RE:WIND

Объявление

сюжет игры

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » RE:WIND » Silencio » Fresh lilaced moorland fields cannot hide the stolid stench of death


Fresh lilaced moorland fields cannot hide the stolid stench of death

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

http://funkyimg.com/i/R2jC.jpg

Время и место:
23 июля 2024 г., Запретный лес.

Действующие лица:
Гекльберри Роули & Пейтон Смит; упоминаются некоторые другие представители организаций Пожирателей Смерти и Ордена Феникса.

События:
На чужих берегах - переплетение стали и неба,
В чьих-то глазах - переплетение боли и гнева. <...>
Видишь мерцание лезвий средь стонов разодранной ночи?
Слово прощания с жизнью, что стала мгновенья короче. (с)

0

2

Роули все гадал: когда ему доведется вновь увидеть родную школу - что было лишь вопросом времени - и какие эмоции это вызовет? Ностальгию, сожаления?  Все-таки, как бы то ни было, она когда-то являлась для него домом в гораздо большей степени, чем что-либо другое. Домом, из которого его безжалостно выкинули.
Когда он увидел школу, то не испытал ничего, кроме злобы и детской обиды - настолько сильной, что она подавляла любые зародыши положительных эмоций. Как будто сам замок был виноват в том, что с ним стряслось. Не предостерег, не защитил - от кого, от самого себя?
Находясь в непосредственной близости от замка, Гек усердно отгонял от себя мысли, что древние камни здания нисколько не изменились - как стояли, так и стоят, и он - как чертов камень, тоже не изменился, и в больнице как будто заморозили сознание, позволив расти лишь телу, да и то - вытянуться в высоту и ничего больше. Бесило то, что он вообще об этом думает, но еще больше - насколько бы ни считал он это бредом сумасшедшего, а ведь предпосылок меняться у него и правда не было. Как был, так и остался неосмотрительным жестоким юнцом с непоколебимыми жизненными позициями, которые никто не горел желанием не то что поддержать, но даже воспринять всерьез.
Думал, станет легче, когда покончит с этим грязнокровкой Смитом, который смел жить нормальной жизнью, пока Гек загнивал в больнице, но теперь понял: ни черта подобного, и все эти полгода он себя обманывал. Да и на самом деле, что могла поменять, к какому душевному равновесию привести смерть какого-то незначительного грязнокровки?
При каждом приближении к замку у Гека складывалось ощущение, что он все больше уменьшается, и если бы дошел до дверей, наверняка бы почувствовал себя испытывающим священный трепет первокурсником и возненавидел себя за это, но к его счастью, их делегация держала курс не в сам Хогвартс. Лоуренс, этот рыжий шут, убедил Темного Лорда, что поддержка темных сил им, безусловно, не помешает. Каких темных сил? Демонов? Дементоров? Дикой охоты? Гек не вникал. Да ему, наверное, никто и не говорил подробно. Его-то миссия была в обычном сопровождении и необходимости, в случае чего, подстраховать жизни старших товарищей. Но все логично: где найти духов темнее, чем в середине Запретного леса?
Здесь зверь Роули чувствовал себя менее беззащитным и озлобленным - с Запретным лесом воспоминаний было связано куда меньше, а значит, призраки былой, упущенной жизни, не будут так назойливы. Все идет по плану, пока не о чем беспокоиться.
Так думал Гекльберри, наверное, аж целых минут пять. Пока не оказалось, что здесь, среди многовековых деревьев и неведомых существ, их ждали - и кое-кто помимо тех, кто входит в этот самый пресловутый план.

+2

3

Смешная мысль болталась в голове вот уже несколько дней: если бы Третья война была на самом деле понарошку, чем-то вроде игры, - то, узнав о том маневре, который мы собирались осуществить сегодня, любой из Пожирателей мог бы по полному праву обиженно заявить: "Так нечестно". Однако, как бы по-прежнему, даже полгода спустя, мне ни было жутко признавать абсолютную серьезность происходящего, речь сейчас шла все-таки не о честности, а о спасении человеческих жизней. И хоть мы и не принимали жестокости методов движения сопротивления, позволить себе игру по правилам даже мы уже не могли: ведь с нами бы в такой же ситуации церемониться точно не стали.

Да уж, ловушка и впрямь была подстроена достаточно коварно. Мы бы, конечно, ничего не смогли ни предвидеть, ни устроить сами, если бы нам не повезло обзавестись каким-никаким, но шпионом в рядах врага. Я, как определенно не самый главный в Ордене, не был так уж хорошо посвящен во все тонкости переговоров с этим скользким двойным агентом, Лоу Хокингом, - но кое-что о них знал, и для участия в грядущей операции мне этого было достаточно. Итак, если наш Джеймс Бонд местного разлива не врал, то на 23 июля Пожирателями была запланирована важная дипломатическая миссия в Запретном лесу, в ходе которой они собирались вступить в союз с какими-то темными существами - чуть ли не с дементорами, которые в свое время были изгнаны из Азкабана и теперь не нашли лучшего места, где приткнуться, как поблизости с Хогвартсом. Допустить этот альянс было никак нельзя; поэтому в наши задачи сейчас входило остановить дипломатический поезд еще на подходе и, желательно, обезвредить на месте как можно больше его участников, взяв пленных. Эта идея несколько претила мне лично; однако своего рода арест (за нашей большей идеологической состоятельностью, чем подкупленный официальный Аврориат, можно было это и так назвать) в любом случае был уж более приемлем, чем его единственная альтернатива - радикальное устранение неприятеля, убийство. Эта позиция и роднила меня с другими членами Ордена. Иначе, наверное, не разошлись бы наши дороги с организацией сопротивления, и можно было бы работать сообща.

Это была уже не первая серьезная операция, в которой я принимал участие наравне с остальными, а я все равно весь извелся от нервов, пока мы ждали прибытия дипломатов в засаде. Для участия в войне я, конечно, был чересчур труслив, даром что многие зачем-то говорили мне обратное; но не участвовать, просто спокойно отсиживаться в своем доме, окруженном, кажется, десятком защитных чар, пока в таких вот операциях раз за разом страдали люди, куда более примечательные, чем я, мне не позволяла совесть. Единственное, что я мог заставить себя сделать с трусостью - не паниковать открыто, чтобы не подрывать ничьего шаткого душевного равновесия, и своего в том числе. Еще помогали эдакие "мантры", которые сосредоточенно читаешь по себя, - что-то вроде "Никто не умрет сегодня, все будет хорошо". А еще - разные шутки, сарказм, хохот; впрочем, это редко было по моей части, для такого нужно было иметь особое самообладание. Да и здесь, на будущем поле боя, все это резко становилось неуместным и даже опасным: можно было выдать себя. То ли дело там, в Хогсмиде, откуда мы несколько часов назад выдвигались по направлению к лесу: тогда я даже обернулся к Митчу, который оставался там, в резерве нападающих, широко улыбнулся ему и бодро показал большой палец.

Кто-то молча тронул меня за рукав, и я, ушедший на время в свои мысли, вздрогнул, - но по привычке уже быстро пришел в себя. Начиналось. Многочисленные размытые силуэты наших врагов - очевидно, не только дипломатов, но и охранников, на случай как раз такого нападения, - были видны за сумеречными деревьями; и, кажется, нас здесь не ждали. Секунда: в голове простучали пульсом несколько правил выживания. Пока есть эффект неожиданности, медлить нельзя. Нападать на того, кто кажется по силам. Не отдаляться от остальных, чтобы, если что, кто-то мог прийти на помощь. Никто не умрет сегодня, все будет хорошо.

Они среагировали быстро, даже быстрее нас: в нашу сторону уже начали лететь первые заклинания. Рассредоточиться, действовать поодиночке, не позволять им окружить себя. Больше уворачиваясь, чем отбиваясь от них, я перешел на бег, чтобы хотя бы так стать менее легкой целью, и, выхватив новую еловую палочку, начал выпускать рандомные, инстинктивные заклинания в сторону Пожирателей. Я крутил головой во все стороны, чтобы случайно не попасть под чей-то удар в спину; и уже буквально в следующий момент это спасло меня. Заметив краем глаза летящий в мою сторону огненный шар, я еле успел отклониться в сторону - и сразу же резко повернулся, чтобы увидеть своего врага хотя бы в маску, не то что в лицо.
Однако он не скрывал своего лица. Не считал необходимым сохранять инкогнито? Что ж, когда я узнал его через мгновение, я сразу понял почему. Когда я узнал его, я чуть не выронил оружие из мигом ослабевшей руки, и только привычное на поле боя азартное сосредоточение позволило мне не упасть духом сразу и окончательно.

В какой-то сотне метров от меня стоял не кто иной, как Гекльберри Роули; и я знал, что на этот раз он доведет свое дело до конца.

+1

4

Вспышки показались сразу отовсюду. Не стал бы ручаться, что враг напал первым: наши отреагировали мгновенно, едва только успев почуять опасность. Что-то выдало Орден, чье-то неосторожное движение? Теперь уже не важно, главное - сюрприза не удалось. Хотя, в некоторой мере, все равно... то, что они вообще решили составить нам компанию, уже можно назвать таковым, не так ли?
- Reducto, - рыкнул я, целясь в темноту леса, туда, где видел мельтешение людей.
Новая палочка мне досталась от какой-то грязнокровки, чем едва ли я кого-то удивлю. Однако могу попытаться это сделать хотя бы тем, что хозяйка ее, служащая Министерства из Отдела Транспорта, до сих пор пока жива-здорова, только разве что содержится в плену. Ничего больше не могу сказать про хозяйку, о которой и сам-то наслышан с чужих слов, но сама волшебная палочка - не худшая, с какой приходилось иметь дело. Довольно неприхотлива, хотя не обладает особой мощью. Тем не менее, с состоянии творить такие вещи, которые простой обывательнице магического мира, каковой является ее прежняя обладательница, снились только в кошмарах.
Едва увернулся от одного чьего-то заклятия и не успел полностью избежать другого, задевшего меня по касательной. Маска начала нагреваться и тлеть. В спешке стягиваю ее с лица и отбрасываю в сторону.
Никогда не понимал особой необходимости носить маску. В моем конкретном случае... какая мне разница, узнают меня или нет? Ни для кого ни секрет, кто я, чем успел прославиться и кого поддерживаю. Я всегда воспринимал ношение маски скорее как ритуал, однако глядите-ка - вот и она сумела сберечь мне лицо, если не жизнь.
Не особо целясь, я направил перед собой и произнес: Deflagro, и поток разрушительного пламени устремился к чьей-то худой высокой фигуре. Но, по счастливой случайности, выбранная мной жертва в последние мгновения успела уклониться.
Наши взгляды встречаются, и я не сразу понимаю, кого я вижу, а когда понимаю, не могу поверить, что не странно.
Нет, нет, это невозможно! Ты морок, иллюзия. Я же убил тебя!
Меня не покидает ощущение нереальности происходящего, но я быстро возвращаю себе видимое самообладание, да и с фактами не поспоришь: передо мной стоял никто иной, как Пейтон Смит.
Грязнокровка паршивый, восставший из мертвых.
Да нет, вряд ли стоит рассматривать эту версию событий - со счастливым воскрешением - всерьез. Едва ли ему бы кто-то оказал столь щедрую услугу, даже если бы являлся обладателем легендарного камня. Единственный возможный вариант событий, как по мне сейчас - что он и не умирал вовсе. Что бы я ни видел тогда, зимой... смерть подделать гораздо проще, чем выдать мертвого за живого.
Гвен, Гвен, что же ты наделала?
А в том, что здесь замешана именно она, сомневаться не приходилось. Никто больше не знал о том, что происходило под крышей ее дома.
Как бы то ни было, хоть моя милая Гвен и пыталась обмануть чужую судьбу, и не могу не признать, что эта попытка была очень близка к успеху, но здесь и сейчас мне выдан второй шанс, и я не намерен его упускать.
Я принимаю вызов - завершить начатое. На лице моем появляется привычная зловещая ухмылка. Поднимаю руку с оружием, произношу:
- Lacero.
Не оставляя для нас обоих сомнений, что произойдет дальше, наступаю на врага.

+2

5

There's a hole in your soul like an animal
With no conscience, repentance, oh no.
Close your eyes, pay the price for your paradise.

Just give me a pain that I'm used to.

Первые несколько секунд я просто стоял на месте, оцепенев, не шевелясь. Надеялся, что зверь реагирует только на движущиеся объекты; что, если не побежать прочь самому, тварь не рванет следом?.. Заметив меня, Роули тоже на какое-то время замер; схватка вокруг нас обоих на это время как будто тоже остановилась. Я знал, о чем он думал. Отчетливо различая каждое движение мышц на его лице, каждое неверящее подрагивание его бровей, я мог в точности восстановить сейчас весь его мыслительный процесс, вплоть до мельчайших деталей, и легиллименция была для этого не нужна. "Он жив? Нет, он же должен быть мертв, я же видел, как он... Гвен, конечно, Гвен спасла его." Когда же губы его наконец растянула улыбка, - жестокая, знакомая, условным рефлексом приучившая меня к совершенно бессознательному, животному ужасу, - смертельный холод как кнутом полоснул мне по позвоночнику. "Что ж, убью его сейчас, какая разница", - наконец читалось в окончательно безумном взгляде его тигриных глаз.

Боже, скажи, что все это сон. Пусть это будет просто ужасный сон, пусть я сейчас проснусь, я ведь так часто видел его в своих кошмарах - зачем же наяву? Боже, не надо, я не хочу умирать. Митч, где ты, Дейв, где ты, Дакота, профессор Браун, - кто-нибудь, пожалуйста, помогите мне! Я только-только поверил в то, что я буду жить, только свыкся с задорной юной мыслью о собственном бессмертии, помогите мне, умоляю, кто-нибудь, я же не хочу умирать!

Встав в беспомощную дуэльную стойку, которой меня научили, (ноги расставлены на ширине плеч, одна впереди - другая сзади, спина прямая, одна рука заведена назад для равновесия), выставив перед собой оружие, я начал медленно, вслепую, пятиться назад - в то время как Роули, этой своей вальяжной, издевательски неторопливой походкой, какой каждый раз спускался по лестнице в чизвикский подвал, двинулся прямо на меня. Сейчас он уже не станет возиться со мной, он расправится со мной быстро - не так ли? В полуобмороке я уставился на искривленный усмешкой рот Гекльберри, чтобы успеть увидеть, как он начнет произносить заклятие. Дрожа всем телом, как осиновый лист, чувствуя, как колотится мое сердце, отдаваясь оглушительно шумящим в ушах пульсом, со свистом судорожно вдыхая сквозь плотно сжатые зубы, я все ждал, когда же он уже произнесет одно-единственное заклинание, и из его палочки вырвется зеленый луч, от которого я, конечно же, не успею увернуться. Даже если это будет что-то полегче, что-то не смертельное, я просто не успею поставить блок. Я много с кем дрался уже, много кого уже побеждал, но сейчас мой страх не даст мне выиграть в сражении, и Гек меня просто убьет, как этого всегда почему-то хотел.
Но когда в следующий момент он стремительно поднял палочку, я, удивительно, даже не раздумывая, - хоть и слишком истерично, слишком громко, совершенно срывая себе связки, - заорал:
- Reflecto!
Что-то с громким хлопком столкнулось в воздухе между нами, породив сноп разноцветных ярких искр и обратной волной чуть не сбив меня с ног. Удерживая равновесие, я инстинктивно дернулся в сторону - как раз вовремя, чтобы увернуться от очередного заклятия; луч же отраженного, который должен был врезаться в меня, отскочил в сторону, оставив на каком-то дереве глубокий белый надрез. Пока я в шоке провожал его взглядом, Роули снова занес руку; на его лице уже не было усмешки, он с ненавистью сжимал губы и щерился. Подавляя желание развернуться и броситься бежать, я отскочил назад и несколько раз исступленно крикнул:
- Protego! Defendo! Defendo! - Смешно, но я чувствовал себя, как на танцевальном игровом автомате, с экстремальным уровнем сложности, когда только чистая удача может позволить наступить на правильную клеточку пола. Только вот здесь единственный неверный шаг мог превратить меня из танцора в сапера, наступившего на мину. На меня велась охота, а я был настолько загнан в угол своего ужаса, что даже не мог представить себе, что буду нападать на охотника сам, а не только защищаться. - Reflecto! Protego! Reflecto! - Я еле ловил заклятия на подлете, задыхаясь, выбиваясь из сил. Одно из проклятий по касательной резануло мне по правому запястью - от внезапной боли я едва не выронил палочку. Прижав кровоточащую руку к взмокшей клетчатой рубашке, снова отступая, я, совершенно охрипшим голосом, выкрикнул, пытаясь теперь как-то орудовать левой: - Protego! Stupefy! Incarcerous! Reticulum! Reflecto!
Но его нельзя было остановить так - он наступал на меня с все большей яростью, зверея с каждым заклинанием, которое отражал я, с каждым, которое приходилось отражать ему; а теперь еще и техническое преимущество - здоровая рабочая рука - было на его стороне. Нет, преимущество всегда, всегда было на его стороне... Пятясь, я не заметил выпирающий из земли огромный корень и зацепился за него ногой; споткнулся, и упал навзничь, и, не успевая даже подняться, продолжил в панике отползать назад, подняв на Гека трясущуюся левую руку.
- Expelliarmus! - крикнул я из последних сил, ожидая, что он мгновенно отразит и это мое заклинание - жалкую попытку отсрочить свою гибель.

Но вместо этого магическая волна выбила из руки Роули волшебную палочку, а его самого с силой ударила в грудь и отбросила назад на несколько метров, - где он упал на землю рядом с огромным серым деревом и уже не поднялся.

+1

6

- ...нет, нет, хватит прошу, умоляю! Я больше этого не вынесу! Они... заставляют меня... наступать на маленьких котят... - мог бы услышать Пейтон, когда приблизился к поверженному врагу. Роули, пригвозжденный к стволу дерева, в полубессознательном состоянии, с наполовину прикрытыми глазами, едва издавал речевые звуки, обращаясь к пустоте. - Прекратите! Я больше не буду пить эту фиолетовую дрянь, она мне не помогает! Я все равно не смогу ничего вспомнить. Все бесполезно! Но котята... это невыносимо.
Пауза.
- Отец? Отец! Не бросай меня здесь... О, мой Лорд, это вы? Вы выглядите очень... необычно. Что это на вас... пижама? Что вы, я не говорю, что вам не идет... - монолог сошел до неразличимого хрипа, и Пожирателю Смерти пришлось откашляться, чтобы продолжить. - Ты урод, отдай мою палочку! Эй, кто выключил свет?
Еще одна пауза.
- А мне всегда нравилось имя Бартемиус. Такое... внушительное. Достойно аристократа. Или, по крайней мере, лучше, чем... ты знаешь. Ба-а-арти. Передайте ей... передайте, что... - обрыв фразы. Судорожный вдох, больше похожий на всхлип. - Опять ты, Пейтон Смит. Грязнокровка, выродок. Я же тебя убил!..

Вдруг он вздрагивает, взгляд его проясняется и он чуть приподнимает голову. Смотрит на Смита: на победителя и своего палача. Во взгляде читается, что Роули не вполне осознает происходящее, но осознание неизбежности конца быстро назревает: с такими ранениями долго не живут, и нет никого, кто пришел бы оказать ему помощь, чтобы протянуть хоть еще немного. Роули с любопытством опускает взгляд на кровавое месиво, разверзнувшееся на месте его органов, присвистывает и снова смотрит на Смита - с неподдельным уважением и восхищением, которые навряд ли польстят тому, и дерганно старается растянуть залитые кровью губы в жутковатой улыбке.

* * *

Боль. Я никогда не испытывал настолько сильной боли. Даже не думал, что она бывает такой. Это вообще возможно?
Неплохой у меня болевой порог, однако. Везучий я.

Каждое движение дается через силу. Сплюнул кровь, но она как будто только быстрее стала наполнять полость рта - кошмарный металлический вкус, наполняющий изнутри. В глазах темнеет время от времени, фокусировать взгляд становится все тяжелее.

Что пялишься, Смит? Нравится зрелище? Правильно: смотри, смотри же, что ты натворил.

- Надо же, - произношу я, - кто бы мог предположить, что из нас двоих ты убьешь меня, а не наоборот? Что, не ожидал?

Смех открывает передо мной новые горизонты боли, которую я, оказывается, способен пережить, но не могу отказать себе в удовольствии рассмеяться Смиту в лицо - уж слишком комично происходящее здесь и сейчас.

- Мои поздравления. Ну и что, как ощущения? - злорадно обнажаю окровавленные зубы, стараясь уловить взгляд Смита. - Знаешь, а ведь убить тебя было несравнимым удовольствием, - неверие, что ты настолько слаб (и это, заметь, при том, что я и так был о тебе невысокого мнения), раздражение и ни капли удовлетворения - вот что значит убить тебя. Даже в смерти ты разочаровываешь, Смит. Тем более, что ты даже не умер. - Слишком долго я этого ждал.

Так ведь обычно и бывает: результат не оправдывает ожидания.

- Что, грязнокровка, око за око, зуб за зуб? - ухмыляюсь, снова сплевываю кровь. - Теперь ты ничем не лучше меня.

Монстр, убийца - такого мнения ты был обо мне все это время? Как ощущается теперь в моей шкуре?

Я ведь даже рад, что так все закончилось. Сломить тебя тем, с чем твоя драгоценная незапятнанная совесть едва ли сможет смириться - это даже лучше, чем убить тебя.

Только бы еще не было так чертовски страшно умирать.

+2

7

По-прежнему дрожа всем телом, Пейтон, грязный, измочаленный схваткой, с трудом поднялся с земли. До сих пор не верилось, что Гек, против максимальной мощи его атаки только что спокойно выставлявший защиту, попался на каком-то простеньком обезоруживающем заклятии и оказался побежден. Стал слишком самонадеян и, недооценив его, пропустил удар? Просто в голове не укладывалось. Он, Пейтон Смит, вечный слабак и трус, которому для самозащиты никогда не хватало мужества и ярости, - победил, победил своего самого страшного врага, который являлся ему в кошмарных снах, который полгода назад превратил всю его жизнь в смертельную игру в прятки и почти настиг его сейчас... но только почти, только почти. От переполнявшей сознание гремучей смеси неверия и восторга, (возможно, недостойного, но такого естественного), в горле сперло дыхание, кругом шла голова. Скорее всего, сейчас ему помогла лишь счастливая случайность, но это все равно не имело значения; он не сдрейфил, он обезоружил, одолел монстра без чьей-либо помощи, без Митча, без Дейва, сам, своими силами! - а теперь оставалось только пленить его и снова изолировать от мира, чтобы этот безумец больше никогда никому не причинил зла - ни самому Пейтону, ни его близким, ни другим людям, которых Гек, кажется, всех до единого ненавидел.

Но совсем уже не чувство самодовольного торжества вспыхнуло в душе Смита, когда он, на всякий случай еще сжимая в руке оружие, приблизился к поверженному врагу. Не до конца еще понимая, что происходит, Пейтон внимательнее вгляделся сквозь запылившиеся очки на фигуру Роули, почему-то по-прежнему распластанного перед ним на земле.
И удивленно-радостная полуулыбка победителя тотчас погасла на его лице.

Гекльберри лежал в углублении корней громадного сухого дерева, в каком-то напряженном пароксизме изредка подергивая скрюченными от боли конечностями, - а из его живота, прямо под солнечным сплетением, из широкой темной дыры в лопнувшей одежде и коже торчал, сильно выпирая наружу острым, как копье, концом, толстый шершавый сук, облепленный тошнотворным красным месивом из мяса и кишок, в которое теперь превратились все его внутренности. Трясущиеся кровавые ладони Роули в судороге обхватили дерево и зачем-то инстинктивно пытались сдвинуть собственное тело с этого кола; но каждое движение рук отражалось на его искаженном болью лице только новой гримасой бесконечной муки. Он не кричал, - хотя, казалось бы, ожидать от раненного так можно было только этого; но губы его шевелились, и изредка усиливавшие голос стоны выделяли в потоке бреда отдельные бессвязные фразы и слова, которые он выплевывал изо рта вместе с темными, почти черными сгустками крови. Отец. Бартемиус. Передайте ей. Он прерывисто дышал, а взгляд его был то, совершенно бессмысленный, устремлен куда-то к кронам деревьев, когда он в бессилии запрокидывал голову назад, опираясь затылком о ствол, то, наоборот, фокусировался, до маленьких темных точек зрачков, на суке, пропоровшем его насквозь, - и тогда в сосредоточенных, чуть сощуренных глазах сквозило какое-то жуткое, парализующее удивление.

Выронив палочку, Пейтон издал какой-то невнятный полукрик-полувсхлип и в ужасе прижал ладонь ко рту.
Сладостный торжественный сон-мечта, увенчавший его лаврами чемпиона, в мгновение ока превратился в темный и реальный кошмар.

* * *

Что я наделал. Господи, что я наделал, что же я наделал.
И в голове голос: что же ты закрываешь лицо руками? Гляди теперь, упивайся этим зрелищем, ты же всегда хотел повергнуть его, всегда хотел стоять над ним и видеть его поражение, - помнишь, когда он бил тебя, когда он насмехался, издевался над тобой, как яростно ты хотел этого, как зверски ты его ненавидел? Так что же сейчас-то невмоготу, и в горле - тошнотный ком то ли слез, то ли желчи? Кишка тонка, Пейтон - кишка тонка убить человека?
Я ненавидел его. Но я никогда не хотел убить его. Никогда даже помыслить я себе об этом не мог.
И он, казалось, не мог умереть. Мне он всегда казался каким-то бессмертным потусторонним существом, которое воскресало из мертвых, восставало из пепла, выползало из могилы и неизбежно возвращалось ко мне, будто посланное кем-то, чтобы досрочно открыть мне ворота в ад, причинить новые страдания, напомнить о приближающейся смерти и о моих грехах. Он был для меня кем угодно - дьяволом, бесом, инферналом, цербером возмездия - но только не смертным человеком, способным испытать агонию и познать смерть. Но вот он лежал сейчас передо мной, в крови, кашляя, корчась и, как всегда, улыбаясь, и чувство не изумления, а первобытного ужаса подступало к моему сердцу.

Лишь мгновение оцепенения - и я бросился рядом с Роули на колени. Я должен был как-то помочь ему, я жаждал помочь; но я не знал, просто не знал, что мне делать. Снять его с этого сука? Он бы все равно истек кровью, или умер от болевого шока, - да и как вообще возможно было, даже при помощи магии, залечить такую рану? Может, попытаться как-то остановить кровь, или хотя бы уменьшить боль? Обведя землю вокруг безумными глазами, я нащупал палочку и сжал ее в кулаке. От отчаяния и страха во рту было сухо, и зубы дрожали, как трещотка. Руки, колотящиеся, как в припадке, бессильно шарили в воздухе в дюйме от его тела, боясь притронуться и сделать ему еще хуже, еще больнее.
Боже мой, не надо мне такой мести, такого "око за око" - уж лучше бы я умер, лучше бы он убил меня!
- Нет, Гек, т-ты не умрешь, - цежу я сквозь плотно стиснутые зубы, чтобы совсем уж не сорваться на жалкий, придушенный всхлип; о, как бы сам я хотел сейчас верить в то, что говорю. Осторожно приподнимаю его взмокшую голову и тараторю какую-то бессмыслицу, пытаясь поймать его то гаснущий, то снова горящий взгляд. - Я помогу тебе, ты не умрешь, слышишь, Гек? Я отвезу тебя в больницу, там тебя спасут, обязательно спасут... Держись, пожалуйста, только держись... A-anestesio... Anestesio! Anestesio! Сейчас, сейчас, потерпи, потерпи чуть-чуть... Haemostatio! Оно вообще действует?.. господи... П-пожалуйста, только не умирай, Гек, пожалуйста, этого же не может быть! Кто-нибудь, помогите! - Но основная схватка идет уже далеко отсюда, мы отстали, никто, никто меня не слышит, и никто не поможет - как и тогда, в январе.  - Помогите, мой друг умирает, на помощь, пожалуйста, кто-нибудь!

А что еще я должен был закричать? "Умирает мой заклятый враг, которого я боюсь и ненавижу с детства, прошу вас, помогите мне спасти ему жизнь"?
Чертов бред, не так ли?

- On the ground I lay, motionless in pain.
I can see my life flashing before my eyes.
- Did I fall asleep?
Is this all a dream?
Wake me up, I'm living a nightmare!

+1

8

Что… что ты делаешь, тупица? Не смей!  Не смей так насмехаться надо мной своей реакцией на содеянное, ты, трус, слабак! Смотрите-ка, кто это у нас такой святой нашелся? Ох, да ладно тебе. Как будто ты не хотел от меня избавиться, чтобы весь тот кошмар, что я привнес в твою жизнь, поскорее закончился. Как будто ты не ненавидел меня больше всего в своей жалкой жизни.
- Да пошел ты, – проговорил я сквозь зубы, попытавшись яростно оттолкнуть Смита, но вместо этого лишь вяло приподняв и всплеснув руками, едва задев своего непрошенного благодетеля. – Не трогай меня! Руки убери!
Дурак, дурак, какой же ты дурак, и от твоего мельтешения меня тошнит. Как ты не понимаешь? Ничем здесь уже не поможешь.  Даже подоспей вовремя опытные колдомедики, сомневаюсь, что исправить это им было бы под силу.
Глаза снова застлала темная пелена. Больно, больно, черт, как же больно. Я думал, что отключусь, да черт – я уже был бы не против потерять сознание, лишь бы не чувствовать этого.  Хоть бы уже даже сдохнуть, раз уж такого исхода все равно не избежать. Просто лишь бы не чувствовать этого.
Я едва подавил подступающие к горлу слезы.
Как же страшно умирать.
Как же я ненавижу тебя за это.
- Друг? Друг?! – переспросил я, гадая, не примерещилось ли мне столь нелепое обращение в бреду. Лучше бы мерещилось. Не мог же он… да хоть в какой панике и отчаянии, как ему только в голову пришло? – Так вот, значит, как это называется, а? Дружба? – прошипел я в нарастающем бешенстве. – Да как ты смеешь? Слышишь? Как ты смеешь так унижать себя и меня?! – черт, неужели ему самому не противно? Насколько надо самого себя не уважать, чтобы докатиться до такого?
- Да ты просто… – я резко зашелся в кашле, чувствуя себя так, будто уже готов попрощаться с гортанью и легкими.
Ох, Смит, заткнись, просто… заткнись.
- Просто… почему бы тебе… не… смириться.
Я прикрыл глаза, переводя дух. Ни на толику лучше мне от этого, разумеется, уже не стало. Я на это и не надеялся – оставил надежду, как только понял, насколько плохи мои дела, а осознание и не заставило долго себя ждать. И все же… было бы неплохо протянуть еще немного. Просто потому что как чувствовать себя живым, знаете ли, я представляю гораздо лучше, чем… другие формы существования. Или антисуществования.
- Что, неужели простое обезоруживающее заклятие? – откуда-то я еще находил силы не только на поддержание этого бессмысленного диалога, но даже кашляюще рассмеяться над сложившейся ситуацией. – Надо же. Глупее не придумаешь.
Вот уж не так я планировал умереть. Вообще-то, конечно, совсем не планировал. Хотя при этом всегда думал, что не доживу до старости.
Что ж, формально я даже умер в бою. Правда, абсолютно бесславно.
Черт, не хочу думать, что я настолько ничтожен и лучшей смерти не заслуживаю. Да и Смит, оценивая объективно, мне в подметки не годится – сам ведь удивился не меньше, как все получилось. Ну, это можно же технически списать на несчастный случай, да?
Забавно отмечать, что о своей смерти я даже думаю в прошедшем времени.
И все еще чертовски страшно.
- Будешь по мне скучать, грязнокровка? – через силу кроваво улыбнулся я ему – опять. Потом поднял неистово дрожащую безоружную руку, изображая, будто держу в ней волшебную палочку, и прицелился Смиту прямо в грудь, и ощерился еще больше, еще безумнее. – Crucio.
После чего уже не смог противиться настигающей, обволакивающей темноте и небытию, и сломался, как выпущенная из рук марионетка.
- You're a monster in my mind
You're the one I can't leave behind
You come inside, I watch you die
- Did you think that you could bury me?

+2

9

Нет. Нет, я никогда не смогу смириться. Как можно смириться с этим безумием? Этого же не может быть. Это не может происходить здесь, сейчас, со мной - это бред какой-то, сон, морок, наверное. Он, Гекльберри Роули, не может умереть, тем более, в нашем игрушечном, дурацком бою. И впрямь - как глупо, какое-то жалкое обезоруживающее заклятие; нет, конечно же, он жив, - а это просто, наверное, я сам умираю и брежу, слышу какие-то страшные слова, вижу этих призраков собственного сознания. Разумеется, это он убил меня, это логичнее, много логичнее; я же чувствую, как меня трясет в лихорадке всего, и колет в висках и в груди, больно-больно, будто в предсмертной агонии...
О, как же кружится голова от этого терпкого, тяжелого запаха крови.
Его крови, не моей.
Я чувствую это, как хищник, зверь, как человекообразное чудовище - с прицельным нюхом на чужую близкую смерть, смрадное дыхание которой не перебить этой свежестью леса, этой вечностью жизни.

Когда он поднял свою дрожащую руку в угрожающем жесте, как будто держал в ней оружие, которого я его лишил, - я сразу замер, прекратил биться над его телом, перестал пытаться заставить его жить еще хоть несколько лишних мгновений. Долгую, бесконечную секунду мы просто смотрели друг другу в глаза. Что-то невыразимо жуткое было в том, как он продолжал улыбаться этим своим ртом, наполненным кровью, - так, как будто у него и не было в животе этой огромной дыры, из-за которой гас его взгляд то и дело, в те секунды, когда боль, видимо, становилась особенно нестерпимой, и милосердное сознание предпочитало просто на мгновение потухнуть. Нет, я не собираюсь по тебе скучать, чистокровка, потому что ты не умрешь, - хотел было выдавить я очередную малоосмысленную ерунду, - но то ли не успел, то ли язык просто не осмелился произнести столь вопиющую ложь, оставив меня немым. Тогда его улыбка стала еще шире. Из-за кровавых пятен в углах рта казалось, что эта маска навеки вырезана у него на лице - в знак насмешки надо мной, моей немотой, моим смятением - и поражением.
Его кисть сделала неловкое круговое движение, направленное мне в грудь; булькнув багровым пузырем, его губы в последний раз шевельнулись, сложившись в удивительно отчетливое и громкое:
- Crucio.
Я ощутимо вздрогнул и отшатнулся, даже инстинктивно зажмурившись на миг - настолько бережно телесная память сохранила этот условный рефлекс ожидания боли. Но нет: он уже не мог причинить мне вреда, больше никогда не мог. В следующее мгновение, когда я открыл глаза, Гека уже не было. Бессильно запрокинув голову назад, уронив неподвижные посеревшие кисти рук на грудь, мой враг смотрел в небо, и только губы его по-прежнему растягивала полубезумная усмешка.

- Н-нет... - прошептал я. Все мое тело как будто обмякло, охваченное предобморочным оцепенением; я хорошо помнил: больше всего на свете мне тогда хотелось - прямо там - потерять сознание от этой невыносимой слабости. - Нет! - повторил я громче, схватив Гека руками за плечи и попытавшись его потрясти, чтобы пробудить, как мне казалось, от какой-то временной полудремы. Но он не двигался, только трепыхался, как тряпичная кукла, в моем захвате. Тогда я стиснул хрупкое, худощавое тело поверженного врага в дрожащих ладонях и, зачем-то потянув его на себя, осторожно снял с сука, стараясь не повредить, не порвать и так уже истерзанные внутренности. Тело повалилось мне на колени. - Гек, Гек! - позвал я, обхватив ладонями его лицо и наклонившись так близко, как это только было возможно, пытаясь разглядеть хотя бы мельчайшее движение.
Его щеки были еще горячими от жара агонии, но голубые глаза остекленели и смотрели так пусто, как будто в них никогда и не было ни злобы, ни ненависти, ни вообще каких-либо человеческих чувств и эмоций. Только в уголках, на светлых ресницах еще блестели бисеринки так и не пролитых слез; когда я еще раз бешено тряхнул тело, пытаясь обнаружить в нем признаки жизни, они скатились вниз, к вискам, и я пальцами почувствовал, что они тоже были еще теплыми.
- Гек! - крикнул я в каком-то истерическом полубреду. Глаза - зеркало души, а души в них больше не осталось, поэтому сейчас и пустые, - родился в голове болезненно логичный и жуткий вывод. А ведь я никогда не замечал раньше, что они у него голубые... Меня всего затрясло; я до боли сжал безжизненное тело врага в объятиях, потом снова отпустил, попытался опять его трясти, как заведенный - будто от этого к сломанной игрушке мог возвратиться заряд, потом снова прижал к груди. - Гек, очнись! Гек, прошу тебя! - я уже не просто кричал, я всхлипывал навзрыд, выл во все горло. - Нет, пожалуйста, Гек, ты же не можешь умереть, это я могу, а ты нет, нет! Как же так, Гек? Как же так?... Боже мой! Я не могу больше, не хочу, остановите это, кто-нибудь, умоляю, остановите!

В ужасе я закрыл лицо руками, хотел протереть себе глаза, - но тут же оторвал ладони от щек, когда внезапно почувствовал мерзкую, склизкую теплую липкость своих пальцев.

На мгновение затихнув, задохнувшись от шока, я с каким-то полуобморочным удивлением опустил взгляд - и понял, что причиной этой странной липкости было не что иное, как кровь, которая залила мне руки, пока я пытался привести Гека в чувство, а теперь, наверное, красной маской отпечаталась и у меня на лице. С испуганным отвращением я отполз на фут от трупа, который остался лежать на пожухлой серой траве, и быстрым движением попытался вытереть руки об штаны. Но кровь никуда не исчезла: напротив, пропитанная ею ткань только сильнее испачкала мне ладони. Я провел руками по рубашке, но сразу понял, что и она у меня вся в крови после того, как я, рыдая, стискивал в объятиях труп человека, которого убил.

Убил, да.
Теперь я - убийца, монстр, и эта кровь на мне - кровь моей первой жертвы, кровь Гека Роули, человека, которого я - да-да, именно - погубил, умертвил, порешил, грохнул, кокнул, лишил жизни, отправил к праотцам. Убил.

С отвращением я скинул наземь окровавленную рубашку, но футболка под ней тоже оказалась пропитана кровью. В рефлекторном жесте ужаса я схватился за голову - и тут же отдернул руки, почти физически почувствовав, как все мои волосы теперь стали покрыты этой багровой слизью. Быстро облизнув пересохшие губы, я почувствовал на языке этот знакомый, железистый вкус; кровь налипала пятнами на моем лице, на глазах, щеках, подбородке, багрянила недельную щетину, седые виски и бакенбарды. В нарастающем отчаянии я начал истерически вытирать руки об траву, об землю, об корни деревьев, которые торчали из земли прямо рядом со мной - но кровь не исчезала, и только грязь налипала на коже, вызывая у меня еще большее телесное отвращение. Кровь вперемешку с землей была теперь везде, как в каком-то болоте; она, казалось, лилась мне на голову сверху, как дождевая вода, как струи муссона, и мне, мечущемуся в попытке отмыться, очиститься, казалось, что я вот-вот утону в этом тошнотном ливне - вместе с телом убитого, чьи губы по-прежнему усмехались мне.
В следующий момент я вскочил и бросился бежать прочь. Всего через несколько метров я, правда, споткнулся об какой-то корень и рухнул ничком, покатившись по земле грязным, окровавленным клубком.
Когда я развернулся, рядом со мной уже стоял Гек Роули. Усмехаясь своей застывшей кровавой улыбкой Гуинплена, прищурив свои голубые стеклянные глаза, он показывал мне фокус - засовывал руку в огромную круглую дыру посреди своего живота и звонко смеялся, когда другой рукой у него получалось пожать ее со спины.
Что-то в этом зрелище было уже сильнее меня. Я закричал, снова вскочил, побежал - он бросился следом за мной с безумным хохотом, наслаждаясь своим бессмертием и моим ужасом - я снова упал, споткнувшись, растянулся на земле - и на этот раз уже потерял сознание.

* * *

Да, теперь ты победил... вот как ты все-таки победил меня. Попробуй сломать мое тело, изувечь, искалечь меня - нет, со мной это не сработает; я умру от страданий, оставшись самим собой, и не будет никакого удовлетворения тебе в этом предсказуемом событии. Но готов биться об заклад - видеть в последние свои мгновения, в какого монстра я превратился, было приятно. Эта пытка будет бесконечной, не так ли? Эта память будет со мной каждый день, она будет следовать за мной по пятам, настигать в каждом неосторожном образе; в каждом неясном силуэте я буду видеть тебя с твоей последней застывшей усмешкой, в каждой музыке будет звучать твой последний стон, а твое последнее слово будет преследовать меня в каждом ночном кошмаре. Не этого ли ты хотел? Бессмертие в чужих муках - кажется, достойный итог всего твоего жизненного пути.

We will haunt you when you laugh.
You might sleep,
But you will never dream.

Я не знаю, сколько я провалялся там, в лесу, между корней, без сознания, лишившись чувств от ужаса содеянного, - но когда я очнулся, солнце уже клонилось к закату. Никто из моих товарищей не отыскал меня - да, наверное, и не было смысла: они только бы заблудились сами. Если я был еще жив, я был в состоянии выбраться без чужой помощи, - должно быть, логично рассудили они. Я и был в состоянии, наверное.
Только нужно было сначала завершить одно дело.
Сухих стволов свалившихся деревьев поблизости было предостаточно - и в течение получаса я, невзирая на послеобморочную слабость, сооружаю погребальный костер посреди небольшой опушки. Паразиты пока еще не нашли едва остывший труп... но нет, я не хотел бы, чтобы это изувеченное тело вообще жрали могильные черви. Аккуратным левитационным заклятием поднимаю его наверх, на бревна; потом подхожу и скрещиваю ему руки на груди, закрываю, наконец, нестерпимо ясные глаза, опускаю уголки рта. Без этой обычной ухмылки, с которой я знал его всю жизнь, он выглядит по-настоящему мертвым; но зато почти человечным. Я отхожу на безопасное расстояние и останавливаюсь, глядя издалека на то, что я сделал.

На все, что я сделал.

- Лучше бы я лежал там, на твоем месте, - вырывается у меня. Впрочем... надо же что-то говорить перед этим, да? Все правильно. - Хотя... если бы ты убил меня... то вряд ли бы похоронил, верно?.. - я заговариваюсь, я не чувствую логики, не вижу смысла. - Как там было? - бормочу я совсем-совсем тихо, сглатывая ком в горле. - "И взметнулся дым, в поднебесье огонь, пламя под облака... Так пожрал дух костра лучших воинов..." так?
Я одергиваю себя: потому что осознаю, что уже несу просто бред и пора с этим заканчивать.
- Mortem Inflammare! - кричу я во все горло, и, наконец, в защитном куполе костер вспыхивает, а тело начинает тлеть.

Скоро, совсем скоро оно превратится в пепел - не более того. Этот прах я похороню под тем самым деревом.
А на стволе поставлю насечку - крест.
- Hickory, oak, pine and weed...
Bury my heart underneath these trees
And when a southern wind comes to raise my soul
Spread my spirit like a flock of crows.

- Old heat of a raging fire, come and light my eyes.
- You can bury my body but I’ll never die.

+1


Вы здесь » RE:WIND » Silencio » Fresh lilaced moorland fields cannot hide the stolid stench of death