет сюрпризом то, насколько я посвящена в нюансы твоей личной жизни, - редактора «Ежедневного Пророка», она ведь лучше любого осведомлена где и с кем я бываю, – наблюдаю за твоей реакцией, стараясь не упустить ни малейшего движения на твоем лице. Делаю шаг в сторону, выходя из-за своего «укрытия». Не набросишься же ты на меня с кулаками, в самом деле. Да, я все знаю. Догадывалась всегда, никогда не стремилась узнать, с кем именно ты коротаешь свободное от меня, Скорпиуса и работы, время. Но личность твоей последней «подруги» стала известна в частности благодаря моему «другу». Не трудно сделать вывод, что ты знал о том, что я тебе изменяю, либо в скором времени узнал бы. Я женщина, Драко, не лишенная желаний, как и все смертные. Неужели ты мог подумать, что я буду хранить тебе верность в то время, когда ты напрочь забыл о моем существовании? - ты можешь сделать это сегодня же, когда зайдешь к ней попрощаться перед отъездом, – я стою прямо перед тобой и единственное, что нас сейчас разделяет, это какой-нибудь метр. Как жаль, что я не владею легилименцией, меня прямо разъедает любопытство. Что творится сейчас у тебя в голове, Драко? - Хотя, что это я говорю, портить такой момент… – замешкавшись, я теряю с тобой зрительный контакт, обдумываю последующие слова, но подходящие не приходят мне в голову. Я чувствую дикую усталость и тяжесть в голове, сердце бешено колотится от всего этого. Я очень хочу поскорее закончить выяснение отношений, а потому перестаю ломать комедию и говорю все как есть. - Мне нечем гордиться, Драко, но все мои грехи подобного рода можно сосчитать на пальцах одной руки, да еще лишние останутся, – дотрагиваюсь пальцами до виска, чувствую пульсирующую жилку и, немного погодя, снова поднимаю взгляд на тебя, уже без вызова и претензий. Мне кажется, что это признание, этот яд, что вырвался из меня минутой ранее, лишили меня последних сил. Меня даже не волнует, дала ли я тебе своим красноречием повод думать, что и я в сущности ревную тебя ко всем твоим пассиям.
Anything you say can and will be held against you.
Fall Out Boy – Just One Yesterday
Сомнений не было, что Астория приложит все усилия, чтобы избежать прямого ответа и на этот вопрос. Было бы настолько проще, кажется, просто дать мне то, что я хочу, но нет же, она продолжает пытаться мне противостоять. Впервые в жизни.
В сущности, мне важнее было задать вопрос, чем услышать ответ на него. И интереснее понаблюдать за увёртками, чем удовлетворить своё любопытство. Впрочем, я не совсем отдавал себе в этом отчёт в то время: я осознавал только то, что я не владею информацией, а Астория, вместо того, чтобы дать мне её, дурачит меня. Именно эта болезненная неосведомлённость не давала мне наконец успокоиться и рассуждать трезво.
Может, оно и к лучшему. Иначе я понял бы, что недостаточно только оскорбления чести семьи, нарушения моих чувств собственника и моей информированности, чтобы настолько вывести меня из себя. Должно быть что-то ещё. Я не знаю, что это могло быть, но у меня лишь одна догадка. И я не хочу даже думать об этом, даже несмотря на то, что это объяснит всё.
Астория тоже встала. Неужели она не настолько спокойна, чтобы остаться в исходном положении? По всей видимости, тактика запугивания сработала. Её противник, то есть я, увеличился в размерах, так что для уравнения сил следует увеличиться и ей. Силы по-прежнему не равны, так как я всё же выше ростом, но такое наше расположение даёт, как минимум, простор для манёвра или же атаки. Астория палочку не выложила на стол, как это сделал я. Я вообще не имел ни малейшего представления, была ли палочка вообще при ней или, может, осталась наверху. По крайней мере, я не мог вообразить, где и, главное, зачем она могла спрятать её под этим халатиком.
Вообще все её движения выдавали некоторую долю волнения и напряжения. Возможно, не ярость, нет. Но она явно не привыкла к скандалам и выяснению отношений. Не привык и я. Но я уже не вижу причин скрывать своё неспокойствие.
- Не горячись так, Драко, а то я подумаю, что ты ревнуешь меня, - прозвучали слова.
Мои брови дёрнулись, собираясь было подняться от удивления, ровно как твои секунду назад. Но на смену удивлению мгновенно пришло удовлетворение. Губы мои растянулись в острую торжествующую улыбку, которую я постарался спрятать, прикрыв ладонью. Но, наверное, и глаза выдавали меня. Я опёрся локтями о спинку дивана, которую сжимал недавно, и закрыл лицо руками, улыбаясь шире и даже посмеиваясь, не веря в абсурдную лёгкость происходящего.
Ты проиграла, Астория.
Оставаясь в том же положении, я продолжал слушать твой ответ, каждое слово которого подтверждало мою догадку, выдавая тебя больше и больше. Мгновения назад я ничего не понимал, теперь же мне открылась вся правда, словно прояснившись из-за туч.
Ты проиграла, Астория. Ты сама забила гвозди в гроб своей защиты. Ты сама дала мне в руки оружие против себя. Мне больше не нужны вопросы, я всё понял.
В нашей маленькой игре проигрывает тот, кто выказывает чувства. Ведь ты заговорила о ревности, не имея для этого предлога. Я не дал тебе ни малейшего основания считать, что я ревную, - но ты всё же об этом подумала. И, видимо, это крутилось у тебя в голове довольно долгое время, раз ты осмелилась это высказать. Выдаёшь желаемое за действительное? Судишь о моих чувствах, исходя из своих? Как бы то ни было, мне стало совершенно очевидно, что ревнуешь ты. А значит, любишь меня. Не отрицай.
Впрочем, может, я и погорячился, когда посчитал, что не дал тебе поводов считать меня ревнивцем. Доля ревности, может, и присутствовала в той буре эмоций, что породила во мне твоя измена, но она была скрыта даже от меня самого довольно продолжительное время, ведь её так легко спутать с уязвлённым собственничеством. И, разумеется, любой другой на моём месте совершенно точно ревновал бы. Но не я.
Ты упомянула моего «друга». Так глупо, так великолепно глупо себя выдать! Совершенно понятно, почему я тщательно следил за твоими изменами, чтобы, не дай Мерлин, ничто не просочилось в прессу. А вот зачем тебе следить за мной, если не из ревности, непонятно. Я понимаю, откуда у тебя эта информация, но было бы наивным предположить, что она у тебя случайно.
— Во мне нет жалости! Нет! Чем больше червь извивается, тем сильнее мне хочется его раздавить!
Эмили Бронте, «Грозовой перевал», 14
Ты всё больше увязаешь и, кажется, даже не пытаешься выбраться. Осознаёшь ли ты вообще, что, несмотря на всю твою блестящую самозащиту, чувства твои всё-таки прорвались наружу и сейчас говорят за тебя? Или ты всерьёз считаешь, что я не расслышу горечи и обиды за деланным сарказмом? Ты так хотела загнать меня в угол, что незаметно оказалась там сама.
Ты приближаешься ко мне, я поворачиваюсь к тебе, не утруждаясь стереть с лица полную наглого превосходства ухмылку. Мне нравится думать, как она должна тебя озадачивать.
Я внимательно слежу за каждым движением твоего взгляда, твоего лица, стараясь не пропустить момент, когда же ты поймёшь наконец-то, что игра окончена. Это торжество опьяняет меня, как незадолго до этого опьяняла и ослепляла ярость. Я боялся того, что мог сделать в ярости; мне интересно, что я мог сделать, ликуя. Но ничего хорошего это тоже не предвещало, как можно понять. Я не собирался жалеть тебя только потому, что ты, бедняжка, любишь меня. Даже наоборот, я хотел унизить тебя, наказать как можно жёстче, преподав суровый урок, что любить Малфоя – занятие неблагодарное. Но ты ведь и так это знаешь, не так ли?
Мне хотелось поцеловать тебя: отчасти от радостного осознания собственного триумфа, но в основном – чтобы поиздеваться, надругаться над твоими чувствами. Мне хотелось бы пойти дальше, совершить с тобой невообразимо грязные и порочные вещи, чтобы ты пожалела, что посмела – пусть случайно – проявить свои чувства ко мне, чтобы ты прокляла тот день, когда полюбила меня. Мне доставляло мрачное удовольствие осознание того, что я могу всё это сделать. Однако я не делаю ничего из того, на что толкает меня природная безжалостность. Можешь радоваться, что безжалостности не сопутствует безрассудство и я довольствуюсь лишь приятным осознанием, что могу себе позволить многое.
- Что ж… - говорю я, лишь бы сказать что-нибудь. Ответ приходит сам собой, подсказанный каким-то злобным инстинктом. – Я надеюсь, что ты хотя бы любила их. Иначе, Астория, - самодовольная пауза, - ты просто шлюха.
Это было очень неблагородно, это шло вразрез с моим обычным сдержанным поведением. Однако в желании как можно больше уязвить чувства жены все средства хороши. И ведь нельзя назвать мои слова безосновательными. В то время как все мои измены, в конечном счёте, были для блага семьи, ты своих ухажёров либо действительно любила, либо…
- Уповаю лишь, ты не брала их денег, - презрительно бросил я вдобавок. – Это ещё хуже.
Это не только переводит тебя в разряд проституток, но и наносит личное оскорбление мне как главе семьи.
Всегда замечал, что супруги, составляющие плохую пару, самые мстительные: они готовы мстить всему миру за то, что уже не могут расстаться ©
Думаешь, я не понимаю, что допустила ошибку? Промахнулась, оступилась, проиграла - называй как хочешь. Я вижу это в том, как ехидно, самодовольно изогнулись твои губы. Смакуешь момент своего триумфа, тот самый миг, когда я призналась в своей слабости. Что, приятно видеть, как любящая тебя женщина унижается перед тобой, показывая свое небезразличие? Чертов садист.
Любящая? Я действительно так подумала? Хотя, чему удивляться, просто дело привычки. Я так умело вживалась в эту роль любящей жены последние двадцать лет, что до сих пор употребляю это определение даже в своих мыслях. А ведь когда-то я действительно любила. Глупая девчонка.
Даже холод мрамора под моими босыми ступнями ничто по сравнению с твоим взглядом, вцепившимся в мое лицо. Что ты хочешь там увидеть? Скорбь по погубленной жизни? Или, может, мольбу? Или ты ждешь того проблеска в моем взгляде, когда до меня наконец дойдет, что я сболтнула лишнего? Ну уж нет, милый. Я слишком долго держала все это в себе, вынашивала годами. Я столько выстрадала за это время, зная, как ты сбегаешь от меня к очередной девице. Так что пусть улыбка на моем лице, пусть беззвучный смех, вырвавшийся наружу, станут лишним подтверждением тому, что я в ответе за каждое произнесенное мной слово. Пусть подтвердят, что я не жалею ни о чем, даже о бездарно потраченное время возле тебя. Или же то, что я законченная мазохистка, если терпела все твои выходки на протяжении стольких лет. Видишь, в этой эмоциональной голодовке я дошла до того, что мне не стыдно признаваться в таких вещах. Нет, правда. Возможно потому, что выходя за тебя замуж, я подспудно чувствовала, что еще огребу от этого брака на полную катушку. Но все равно согласилась, как согласилась бы любая другая на моем месте. И всех нас объединяло бы одно чувство – жалость. Ничто не заставит почувствовать молодую девушку склонную к романтике большее одухотворение и значимость собственной персоны, чем помощь невинно осужденному обществом (и к тому же красивому) юноше. Как бы тебя оскорбило это высказывание!
Все мои обиды словно активизировались в один миг, вызывая внутри нервное сокращение грудных мышц – первый признак надвигающейся истерики. Только бы сдержаться. Только бы не разрыдаться при Драко. В хорошо скрывающем все мои недуги беззвучном смехе, я запрокидываю голову назад, чтобы сделать глубокий вдох, и хотя бы на секунду оторваться от этого ледяного взгляда. Бесполезно, я кожей чувствую его колкость. Пора с этим заканчивать.
- Не думаю, что есть смысл продолжать этот разговор, - возвращаю взгляд на Драко, понимаю, что что-то изменилось. Подспудно чувствую какой-то подводный камень, как будто затишье перед бурей. Мне показалось, он даже перестал дышать, обдумывая свой следующий ход. Улыбка машинально сходит с моего лица, когда до головы доходит запоздалая мысль о том, что даже без волшебной палочки преимущество все равно на стороне Драко, хотя бы потому что он мужчина.
- Что ж… - ан нет, кажется, миновало. Запоздало корю себя за ложные опасения. Грубая сила – это не в стиле Малфоев а жаль.
Ему было невдомек, что душевная черствость и грубость чувств оскорбляют не меньше, чем словестная грубость…©
– Я надеюсь, что ты хотя бы любила их. Иначе, Астория, ты просто шлюха.
- Не тебе говорить о любви, Драко. Ты и понятия не имеешь, – сама удивляюсь своему спокойствию. Видимо, перегорело что-то внутри. Усталость свалилась мне на плечи. Наверное, как следствие всех вложенных в удар сил. Этот кошмар слишком затянулся.
- Уповаю лишь, ты не брала их денег. Это ещё хуже. - но ты все никак не угомонишься. Сколько же там внутри тебя желчи? Я даже и не догадывалась. тебе очень повезло, Драко, что я забыла свою волшебную палочку наверху. Твоя самодовольная ухмылка так и просится, чтобы ее стерли с лица. Так что я не стала сдерживать свой порыв. Впервые в жизни я позволила себе ударить человека. Моя ладонь горела огнем, но боли я не чувствовала. Было лишь глубочайшее удовлетворение от созерания твоей покрасневшей щеки и ошарашенного вида.
- Тебе ли не знать, милый, – ухмыляюсь в ответ, нарочно дразню тебя, сокращая расстояние между нами до минимума. Сегодня просто день открытий в семье Малфой! Муж впервые оскорбил жену, она впервые его ударила (и еще не известно, чем больнее – пощечиной, или напоминанием о прошлом), - Брать деньги за предоставление своих услуг – это твоя прерогатива, и я нисколько на нее не претендую. Только сомневаюсь иногда, не продешевила ли я в свое время? – елейным голосом распеваю я, догадываясь, как это может раздражать тебя. Если уж ты опустился до таких низких оскорблений, мне интересно узнать, где твой предел. Мой черед всматриваться в твое лицо на предмет изменений. И я не собираюсь делать тебе поблажек, дорогой. Ты довел меня. И пусть я и играла роль послушной овцы все эти годы, я не стану играть ее сегодня.
Пощёчина, какой бы предсказуемой она ни была, взбесила меня. Я напрашивался на неё, я ожидал её, я не попытался её остановить – и был вне себя от резкой, пылающей боли, густо растекающейся по моему лицу.
Я инстинктивно зажмурился – настолько инстинктивно, что не отдавал себе в этом отчёта. Впрочем, возможно, в лёгком помутнении моей памяти виновна резкая вспышка боли. Однако я отчётливо помню, что я не повернул голову в картинном жесте, не поднимал затем на тебя свой злобный и ошеломлённый взгляд с застывшим в нём вопросом: «Как ты посмела?!»
Нет, всё было не так.
Ярость – или боль? – застилала мне глаза, поэтому я не сразу смог вновь сфокусировать на себе взгляд. Помню, как ты расцветала перед моим взором на фоне смешавшихся воедино боли и ярости, многократно взрывавшихся в моей голове, – и я словно видел тебя впервые, чище и чётче благодаря этой вспышке. Я и впрямь был удивлён твоей смелости и нашему первому искреннему физическому контакту.
Эта новообретённая незамутнённость твоего образа совсем не мешала мне жаждать схватить тебя, сильно сжать, сломать, разорвать, причинить ужасную боль, уничтожить за мгновение неповиновения. Сжимая спинку дивана что есть сил, я призывал всю свою волю, чтобы сдержаться и не выпустить свой гнев на волю.
Сам не понимаю, что удерживало меня. И без убийства жены порядочно запятнанная репутация? Нежелание – непривычка – упрямый отказ выражать эмоции в любой форме? Или же брезгливость? Может, мне просто не хотелось пачкать руки?
Как бы то ни было, я сдержал убийственный порыв и невообразимым усилием воли заключил свой гнев под контроль, что далось с большим трудом, чем даже при первом знакомстве с любовником жены ранее тем же днём. Вся моя колоссальная внутренняя борьба не заняла более секунды, потому что, когда ты начала говорить, я был готов слушать – пусть и всё ещё буравя тебя взглядом, полным жажды мести.
Напоминание о том, как и на каких основаниях начался наш брак, было ударом ниже пояса, однако, раз обуздав бурю, я уже не позволял ей вырваться наружу. Кроме того, хладнокровный разум подсказывал мне, что это очевидная провокация и поддаться на неё было бы чрезвычайно глупо.
– Ты прекрасно знала, на что шла, – с издёвкой возразил я. – А вот меня никто не предупредил, что младшая сестра настолько уступает старшей.
По твоим округлившимся глазам я понял, что попал в яблочко. Мне вдруг стало кристально ясно, что всю жизнь ты жила в тени Дафны и надеялась, что хотя бы я, твой возлюбленный муж, искренне предпочитаю тебя – даже если ты сама не могла придумать причину, что в тебе можно найти такого, чего не было в ней.
– Как знать, – безжалостно продолжал я, вцепившись взглядом в твои глаза, не упуская ни малейшего твоего движения, – может, если бы я женился на ней, мне не пришлось бы ей изменять.
Ты хотела дать мне ещё одну пощёчину – но я поймал твою руку. Тогда ты попыталась ударить меня левой рукой – но я поймал и её. Ты отчаянно старалась дотянуться до меня, чтобы, вероятно, выцарапать мне глаза, одновременно пряча свои: я знал, что они наполняются слезами. Сжав твои предплечья, я резко дёрнул тебя к себе – и мы оказались так близко, что я мог почувствовать тонкий аромат твоих духов. Рывок заставил тебя запрокинуть голову – гордо или безвольно, я не мог понять – и я явственно увидел твои покрасневшие глаза, в которых стояли слёзы.
Я ожидал, что ты продолжишь сопротивление, ударишь меня ногой или попытаешься вырваться, но вместо этого ты обмякла в моих руках. Ты сдалась. Ноги тебя больше не поддерживали, ты стала медленно сползать вниз – и я потерял всякий интерес к поддерживанию тебя за руки. Я разжал свою хватку, позволив тебе окончательно осесть на пол, и развернулся к выходу, боясь, что ты схватишь меня за ногу и решишь продолжить наш разговор в каком угодно русле. Но этого не случилось.
Я вышел из гостиной, не оборачиваясь, собрал необходимые вещи в своей комнате и трансгрессировал.
Я старался выбросить из головы произошедшее, но не мог. Память возвращала меня в последние мгновения нашей последней встречи. Я отчётливо помнил твои наполненные слезами глаза. Я не чувствовал жалости даже несколько месяцев спустя, однако мне было неприятно. Как я потом понял, мне было противно от самого себя.
Я осознавал, что, должно быть, только укрепил в тебе желание изменять мне и, возможно, даже публично меня опозорить. Однако в газетах не фигурировали ни наши имена, ни даже имя твоего любовника – и вовсе не потому, что я поддерживал связь с редактором «Ежедневного Пророка». Я написал ей короткое письмо с сообщением о своём назначении – уже из Хогвартса. Она пожелала мне удачи. На том мы и разошлись. Вряд ли она стала бы покрывать меня и мою семью дальше – однако и моментально печатать всё, что приходилось складывать в ящик, она не стала. Вероятно, потому что эти новости уже потеряли актуальность и остроту и вряд ли были интересны читателям, а не из-за её природной порядочности.
Я не писал ничего тебе, доверив Скорпиусу передавать тебе новости и его мнение обо мне как об учителе. Ты тоже ничего не писала мне. Я не знал, происходит ли в твоей жизни хоть что-то, кроме светских посиделок.
Я также не знал, разошлась ли ты с любовником или стала аккуратнее. Я не хотел знать. Я всё чаще признавался себе, что боялся знать. Однако иногда по ночам меня мучили болезненные сны о тебе и твоих поклонниках. Я не верил подсознанию. Иногда днём меня посещала фантазия о том, как ты плачешь в моей опустевшей комнате, но я не верил и самонадеянности тоже. С удивлением я обнаруживал – не жалость, нет – долю стыда в этой смелой фантазии, так тешившей мою раненую гордостью.
She looks for sympathy
I give her sorrow
She asks for honesty
I've none to borrow
She needs my tender kiss
She begs it of me
I give her ugliness
Why does she love me?
Против воли, против инстинкта я осознавал, как неправильно так мучить тех, кто нас любит, как неправильно считать их любовь слабостью. Твоя любовь точно не была слабостью, иначе она не выдержала бы так долго. Я не понимал, почему ты продолжала любить меня все эти годы. Разве не должна была твоя детская, наивная влюблённость в идеализированный образ разлететься на осколки при первой же встрече со мной? Я так старался её разрушить. Что ты видела во мне, чего не видел я? Почему ты надеялась – даже спустя столько лет?
Я не знаю, когда это случилось, но осознание случившегося пришло ко мне явно не сразу. Заключённый в своей голове, в свободное время неизменно возвращаясь к этим размышлениям, я стал чувствовать благодарность к тебе, которая не отказалась от меня, и сочувствие – по той же причине. Воспоминания о тебе стали приятнее и всё чаще вызывали у меня рассеянную, невольную улыбку, что было совсем непохоже на продолжавшиеся мысленные обвинения, нескончаемый блистательный спор, неустанное переживание собственной уязвлённости. У воспоминаний остался привкус горечи – я перестал во всём себя оправдывать. Я далеко не сразу понял, что щемящее чувство от воспоминаний – это не только раскаяние и стыд, но и тоска. Мыслей о тебе было мне мало. Ты нужна мне.
Однажды я найду способ всё исправить.
