Были времена, когда Люциус Малфой имел непосредственное влияние на английскую политику и, по привычке читая газеты, лишь узнавал в новостных колонках многочисленные дела рук своих - в качестве серого кардинала Министерства. Впрочем, времена эти прошли столь давно, что для старого волшебника уже не было непривычным ежедневно следить за событиями, к которым он не имел никакого отношения, но все равно испытывал страстное любопытство стороннего наблюдателя. Для удовлетворения этого любопытства ему не хватало, несомненно, информативных статей «Ежедневного Пророка», как всем остальным обывателям; а вот на магическом радио новости появлялись значительно раньше, чем в газетах, и в последнее время Малфой отдавал предпочтение ему. Более того, краткие срочные сообщения по радио явно славились куда большей достоверностью, чем многострочные статьи в «Пророке», над художественным приукрашиванием которых тамошние журналисты трудились денно и нощно.
Словом, в прохладный зимний вечер двенадцатого января томное и ленивое одиночество снова привело хозяина ирландского поместья в его маленький кабинет на втором этаже, где он и проводил большую часть своего вечно свободного времени, слушая радио, читая газеты и ведя доходные книги. Даже сейчас, зимой, в пору так называемого душевного единства всех людей, очень немногие осмеливались пригласить супружескую чету Малфоев-старших на праздничное торжество, и единственным, что в этом году заслужила семья Люциуса, стал небольшой рождественский салон у одной достойной чистокровной семьи. Но праздники кончились, и теперь ему снова предстояло безвылазно сидеть дома, следя за биржевыми и политическими новостями, да еще ожидая Нарциссу из гостей. Сегодня был день рождения одной подруги миссис Малфой, а ее мистер Малфой, разумеется, не был приглашен… Радио зашипело, и Люциус автоматически протянул руку, несложным заклинанием возвращая его на нужную волну. Там как раз начинался прогноз погоды – прямиком из Отдела Предсказаний: приятный, но чересчур логопедически идеальный женский голос размеренно предсказывал, что в ближайшие две недели температура в Дублине не упадет ниже нуля и будет сопровождаться постоянным мокрым снегом.
Ничего не происходило в его жизни. В школьные годы он всегда рвался наконец повзрослеть, вырваться в большую жизнь из душных стен Хогвартса, делать, строить, руководить; сейчас же, по удивительной иронии, жизнь воспитанников школы чародейства и волшебства обнаруживала куда более интересные свойства, нежели чем жизнь взрослых колдунов. Визит иностранных студентов, турнир Дуэлянтов, сегодня вот - какой-то концерт… Всему этому скучный мир Люциуса мог противопоставить только шатание курса галлеона, да еще вот этот пресловутый мокрый снег, который вот уже которую неделю зимы покрывал все дороги в Айриш Холле липкой слякотью, отбивающей всякое желание прогуливаться. Оставалось только надеяться, что ответ на письмо, с которым Хан всего несколько дней назад улетел по направлению к школе, Скорпиус пришлет вскоре: чтение длинного и подробного рассказа, которыми мальчик всегда славился, должно было немного разбавить всю эту тягучую скуку.
В голове Малфоя сонно ворочалась мысль о том, стоит ли ему ждать Нарциссу из гостей - или же отправиться спать до ее возвращения. В конце концов, не встречая ее, он бы избавил всех от опасности спора или даже ссоры. Его очень задевали походы жены по гостям, как бы спокойно он ни отпускал ее туда с улыбкой и пожеланиями хорошего вечера. Люциус прекрасно понимал, что не смеет требовать от Циссы своего затворничества и практически отшельнического уединения, но все равно чувствовал себя уязвленным, когда в красиво оформленных пригласительных открытках было указано только ее имя; и сейчас, бесцельно проводя время в компании радиоприемника, еще острее чувствуя свое глубокое отчуждение от всего происходящего в мире, он почти уже готов был по-старчески брюзжать и за глаза осуждать жену в непонимании и даже жестокости.
«Экстренное сообщение… Внимание, срочная информация…»
Медленно засыпающий на своем стуле, Люциус встрепенулся и с встревоженным любопытством дернулся в сторону приемника: такие срочные перерывы в эфире встречались крайне редко и означали только одно – очень важные происшествия, узнать о которых было интереснее всего. Впрочем, пока Малфой слушал само сообщение, интерес его сменился шоком. А еще через пару секунд он уже несся вниз по лестнице к камину, даже не думая благословить небеса за то, что еще не успел раздеться, и бросая недоумевающей Сандре отрывочное:
- Я в Хогвартс… Там теракт… только что… Нарциссе – ни звука, ясно?! Ни звука!
***
Люциусу было плевать, как он доберется ночью от Хогсмида до замка и вообще, ждет ли его кто-то там и не встретят ли его встречным огнем как возможного противника. Впрочем, когда он появился в камине «Трех Метел», взъерошенный, без верхней одежды, с лицом, полным какой-то решительности и в то же время растерянности, и вылетел на мороз, крича что-то человеку на проезжающей телеге, вряд ли кто-то узнал в нем бывшего Пожирателя Смерти. Даже свои – когда-то «свои» - вряд ли опознали бы его, раз уж не сообщили о том, что планируют совершить. Однако на мысли о том, почему нападение произошло столь внезапно и почему никто не счел необходимым привлечь Малфоя к его организации, у старика не было ни сил, ни времени.
Пока повозка, в которой Люциус, кажется, уместился только каким-то чудом, с двумя молчаливыми колдомедиками из Мунго и четырьмя огромными чемоданами лекарств, неслась по дороге к замку, Малфой ежился на неприятном ночном ветру и с тупым сосредоточенным ужасом перебирал в голове варианты судеб тех, кто был в Хогвартсе во время этого страшного дежавю. Он почти видел, как собирается во дворе замка толпа студентов, как они кричат от восторга, слушая любимую музыку, и как начинают неожиданно мелькать в воздухе до ужаса знакомые зеленые молнии… Но нет, его не волновали все эти дети, он видел на своем веку слишком много зла и слишком многое совершил своими руками. Драко, Скорпиус – вот чьи лица не выходили у него из головы; они оба были там, и хотя Люциус был уверен, что его сын и внук вряд ли стояли в первых рядах толпы, они оба были под угрозой, и никто не мог бы с уверенностью сказать, были ли они сейчас вообще живы.
Когда повозка переехала мост и въехала в открытые ворота, оцепенение оставило Малфоя. Он соскочил на землю с несвойственной ему раньше молодой прытью и, задыхаясь, кинулся через развороченный взрывами двор, на котором до сих пор еще оставалось много раненых. Когда-то он уже был здесь, и тоже искал своего сына – смотрел на каждую бездыханную фигуру, распластанную на земле, вглядывался в каждое окровавленное лицо… Нет, это не он, и это тоже не он, - жестокое эгоистичное облегчение вспыхивало в его мозгу каждый раз, когда он ловил в этих фигурах и лицах чужеродность черт. Даже неизвестность была лучше этой прямой обреченности, сказанной в лоб.
- Где профессор Малфой? – схватил Люциус за рукав какого-то школьника, пробегающего мимо него по коридору с другой рукой на перевязи; тот шарахнулся, как-то судорожно пожал плечами и, вырвавшись из хватки старика, побежал дальше. – Профессор Малфой? – Люциус остановил следующего студента, но тот был, видимо, в таком шоке от произошедшего, что даже не помотал головой, а просто тупо уставился ему в лицо невидящими глазами: у него была замотана бинтами голова. – Вы не видели профессора Малфоя? Или студента шестого курса Слизерина, Скорпиуса? – Но девушка, в полуобмороке облокотившаяся о подоконник, ответила ему только приступом рвоты в открытое окно.
Люциус метался по коридорам и лестницам, останавливая и опрашивая каждого, кто мог бы теоретически дать ему ответ, но даже за огромные, длинные, безразмерные полчаса он не добился в огромном замке, полном перепуганных пострадавших детей, ровным счетом ничего. В конечном счете, он, запыхавшись, прислонился спиной к стене коридора неподалеку от Больничного Крыла и попытался перевести дух, собраться с мыслями. Его сына и внука не было среди мертвых, которых складывали на столах в Большом Зале: он прошел мимо каждого искореженного тела по нескольку раз; но это не значило, что они стопроцентно в безопасности – они могли остаться под завалами, еще живые, задыхающиеся, кричащие о помощи… Рука Малфоя дрожала, когда он протянул ее, чтобы стереть с верхней губы проступивший там соленый пот. Он не знал, где ему продолжать поиски; а промедление могло быть равносильно убийству…
- Это вы искали профессора Малфоя и его сына? – раздался откуда-то снизу визгливый женский голос, и Люциус, опустив глаза, узнал в подошедшей к нему маленькой пожилой женщине мадам Помфри, которая до сих пор была на своем посту в самые тяжелые для Хогвартса дни. Малфой кивнул. – Посмотрите в его кабинете: не уверена, но они могут быть там – вдруг повезет… - торопливо сообщила женщина, после чего, даже не прощаясь, немного шаркающей старческой походкой быстро потрусила навстречу двум мальчикам, несущим носилки, чтобы заклинанием освободить их от тяжести. Впрочем, этого Малфой уже не видел: он бежал по лестницам замка вниз, в подземелья, к кабинету Зельеварения, а уже через пять минут распахивал туда дверь.
Его сын стоял возле учительского стола и курил. Его внук сидел на стуле, и встал, когда дверь открылась – как будто он давно ждал, что кто-то придет, и сам хотел пойти навстречу. Люциус облокотился о косяк, пытаясь перевести дух: все самое страшное было позади, и ему внезапно открылось, как же, наверное, странно он выглядит.
- Живы, значит, - выдавил он, чувствуя, что язык еле ворочается в пересохшем рту. – Хорошо.
