RE:WIND

Объявление

сюжет игры

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » RE:WIND » Silencio » Nothing comes without reason [AU]


Nothing comes without reason [AU]

Сообщений 1 страница 10 из 10

1

https://s-media-cache-ec0.pinimg.com/originals/e9/46/e8/e946e823954572eb71d5bbe0cb3a346f.jpg
Альтернативная реальность

Время и место:
2030/01/02, дом Розье.

Действующие лица:
Валериус Розье, Морриган Фоули.

События: То, что этот дом не статичен, было понятно давным-давно... Но разве стоило ожидать гостей? Возможно...
Возможно, после случившегося самое время для разговора. Вот только начнется он странно. Почему в доме нет елки, когда праздник?! Забавно, что в моменты, когда стоит говорить серьезно, именно такие мелочи становятся такими важными... или они - всего лишь попытка отвлечь себя и другого?

Отредактировано Morrighan Fawley (2016-01-29 20:50:57)

+1

2

Ты отправляешь старшей Розье сову, с письмом и просьбой о прощении - не за витражи, их вы сделали лучше, в этом не допустимы сомнения. За то, что не явишься к завтраку в этот воскресный день. Завтраки в доме бабушки стали вашей традицией, ритуалом, изменчивостью. Тем, что ты не нарушал никогда, тем, что она выбирала по своему желанию - переменчиво и беспечно. Она, Морриган Фоули, попытки сбежать от крови, памяти или имени безнадежны, как попытки (бессмысленные) оставаться у дверей собственной комнаты, выходящей в сад в то время, как все повторяется.
В то время, как Морриган Фоули в твоем доме, рядом - как ты всегда хотел. Как хотел все то время, что не желал признавать, что "рядом" никогда не могло быть охвачено физическим присутствием. Вровень с голосом крови, который заглушить невозможно, только отключить насовсем. Что ты и сделал. Отчего так и не понял, что теперь Морриган не одна. Не одна она впредь кровь от крови твоей, как и в доме твоем, в нескольких метрах, в смежной соседней комнате - девочка, девушка, женщина, ведьма более не одна.
С ней та, о ком ты ничего не знаешь. Та, о ком, возможно, ты, Розье знаешь все. И не это ли сводит тебя с ума безупречно, сильнее всего остального. Сожаления? Ты не способен. Злости? Потерянности? Апатии. Ты равнодушно холоден, привязан к дыму своих сигарет и душишь в этом дыму все, что не можешь исправить.
Мы можем только исправить...Все повторяется.

Ты встаешь, отбросив окурок, сожженный заклятием налету.
Шаги до смежной двери даются легко, как быстро, заученный стук в дверь твоего же дома. Почему? Потому что, на деле, ты хотел бы ее напугать. Сделать с ней что-то, чтобы никогда. Она никогда не могла бы жить и быть не твоей. Как и та другая, ваша копия на двоих. Которую ты любишь так же? И с которой так же не способен поступить, как всегда и со всеми.

Заходишь, выждав положенное для ответа, заходишь, чтобы увидеть то, как Морриган завязывает ленты в бант на платье дочери. Той, что нетерпеливо перебирает ногами, стоя на постели и не желая ждать, когда же ее отпустят. Той, в чьих зеленых глазах радость зажжется вместе с лукавством, стоит ей только тебя увидеть. Радость - тебе, лукавство - твое ли?
И что-то ломается, безвозвратно. Или просто становится новым. Ты смотришь на них, и что-то, терзавшее годами так, что ты способен был от этого только бежать, ломается навсегда. Ты усмехаешься, вспомнив то, что забывать не хотел. Усмехаешься, подзываешь заклятием стул, ставишь на ножки, садишься, глядя на Морриган.
- Я здесь живу, - произносишь ты, напоминая о том, что когда-то слышал. - И у меня есть свои условия, - с отблесками во взгляде, неразличимо темными или светлыми. - Я привык, - ты поводишь плечом, отводя взгляд от дочери, к закрытому окну. Усмешка. - К бархатным подушкам на подоконнике, - не сомневаясь в том, что расплатишься за то, что те больше не воскресить. - К смеху. К тому, что мне никогда не известно, чем закончится завтрак в моем собственном доме.
- Возражения будут? - из вежливости, тебе подобное милосердие не оказали.
- И ах да, - задумчиво потерев подбородок. - Академическое опоздание, - ты смотришь в ее глаза, - это обязательное условие. Если один из нас опаздывает на пятнадцать минут, двери этого дома радушно открываются, и он может спокойно спать до следующего утра. В любой кровати на выбор.

Я привык к тому, что ты переворачиваешь все здесь вверх дном, и снова обратно в бездну - в один день, одним решением. Привык к тому, что привычкой звать невозможно. К тебе в этом доме, к тому, что ты безнаказанно приходишь спать в моей постели. К тому, что как далеко не зашли бы эльфы, выполняя приказ хозяина "все убрать", убрать тебя из дома невозможно, как не стереть из голосов в крови его хозяина.

- И блинчики, - внезапно вспомнив, - ты случайно не научилась их готовить? - когда твоя дочь уже тянет тебя куда-то за рукав, ибо ей ваши взрослые разговоры, точнее, твой монолог, уже вконец надоел.
Без примирений, обид, притирок и вопросов о том, когда дозволено ее навещать. Потому что он здесь живет и у него всего лишь пара десятков условий.

Отредактировано Valerius Rosier (2016-01-29 13:22:30)

+1

3

Все меняется. Люди тоже. Кажется, еще вчера все было совсем другим. Ты была другой. Потому, что не знала, как он будет реагировать. Как он будет смотреть. Что он скажет. Но теперь ты знаешь. Теперь, после ножа, скользящего по твоей коже.
Нож, скользящей по твоей коже в его руке. Ты помнишь линии рисунка? Помнишь картину? Простой штрих длинной в три года.
Три года – это всего лишь время. Три года – это всего лишь чуть больше тысячи дней. Так много или так мало? Ты не хочешь об этом думать. Почему? Боги, в которых ты не веришь, знают, что так тебе легче воспринимать мир.
Мир, который вы сами изменили. Но вчера ты была спокойнее. Вчера ты пыталась понять. Вчера ты пыталась объяснить ему. Сегодня все не так…
Сегодня все не так. Наверное, потому, что ты понимаешь, что тебе тоже есть, за что выставить ему счет. Действительно, в таких историях не бывает одного виноватого. К тому же… ты же ребенок, не так ли? Тебе было не так уж много лет. Поэтому кто должен был быть умнее, ммм? Ты ведь знаешь ответ.
Ты ведь знаешь ответ. В общем-то, свою часть вины не отрицаешь, но загораживаешь чужой – его собственной. Но есть вторая причина такого твоего поведения и мировоззрения. Того, что ты не можешь просто обнять его, зайдя в дом… Он сам тебе внушил.
Он сам тебе внушил в раннем детстве, что мир принадлежит тебе. Год за годом убеждал тебя в этом. И прекрасно дал понять на празднике, что ничего не изменилось. Дает понять сейчас, когда ты собираешь Нимуэ, повязывая бант. Она слишком похожа на тебя. Он это знает.  Интересно, повторит ли она ваши ошибки?
Ошибки? Или просто судьбу? Будет ли она так же спокойно слушать, как ты, улыбаясь. Будет ли накручивать себя, когда другой участник просто предпочтет все забыть? Забавно, Фоули: тебе бы сделать то, что ты желаешь. Просто улыбнуться и обнять. Просто так же забыть. Но нет, слишком упряма. И, когда слышишь свои собственные условия…
Когда слышишь свои собственные условия, улыбаешься. Но так, что видно, что будешь играть. Он ведь сам говорил, что ты – избалованная девчонка, для которой все игра, ммм? Так почему бы тебе не сыграть? Даже если не очень-то хочется.
Даже если не очень-то хочется. Но все же стоит показать, что, - не смотря на то, что ты не будешь высказывать причины пунктами в духе «Ты не пытался узнать», «Ты не пытался искать», «Ты не пытался ничего изменить и сделать» и прочие, - правила уже были оглашены. И смысл не меняется даже спустя три года.
Спустя три года это все еще твои правила. Которые ты не отменяла. Значит… это твои условия. И ты живешь здесь.
- Дорогой мой, твои условия мы можем рассмотреть, со всеми моими ты просто согласишься, - повторяешь фразу, закатывая глаза. – Так было всегда.
Так было всегда в этом доме. Это не его дом. Ваш. И стоит ему об этом вспомнить. Иначе напоминание может быть… ммм… странным.
Странным. Пока ты говоришь, девочка убегает с эльфом в сад. Ей все интересно. Все любопытно.  Что ж, пора начинать.
- Привык, ммм? Как ты можешь привыкнуть к тому, чего нет уже очень давно, Вэл? – улыбка на алых губках.
Улыбка на алых губках, когда ты указываешь на пустой подоконник. Там нет подушек из бархата с кистями. Ты такие любишь. Они кажутся тебе забавными.  Когда-то давно они здесь были. Ты знаешь, что больше их не найдешь.
- К смеху? Как часто ты его слышал, ммм? Как ты можешь говорить так, если его не было? Тоже самое с завтраками и непредсказуемостью. Этого просто нет, - разводишь ручками.
Разводишь ручками. Ты ведь знаешь, что от этих слов будет нехорошо вам обоим. Но тебе любопытно. Так же, как на завтраках у бабушки. Так же, как всегда.
- После пятнадцати минут двери этого дома закрывались. Но и этого нет. Когда последний раз эти двери не открывались после назначенного времени? – закатываешь глаза.
Закатываешь глаза, выходя за дверь и идя по дому. Нет ни цветов, ни подушек – ничего. Нельзя привыкнуть к тому, что уничтожено собственными руками. Ты оставила дом в порядке. Он все изменил. Очень просто. Дом – это маленький мир.
- Это все твои условия, ммм? Которые где-то уже слышала, но забудем об этом. Все привычки, которых здесь нет? – склонив головку на бок, внимательно смотришь на него. – Так же, как нет традиции отмечать Рождество. К тому же, кто тебе сказал, что решу остаться здесь, ммм?
Здесь. Решишь. Но разве стоит это оглашать сразу? К тому же, ты желала несколько дней провести у бабушки. Рождество прошло недавно. В этом доме нет ни частички праздника. Ты помнишь, какой он был здесь до твоего «отъезда»?

До твоего «отъезда».  Игрушки на елку. С раннего детства ты усаживаешься под дерево, разбирая фигурки по цветам. Красные к левой стороне. Синие к правой. Остальные по центру. Ты любишь развешивать их, используя самую простую магию. Вместе с семьей. Вместе с эльфами. Это даже мило.
Это даже мило.  Но тогда ты осталась дома. Ты слишком ранним утром, стряхивая с муфты снежинки, приходишь в чужой, - да не очень, - дом. И упорно требуешь у эльфов ель. Высокую. Пушистую. Улыбаясь.
Улыбаясь. Ты получаешь то, что желала. Устраиваешься под деревом, расправляя юбку белого платья с синим поясом, скидывая туфли. Тебе выносят игрушки, которые ты привычно раскладываешь. Красные слева. Синие справа. Остальные по центру. Открываешь коробочки, рассматривая их содержимое. Начинаешь развешивать.
Начинаешь развешивать, рассчитывая, какая игрушка куда пойдет. Эльфы помогают. В твоих руках оказывается еще одна, ранее не замеченная коробочка, когда ты слышишь знакомые шаги. На алых губках появляется улыбка.
- Присоединишься? – оборачиваешься на долю секунды, не глядя раскрывая найденную коробку. – Какие игрушки хочешь развешивать, ммм?
Взглядом указываешь на коробочки перед тобой, лишь затем обращая внимание на ту, что была закрыта. Маленькие хрустальные ангелочки. Берешь одного, поднимаешь вверх… Светится… красиво. Почти идеальные, если бы не петельки, на которых им предстояло висеть на ветвях ели. Но разве это не легко исправить?
- Не стоит им висеть, правда? – задумавшись.
Задумавшись, убираешь петельки из золотистой ленты. Магия – игрушки оживают, начиная летать вокруг дерева. Тянешь руку к Розье, чтобы затащить его к себе, под дерево. Подталкиваешь к нему одну из коробок с шарами, которые переливаются цветами в зависимости от настроения того, кто держит их.
- Огоньками займешься, ммм? – вспоминаешь. – Нам еще к бабушке собираться, поэтому с украшением елки нужно поспешить.
Поспешить, может, нужно.  Впрочем, вряд ли кто-то ждет особой пунктуальности от всех. Забавно. Откидываешь темные волосы за плечи, задумавшись. В головку приходит всем идеям идея.
- Впрочем, в этом году Рождество может придти сюда, ммм… как ты относишься к толпе родственников? Продолжаем наряжать, продолжаем, – скорее шутка, искры смеха в глазах.
С искрами смеха ты прекращаешь поднимать игрушки в воздух, перекладывая это на других. Просто наблюдаешь за вещами, парящими в воздухе.  Это же забавно. Это было давно.

Это было давно. Сейчас нет ни ели, ни танцующих в воздухе ангелов. Ни той странной идеи, когда тебе заблагорассудилось жечь бумагу и гадать по теням, а затем рассматривать линии ладоней, покрывая их пеплом, чтобы лучше рассмотреть. Давняя история.
Давняя история, как блинчики, которые он упоминает. Смех серебром разносится по времени и пространству, когда ты садишься в такое привычное кресло, на котором отсутствует одна из подушечек с золотыми кистями. Жаль, ее ты любила.
- Розье, ты головой об стенку не бился? Я и кухня...– любопытственно-сочувственно, закатывая глаза. – Эльфы готовят прекрасно. Не было необходимости. Ты точно не хочешь, ммм… например, сходить в Мунго и провериться на сотрясение мозга? Могу отвести...
Легкая ирония. Но ты помнишь утро перед путешествиями с фотографиями. Хорошее воспоминание, светлое. Ты рассматриваешь дом. Улыбаешься эльфам и просишь чай. Приносят. Накрывают стол.
- Будешь чай? Виски неси сам, – тебе любопытно, что он ответит.
Тебе любопытно, что он ответит. Но ты все же касаешься руки, притягивая к себе. Привычное тепло. Необходимое.  Которое отвлекает от твоего желания говорить. Что ж, стоит лишь отнять руку… именно это ты делаешь, проводя пальчиками по его ладони медленно.

Отредактировано Morrighan Fawley (2016-01-29 21:15:09)

+1

4

Убить ее нужно было днем раньше. Нож вошел бы огнем в пограничье меж горлом ее и плечом, меж тонко хрустнувших бы костей.
Ты же хотел этого не меньше...чем коснуться лицом этой впадины у сгиба шеи ее к плечу, и оставлять порезы, накрывать их губами. Чтобы звук ее крови отзывался в обоих - внутри. Искромсать ее на лоскуты. Не признаваться, что это ты отпустил, позволил. Что решил, как вам будет лучше. Было же?!

Раньше, не сегодня.
- Скажи, тебя это не утомляет? - ты не занимаешь место в кресле напротив нее, тебе это ни к чему, ты поначалу остаешься у порога, позволяя ей выбрать, где и когда Морриган Фоули угодно будет остановиться. Чтобы после занять место за спинкой ее кресла, глядя в окно. Так, что когда ее пальцы коснутся твоей ладони, ты не сможешь не сжать их. И не заставишь себя их отпустить. - То, что все и всегда пытаются отыскать ответы на твои бесчисленные вопросы?
Ты оборачиваешься, не выпуская пальцы ее из своей ладони, безотчетно лаская изгиб над косточкой у запястья.
- Что ж попробуем, - эту игру мы ведь признали когда-то лучшей, - как привык? Ты же всегда была достаточно любопытна ко всему, что из нашего и не нашего мира? Что ты знаешь о магловских наркотиках, Морриган? Сильнее всего привыкание ощутимо, когда вещество исчезает из крови. Когда организм выводит яд, он отчего-то решает без него скучать.
За сравнение с ядом, впрочем, ты стоишь не только казни шелковыми подушками, но речь ведь совсем не об этом. Пока ты задумчиво ведешь большим пальцем по тонким венам. Восстановить все так просто, нарисовать ей дымом - подушки, другие чашки, брошенный поверх спинки кресла светлый шарф. И расстворить все в дыму от щелчка раньше, чем она, безошибочно, отыщет в памяти твоей изъяны.

- Все привычки, которых здесь нет? Так же, как нет традиции отмечать Рождество. К тому же, кто тебе сказал, что решу остаться здесь, ммм?
- Все, - рассматривая ее, пока стоишь прислонившись к широкому подоконнику окна, - пока нет тебя, это все, чего здесь нет тоже, - полуправда, полуложь, но допустима вполне. Ты усмехаешься, слушая дальше, и глаза твои становятся похожими на ее, на мгновение цвет не имеет значения. - Двадцать лет был твердо уверен, что без ребенка с бантом под елкой Рождество не имеет смысла. В этом году вы только снова в этом меня убедили.
Ты же, Розье, так и не сказал "спасибо" за подарок. За то, что она это выдержала? Без тебя. За то, что ты сам не убил ее, когда это "без" душило в комнате с дождем из цветного стекла.
В ответ на последний вопрос он только смотрит в глаза.
- Слушаю свою кровь? - с насмешкой. Над собой, над вами, над жизнью, прожитой друг без друга. - Ты можешь уехать завтра, через десять минут, через год. Когда снова станет, как же это, - ты пригибаешь голову, все так же разглядывая ее ладонь в своей. - Станет скучно. Только стоит сообщить тебе сразу, охотничий домик деда во Франции продувает всеми ветрами гор, и жить в этой хибаре противопоказанно даже мне.
Кто сказал, что он поедет? Все просто, он это знает.

Розье, ты головой об стенку не бился? Я и кухня. Эльфы готовят прекрасно. Не было необходимости. Ты точно не хочешь, ммм… например, сходить в Мунго и провериться на сотрясение мозга? Могу отвести...
- Значит, не было, - с удовлетворенностью, обычно доводящей твоих соперников в суде до бешенства, но не развивая мысль. Тебе хочется спросить, что обычно ест на завтрак твоя дочь, что она любит, что не станет есть ни за что. Любопытство к этому сбивает, но остается. - Нет, - с сухим смешком, выпуская пальцы ее, наконец, из рук, - до желания биться головой не доходило.
Существует множество способов убивать себя гораздо вернее. Жить в дыму из них - один из последних, но сейчас ты даже не тянешься к портсигару, хотя легкие требуют никотина.
- А чай я, пожалуй, буду, - пожав плечами, - да, и виски, если ты этого хочешь, нам принесут.

Отредактировано Valerius Rosier (2016-01-31 18:06:43)

+1

5

What a wicked game you played to make me feel this way

----------------------------------------------------------------------------------------------------
Все же помогу тебе решить проблему xd Вопросы в духе "Почему так, а не по-другому?"
задаются пресс-секретарю, именно - бабушке xd
В общем-то, если ты хотел другой вариант - страдай и отвечай, как хочешь xd
----------------------------------------------------------------------------------------------------

Разговор выходит странным. И забавным. Скажи, разве так ты себе представляла все это? Вряд ли. Скорее всего ты думала, что вы просто будете сидеть и молчать. Изредка говорить. Или обвинять в чем свет стоит. Или просто забудете.
Забудете? Последнее ты не допускаешь сама, говоря странные вещи. Странные-фразы слова. Впрочем, он ведь сам провоцирует тебя, пытаясь ставить тебе твои же собственные условия. Кажется, нынче плагиат входит в моду. Абсурд.
Абсурд. Ведь ты знаешь, что правило существует ровно до тех пор, пока его не отменили. Ты этого не делала. Но ведь ты знаешь, что этого просто нет – сильнее человеческого слова лишь время. Все, что было, стерто им.
Стерто им бесследно. Подушками, убранными с окон. Чашками с тонкой кобальтовой сеткой синего цвета по белому фону. Картиной над камином. Несколькими вазами с цветами. Старинными часами, которых тоже нет. Время стирает образ. Время стирает сущность. Время стирает все.
Время стирает все. Нельзя скучать по тому, чего нет. Но как понять, когда что-то исчезает бесследно? Сложная грань жизни-смерти-и-забвения. Тебя всегда забавляли такие маленькие сложные задачки философского типа. Над ними можно было долго думать, уходя в прострацию и забывая обо всем и обо всех.
Обо всем и обо всех. Забавно, но ты пытаешься не слушать даже сейчас. Говорить. Слышать. Не воспринимать. Но одно ты понимаешь быстро и совершенно точно: из вас двоих вода сейчас он. Спокойствие и размеренность, ммм? Наигранные или нет – не важно. Вода бывает слишком разной. Но всегда… лжет.
Лжет, как ты три года. Впрочем, об этом думать не стоит: о нестабильности, изменчивости и ложной видимости. Смех серебром разносится по пространству. Забавное вышло наблюдение, весьма. Впрочем, какая разница?
- Полюбил воду, ммм? – поймет смысл или нет.
Поймет смысл или нет – любопытно, но не так важно.
Любопытно, но не так важно. Скажи, ты вообще слушаешь, что он тебе говорит? Или предпочитаешь улавливать только часть слов?
Часть слов о вопросах и ответах, которые все ищут. Часть о том, не наскучило ли это тебе. Часть, на которую он сам может прекрасно дать ответ.
Он сам может прекрасно дать ответ, ведь он его знает. Тогда зачем спрашивает? Время стирает знания о человеке, которого знаешь двадцать лет, ммм? Вряд ли. Что ж, хочет поговорить так – пусть. Посмотришь, что будет дальше.
Дальше – касание. Переплетенные пальцы, когда он стоит за твоей спиной. Привычно царапнувший кожу ободок кольца с синим камнем.
Синим камнем, который всегда с тобой. Напоминание о том, что твоя кровь – всего лишь вода. Знающая все. Не ведающая ничего.
Ничего. Нет ничего из того, что вода не могла бы преодолеть. Именно это ты часто повторяла себе три года.
- Меня утомляет, когда нет вопросов и ответов. Когда люди статичны. Это ты знаешь сам, - почти спокойно.
Почти спокойно, когда он проводит по косточке у запястья. Почти спокойно, когда он думает и молчит. На секунду прикрываешь глаза, думая, что пора заканчивать всю эту комедию. Думаешь об этом ровно до его слов.
Слов, который меняют твои намерения на совершенно противоположные. Ты вскакиваешь на кресло, оказываешься выше. Ладонь не отпускаешь, но сжимаешь крепко, впиваясь ногтями в его кожу, но не замечаешь этого.
- Какого черта? Откуда у тебя подробная информация о наркотиках? – практически шипишь, притянув его к себе резко за ворот рубашки.
Притянув его к себе резко за ворот рубашки, не замечая, что вторая рука перешла с его ладони на шею, заставляя смотреть тебе в глаза. И лишь потом понимаешь, что, конечно, Розье и вредные привычки – вещи вполне совместимые, но эта не в его стиле. Закатываешь глаза. Отпускаешь ткань. Снова усаживаешься в кресло.
Усаживаешься в кресло. Берешь чашку и делаешь глоток.  Как будто минутной вспышки, в принципе, даже не было. Слушаешь новые слова.
- Эффект привыкания при отсутствии – печально, - но вы оба этим страдаете.
Забавно. Слушаешь и молчишь. О елках, бантах и смыслах. Знаешь, что он прав. Но почему не можешь все это прекратить?
- Смысл Рождества в банте? Забавно, - закатываешь глаза.
Закатываешь глаза, хотя знаешь, что праздник – это семья, а не сам день. Впрочем, в любом случае не стоило лишать себя сказки.
-Слушаешь свою кровь? Ты? А умеешь? – усмешка на алых губках.
Усмешка на алых губках. Ты расскажешь ему лишь три маленькие истории. Если вчера ты хотела показать лишь хорошее, то сейчас… не то настроение. Он рассматривает твою ладонь, которая вернулась в его руку сразу после всплеска. Но это не конец.
Это не конец. Но нужна кровь. Обычная, пару капель и рана. Нож на столе смотрится очень заманчиво, ммм… сталь сверкает, но это будет слишком предсказуемое действие. Которое будет слишком легко остановить.
Слишком легко остановить. Думая, прокусываешь закушенную нижнюю губку. Закатываешь глаза. Встаешь, делаешь несколько шагов навстречу. Обнимаешь. Целуешь. Совсем как раньше. Это отвлекает тебя от слов-волны. От воспоминаний. На несколько моментов все, что важно – эта маленькая близость. Но ты вспоминаешь… вспоминаешь, чтобы в поцелуе прокусить его губу. Кровь к крови? Так требует ритуал?
Ритуал требует нескольких слов, которые ты, отрываясь, но все еще обнимая его, произносишь тихо, со смехом в глазах. Не хотел увидеть – придется. Рассказ по линиям жизни.
Линиям жизни. Шрамы как история. Всего три. Начало. Середина. Конец. Отъезд. Исчезновение. Возвращение.  Рука. Набедренная косточка. Ступня. Три ровные полосочки, едва заметные. Но они – память. Ты слабо помнишь, как приобрела каждую из них. Но точно знаешь, что все они – части истории. Маленькие, которые легко убрать…
Легко убрать, но этого не сделала.  Простая память жизни по этапам. Последних трех лет. На алых губках появляется улыбка.
Улыбка. Ты помнишь, какой появился за каким? Было больно.  Каждый раз. Дело не в ране и не в боле от лезвия. Иногда морально намного больнее. Настолько, что физическая боль лишь немного отвлекает от реальности.
Первый – запястье. Сразу после отъезда. Сразу после первого завтрака у бабушки. Когда ты поняла, что у всех все хорошо. Тебе ведь всегда казалось, что он должен понять, что что-то не так. Видимо, ошиблась. Легкая полоска на запястье на время отвлекла. Алые капли на белом – красиво. Едва заметный след…
Едва заметный след… такой же, как на надбедренной косточке. Второй. Перед Нимуэ. Когда становилось временами нестерпимо грустно и одиноко. Но братья зачастую были рядом. Впрочем, были моменты, когда они были вынуждены находиться дома. Тогда становилось ужасно от осознания того, что все должно быть явно не так, как шло. К тому же, никак нельзя было оказываться где-то, где могли быть твои знакомые или приятели. Вторая тонкая линия как повод отвлечься. Помогло.
Помогло. Третья под конец, когда пришло время возвращаться. Нет, лжешь. После очередной игры в «увидь-всех-и-улыбайся». Боли от этого маленького пореза по ступне не почувствовала. Стало слишком привычно, слишком обыденно за два предыдущих раза. Пожалуй, человек привыкает ко всему, если это необходимо. Ты привыкла.
Ты привыкла. Больше линий не было. Ты могла бы давно убрать эти, но пока оставляла их… смотря, как медленно тускнеют розовые полосочки, которые бы и так пропали сами через год-другой. Время решит, как уйдут его следы.
Время решит, как уйдут его следы. Отчего-то тебе хочется уйти из гостиной. Ты делаешь несколько шагов назад, идя в твою-вашу старую комнату. Открываешь дверь, смотря на суетящегося домовика. Неосознанно проходишь старый путь от подоконника к столу, который раньше был рабочим, - может, стоит заострить внимание на предметах? – находишь гребень, который крутишь в руке.
- Ты хотя бы представляешь, сколько я его искала?! – странный порыв убить из-за безделушки.
Хватаешь подушку с кресла, прицельно метая ее в Розье. Находишь свою привычную вещь на кресле – зеленая рубашка.
- Ммм… по крайней мере сейчас никто не болеет,  - одна из фраз не в тему.
Фраз не в тему. Так бывает, когда ты начинаешь складывать кусочки мозаики. Комната осталась такой же, какой ты ее оставила.
- Уборка эльфов не добралась сюда? – с легкой иронией.
С легкой иронией.  Слова о скуке, ммм… он прав. Тебе всегда становится скучно. Рано или поздно. Именно тогда ты решишь менять все. Ведь из-за скуки ты когда-то оказалась в этом доме, помнишь?
Помнишь блинчики? Но какого черта он так странно отвечает? Ты закатываешь глаза, когда мысленно подбираешь конец фразы. Неужели он серьезно думал, что хоть кто-то будет в силах пробудить в тебе желание готовить? Какая наивность.
- Учитывая некоторые обстоятельства, лучше спрячься подальше. Потому что если у тебя не возникло желание биться головой об стенку, то у меня возникло желание исправить досадную не-встречу тебя с твердыми поверхностями, - слишком елейно.
Слишком елейно. Ведь ты не понимаешь, почему он не пытался найти, если комната осталась такой. Почему не пытался поговорить, делая вид, что все хорошо. Впрочем, это так похоже на Розье, который не может сообразить простых вещей: чем проще задача, тем ему сложнее.
- Вещи нужно перенести, - спокойно. – Займись елью.
Спокойно. Комната в хаосе. Здесь нужен порядок.  К тому же, ель в доме, действительно нужна. Праздник же.
-Нет, все же считаю до десяти и экспериментирую с версиями авады. Сыграем, - разворачиваешься к нему и запускаешь гребень.
Недовольна. Совершенно.  Действительно считаешь до десяти, не зная, шутила ты или нет.
Действительно считаешь до десяти, не зная, шутила ты или нет. Считаешь, как когда-то давно в воде, слушая равномерные удары пульса в такт с волной. На счет "десять" встаешь и идешь к нему. Тянешь его за ворот рубашки в комнату, тихо зарываешь дверь.
Тихо закрываешь дверь. Несколько секунд внимательно смотришь, чтобы упустить из вида момент, когда обнимешь, прислонившись лбом к его лбу. Тепло, которого не хватало, с ударом пульса побежит по венам.
С ударом пульса побежит по венам, когда на секунду ты снова приложишь ладонь к его груди, где бьется сердце. Когда проведешь линию, касаясь всех пуговиц на рубашке. Затем возьмешь за руку и отведешь к софе. Тишина.
Тишина. Подтолкнешь его к софе, сядешь рядом, опираясь спиной на подлокотник и привычно перебрасывая через Розье ноги, как делала всегда, когда не хотела дать уйти.  Протянешь нож, перемещенный со стола и свою ладонь линиями вверх. Вы ведь оба знаете, что вам нужно поговорить. Ты показала часть воспоминаний. Теперь его очередь.

Отредактировано Morrighan Fawley (2016-02-04 18:08:13)

+1

6

Мы застряли между пропастью и тенью,
Озираемся от страха сделать шаг.
Временами выжить стало нашей целью.
Сохранить себя и греется душа.
Я объявляю войну мирам, где меня гонят,
Холодным городам, где меня хоронят.
Я объявляю войну себе, чтобы жить снова.

На самом деле, ты устал. Нет в тебе ничего сильнее потребности опуститься перед ней на колени и уткнуться лицом в складки ее платья, в мягкость ее живота, почувствовать ее, наконец, вести пальцами вниз по коже, слушать, как кровь ее бьется привычно - громче в ответ на твое касание. Обхватить ладонями тонкие щиколотки, не представлять, что вы оба не посреди гостиной, что все между вами совсем иначе.
Но у вас не объявленная война? Тебе смешно. От собственных мыслей большей частью. Воины против матери своего ребенка, хуже, против любимой женщины, до начала всегда проиграны.
Но вы продолжаете разговор. Разговоры - то, что дается вам хуже всего, но вы оба весьма упрямы в своих пристрастиях. К разговорам. Не к друг другу же, это было бы...ах да, смешно.

- Полюбил воду, ммм? – поймет смысл или нет.

- Имел несчастье, - следуя за ней и отпивая свой излюбленный напиток из обманчиво хрупкой чашки с разводами золота по краям. - Или счастье, - гораздо тише, глядя ей вслед и слишком поздно понимая, куда ведет ее осмотр дома.
Впрочем, и это ты принимаешь спокойно. Потому что все предрешено, предрешено с того, как ее рука коснулась твоей шеи, с того, как разум, тело, бездна ответили спокойно и размеренно "да, твой", касайся, обвиняй, казни.
Хотя, о, тебе известно то лучше всех, с ней предсказания не ликвидны в силу своей природы, суть которой всегда, как вода, - перемены. Ежесекундные, неуловимые - неизбежные.

- Смысл Рождества в банте? Забавно, - закатываешь глаза

Закатываешь глаза. В вас слишком много "знаю", узнавания каждого жеста и слов. И этот твой - для нее не нов.
- В девочках с бантами, - правишь с ухмылкой, вторично утопленной в чашке с янтарным "чаем".

Обнимаешь. Целуешь. Совсем как раньше. Это отвлекает тебя от слов-волны. От воспоминаний. На несколько моментов все, что важно – эта маленькая близость. Но ты вспоминаешь… вспоминаешь, чтобы в поцелуе прокусить его губу. Кровь к крови? Так требует ритуал?

Как и было предсказано, прорицания не ликвидный актив. К этому ты не готов. Ни к ее близости, ни к равнодушию, должному от тебя. Да, какого Мерлина, собственно должному?! Твоя рука слишком правильно обнимает ее за талию, вторая ложится на спину. И в краткости поцелуя только вдох и выдох, а с ним ловушка.
Твоя кровь на ее губах. Ты следишь за ней неотрывно, качаешь головой, предупреждая.
- Морриган, - но когда тебя слушали? Сам воспитал.
И боль накатывает дорогой. Нитью из следов на теле той, кого считал неприкосновенной. Кого решил держать неприкосновенной от себя же самого? Лучше ли вышло, Розье? Легче?
Ты выживаешь ее боль, не проживаешь - выживаешь, как она.

Отходишь, отворачиваешься. Бессмысленно. За ее тоской твоей гнев сильнее. На себя, Розье? Конечно, на себя. Ты оставил, ты сам оставил, решив, что кровь на руках твоих - то, чего она боится. Обманув самого себя.
Оборачиваешься ты, лишь справившись с собой. Ребро Адаму не вернули. Теперь в нем пустота. Пустота болит, там на глубине, за ребрами. Тянуще, не резко - теперь болит сильнее.
Ты знаешь, как стирать следы Розье? Не временем. Знаешь, теперь они твои.

Казнь ожидаема с мига, когда порог твоей комнаты остается за ее спиной. Ты смотришь на то, как темной волной ее волосы закрывают спину. Ты не можешь стереть одну мысль - о поцелуе ножа у бедра той, что тобой любима. Об укусе ножа у ее запястья, о печати ножа на ступне. Ты приучаешь себя дышать. Понимаешь, что ей докучает, когда не отвечают на ее вопросы. Находи слова.
- Ты хотя бы представляешь, сколько я его искала?!
- Мне жаль, - пожимая плечами, врешь. Ты ведь никогда не любил ей врать.
Ткань, утрачивавшая ее тепло каждый день. В ее руках. Она вернулась, Розье, она в твоем доме, зачем ты тратишь время на слова?
И чем слаще голос ее, тем шире, самоубийственно, твоя улыбка.
- Ель некому наряжать, - аргумент достойный талантливейшего юриста. С искренней верой в свои слова.

Тишина. Подтолкнешь его к софе, сядешь рядом, опираясь спиной на подлокотник и привычно перебрасывая через Розье ноги, как делала всегда, когда не хотела дать уйти.  Протянешь нож, перемещенный со стола и свою ладонь линиями вверх. Вы ведь оба знаете, что вам нужно поговорить. Ты показала часть воспоминаний. Теперь его очередь.

Ты жил прекрасно. Смотришь в ее глаза, притягиваешь к себе, сцепив ладони у нее на пояснице, игнорируя ее тепло.
Прекрасно жил. Твои утра, не омраченные завтраками вдвоем, втроем, не приведи Моргана, с эльфами.
Твои дни, заполненные работой, работой, еще работой.
Твои вечера. Ты разве что перестал появляться в барах, брать в руки палочки, касаться жестяного бока барабана.
Твои ночи. Про ночи ты не помнишь. Пустота. Закройся пустотой, Розье.
Твои сожженные тобой же ее письма - в камин, все прочтенное, в камин в ту же секунду.
Ты жил.
Ты не пускаешь в память равнодушие. Скуку, которую она предрекала. Твоя Морриган ошиблась. Скука не имела с тем общего ничего. Тоска изгрызала тебя изнутри, твоя же память убивала тебя каждый день. Так сильно, что будь ты другим, ты искал бы забвения - наипростейшего в зелье. Просто не верил, что бездна забудет. С кем и когда  все правильно.
Ты не знаешь, чего от тебя хотят. Ты жил прекрасно.
Ты не отказывался от жизни.
Это не то, что ты позволишь ей увидеть.
В зеленых глазах ни искры обсидиана. Так красиво ты не врал сам себе никогда. Тем более, ей.

+1

7

Вода бежит по венам каждую секунду. Она не останавливается. Лишь быстрее с каждой секундой. Ей не нужны слова, которые летают в этой комнате от тебя к нему. Она просто живет вне зависимости от ваших желаний. Зная, что вы ее крови. Что вы не будете оставаться в статике. Путь всегда непредсказуем: повороты не предугадать.. Но кто-то верит в то, что люди двигаются туда, куда Судьба поведет.
Куда она поведет. Дороги, кажется, непредсказуемы. Ты легко улыбаешься, думая об этом. О том, что все так легко списать на судьбу, предначертанное и просто наблюдать.  Это самый простой путь тех, кто слаб духом.
Слаб духом. Тебе иногда интересно, есть ли в этой комнате такие.  Или кто-то просто прячется за банальным фатализмом, снова забывая, как слушать кровь.
Как слушать кровь. Неужели тебе придется снова говорить о прыжках? О том, что кровь бьется мерно и размерено, как волна на раз-два-три? Это уже было.
Это уже было, значит, снова не должно повториться. Ведь в одну воду не войти дважды: река всегда передвигается. Река возвращается туда, где была, совсем другой. К тому же, вряд ли ты сама пожелаешь повторять.
Повторять одно и то же ты не любишь. Патологически. Ведь в этом нет тебя. Нет воды.  Нет твоей крови. Крови твоей дочери. Нет его крови.
Нет его крови. Может, в нем она тоже исчезла? Нет, почему же. Просто он снова ушел в себя, обещая вернуться не скоро. Впрочем, со всем можно разобраться, не так ли? Но пока ты сидишь на софе в его-вашей комнате Закатываешь глаза, думая об этом.
Думая об этом, тянешь руки к его чашке. Маленький глоток – смех серебром разносится по дому. Хватаешь рубашку с кресла и кидаешь в него, все еще хохоча. Забавненько. Значит, вот что значила мысль Розье «Если хочешь виски, принесут».
Принесут, точнее уже. Явно только одному человеку. Да уж, стоит аплодировать стоя. Стоило бы неприкосновенные запасы этого дома разбавлять хотя бы чаем, раз дело утром, ммм? Впрочем, когда вы смотрели на глупые правила? Явно никогда.
- Что за единоличное уничтожение спиртного в этом доме? – со смехом  в глазах. –  Ммм… как безответственно с твоей стороны.
Стороны все еще играют в слова. Это было бы забавно, если бы не было так печально. Впрочем, разговор быстро становится серьезным.
- Девочки с бантами… то есть, если бы у нас был сын, Рождество бы не удалось? Это так мило с твоей стороны, дорогой , - с иронией в голосе.
С иронией в голосе, но серьезным становится твое восприятие, когда он начинает лгать.  С таких простых слов «Мне жаль».
- Ты не умеешь лгать, - пожимаешь плечиками.
Пожимаешь плечиками, зная, что само это предложение – ложь. Оно станет правдой, если добавить к нему всего лишь одно слово – «мне»: тебе он не сможет лгать, ведь вы одной крови от воды. Стоит лишь слушать.
- Некому наряжать? Эльфы вроде бы не перевелись, а у тебя нет проблем с хватательным рефлексом, - фыркаешь.
Фыркаешь, лишь на секунду вспоминая его руки на твоей спине, когда ты целовала. Когда обманывала, чтобы взять кровь и показать. Хотя… разве это была ложь? Просто маленькая и необходимая игра. Одна из тех, которые ты любишь. Он сам это знает. Ведь воспитал тебя. Это забавно.
Это забавно.  Но все мысли исчезают, когда он притягивает тебя к себе, скрепляя руки за твоей спиной. Лишь выдох.
Лишь выдох до того момента, когда ты, смотря его сказку-ложь, удобнее устроишься на его руках. Так привычно.
Так привычно будешь выводить пальчиками узоры на его шее и плечах, напевая старую песню. Когда не будешь слушать. Ведь ты знаешь, что все это – маленькая сказка.
- Больше не лги мне, - заглядываешь ему в глаза.
Заглядываешь ему в глаза, зная, что желай ты – смогла бы посмотреть без его воли. Но стоит ли? Пожалуй, нет. Прикрываешь глаза.
- Ммм… мне двадцать три, Вэл. У меня есть время на ложь и понимание того, что она – всегда ошибка, которую нужно исправлять, а время, потраченное на нее, пустое.  Разве у тебя есть время на очередную сказку? На то, чтобы обманывать меня? Себя? Кровь? Ты сам знаешь, что нам нужно поговорить, -  открываешь глаза.
Открываешь глаза, внимательно смотря на него. Берешь его руки в свои и повторяешь старые действия – одна ладонь на твои вены, другая на его собственные. Прижимаешься к нему, чувствуешь дыхание на своей коже.
- Конечно, если ты настаиваешь,  я могу снова говорить тебе о воде. Можно ее найти снова, с обрывом. О том, что нужно лишь прыгнуть, умереть и воскреснуть, как когда-то. Но зачем? Ты ведь все это знаешь. Просто слушай, ммм? -  трешься щекой о его щеку. – Отпусти то, что было, ммм… в тебе нет крови, лишь вода. Она смывает все.
Все смывает вода. Ты отстраняешься, чтобы показать ему запястье со шрамом. Чтобы самой одним простым заклинанием убрать тонкую линию.
- Все, что пережито, не должно становиться стеной, ммм: все последствия всегда так легко убрать, если просто-напросто захотеть со всем разобраться. Если ты будешь лгать, значит, мы пришли сюда зря, Вэл, - пожимаешь плечиками.
Пожимаешь плечиками, зная, что это правда.  Встаешь, заклинанием приманивая к себе гребень, который пару минут назад бросала в него.
- Подумай над этим, ммм. У меня есть дело, - снова напеваешь.
Снова напеваешь.  Выходишь в гостиную, где твоя дочь с эльфом, - этому существу стоит даровать свободу, - на диване читает сказки, а потом начинает жаловаться на отсутствие елки. Закатываешь глаза – малышка еще очень долго выдержала без вопросов, давая вам поговорить. Чувствует.
Чувствует. На алых губках улыбка, когда ты просишь эльфа принести елку. Когда она оказывается в комнате. Когда приносят игрушки. Ты снова поднимаешь ангелов в воздух. Ним рассматривает коробки, раскладывая их по стопочкам – как ты всегда делала. Как вы с ней вместе делали. Потом начинает украшать нижние ветки, что-то лепеча.
- Так что, Вэл, будешь смотреть или присоединишься? К слову,  нам нужен глинтвейн и чай со специями для Ним, ммм, - оборачиваешься.
Оборачиваешься на секунду. Улыбаешься, неслышимо, одними губками произнося одну лишь фразу «Иди сюда, ты нам нужен».

+1

8

Ты признаешь поражение? Что делаешь ты, на самом деле, когда ложишься на пол рядом с сидящей у ели Морриган и складываешь руки на груди - так, что твоя дочь смеется. Ты закрываешь глаза, стараясь изо всех сил удержать этот звук. И заставить себя поверить, что это не выдумка. Это реальность.
Когда-то давно она же и говорила тебе, что кровь сожжет тебя изнутри. Ты не боишься больше, ты просто не знаешь, где она - реальность. Где сон, что создан тобой, и где настоящее. Есть ли в нем твоя дочь, есть ли в нем Морриган, у которой на ложь больше времени нет. И ты вязнешь в этом.

Где-то в сознании музыка громче и тише. Музыка по спирали, волнами с глубины. Так, что сначала будто бы через толщу, только вибрацией в центре груди. Там, где биться должно бы сердце.
В тот день, когда тебя под другой личиной заклятьем отбросили на каменный пол, тебе стоило сказать только два слова. Два слова имени. Валериус Розье. Заставить их понять, заставить усомниться. Авроров, отчаявшихся настолько, что несправедливость порождала в них боль, а боль, как известно, границ никогда не знала. Заклятие бьет в лицо, разбивая кости в кровь, сворачивая мелкими жгутами - по ребрам, по плетению вен на руках, заставляя тело выгнуться помимо твоей воли. Тебе кажется, что и без твоего участия. Потому что тебя там нет.
Потому что ты устал. Устал курить, чтобы только не спать. Спать, чтобы просыпаться. Снова просыпаться, потому что день надо прожить?
Ты устал. Ты не чувствуешь ничего. Твоя пустота наступила. И это она заливает кровью уши. Медленно, поднимаясь. То море твоей же крови, Розье. Ищет берег свой на камнях. Но ты слишком устал. Ты закроешь глаза и бороться больше не будешь.
Сдохнешь. Уйдешь. Растворишься. Так и оставив свой самый дурацкий в жизни поступок.
Когда-то ты это видел. Когда-то давно, зная точно, что так и будет. Тогда ты верил, что слышал музыку.
Смех. Серебряный, заставляющий тебя задохнуться смех. Бездна ли смеется над тобой? Дочь ли ее? Плоть от плоти, призрак ее из безвременья? Смех все громче, каким ты помнишь его. Звонкий, режущий по нервам смех.
Ты делаешь вдох. Один вдох между желанием все послать и желанием послать все же тех, кто это решился с тобой сделать. Впрочем, начать, пожалуй, стоит с себя самого. Но время для рефлексии будет найдено позже.
Пока же повернув на пальце кольцо, спрятанное так же, как твое лицо, ты - о нет, не уходишь. Ты призываешь эльфа. Рушишь психику существу, она бы не одобрила. Она.
Ей ты позволил уйти в честь того, чем вдумчиво и методично занят теперь.
Подачей и сервировкой кровавого месива из авроров.
Дом встречает тебя проклятой тишиной. Той, от которой ломит виски. И не понять, почему же вздохи даются так тяжело. Не потому ли что пара ребер не на своих местах. Ладонями на виски в желании задохнуться.

Ты открываешь глаза. Игрушки, каждая из семьи своей по цветам, поднимаются в воздух, Ним пытается их поймать. И смеется. Так что смех похож на ее и твой. В круженье игрушек вплетен мотив - тот, что Морриган напевает без слов. Не размыкая губ, будто бы для себя.

Тот же, что ты слышал тогда, давно.
- Расскажи мне сказку, - глядя в глаза той, кому впору отправить тебя в бездну и не идти за тобой следом.
Расскажи мне, - глядя в глаза, - откуда песня-мотив-напев, откуда то, что ты описать не можешь. То, что ты слышал тогда сквозь горячечный бред. До сухого щелчка замка. Что-то в чем голос Фоули, голос матери, смех твоей дочери - все сплелось. Даже то, чего знать не мог.

- Нам солгали, Морриган, - много позже. Когда ель решает, ронять ли первые иголки в натопленной комнате с камином.
Когда игрушки, старые, с облезшими боками, смеются над увиденным в который раз за пару сотен лет. Слепота и равнодушие, апатия, упрямство - так часто, так неизменно и незбежно в крови, в семье, в дороге поколений.
- Кровь не вода, - и если сделать нам больно, это не смыть волной.
Ты выдыхаешь, прижавшись к ее лбу своим. Не хочешь думать о "если бы у нас был сын". "Если бы", он уже, возможно бы, был.
- Больше не могу без тебя, - каждое слово-усилие, в каждом слове утрачена легкость.
Больше без тебя не смогу есть признание. Поражения ли?
- Никогда, - касаясь губами у волос. И в волосы вплетая пальцы.
- Никогда больше, - вслепую губами по лицу, сжимая крепче ее в руках.
- Никогда без тебя не смогу, - легки ли слова для тех, кто не выучен принадлежать? Глупость. Не имеет значения больше.
Не имеет значения, кроме "не оставляй" - обнимая лицо ладонями, нет, не вслух, не словами - касаниями и только.

Ты забираешь ее дыхание. Не слушая, не пытаясь говорить, отыскать ответы. Потому что изболелось все внутри. Потому что говорить вы пытались раньше. Потому что выпит теплый фруктовый чай. Потому что эльф тихо спит у кровати, сторожем сна ребенка.
Потому что есть ты, есть она. Серебро медальона дорогой-змеей по старой зеленой ткани.
И желание притянуть ее ближе. Вот и все, что осталось в мире.
Касаться, любить, покрывать поцелуями плечи. Вести губами по коже. Где сердце бьется в ответ на касанье, по ребрам, по мягкой линии живота. Выдохнув зло, отчаянно, боль заласкивать губами и языком. По тонкому шраму над косточкой у бедра. От того что коснулась сталью? От того, что была одна?

Она вплетает пальцы в волосы, ведет все ту же старую дорогу. От пульса на шее вниз по груди и к ребрам.
Ты, не двигаясь, наблюдаешь.
О чем ты думаешь? Вопрос обоим ведь не нужен. И все же.
Закрываешь глаза, прижавшись губами к плечу и обняв крепче.
- О том, как рано встает Ним, - с тихим смехом, будто бы не твоим. - О том, передается ли в семье привычка считать, что я до неприличия много сплю, - ты все же улыбаешься, все так же не открывая глаза. - Расскажи мне все? - когда ее ладонь ложится у виска, пока вторая накрывает пульс, стучащийся в запястье.

+1

9

Кровь – вода. Простая истина, усвоенная с раннего детства. Кажется, любой из нашей семьи даже рождается с ней в мыслях и душе. Чтобы понять ее. Чтобы изучать всю свою жизнь. Нет крови. Есть только вода, перетекающая из одного поколения в другое. Есть только вечный круг, который нельзя прерывать.
Есть только вечный круг, который нельзя прерывать. Это больше, чем традиция. Правило о том, что вода-кровь смывает все, непоколебимо. Его нельзя так же убрать, как ель из комнаты. Как Рождество. Ты ведь знаешь это.
Ты ведь знаешь это. Должен слышать бездну-воду внутри себя. Ее можно отрицать, Вэл. Но она все равно навсегда будет в тебе. Ее можно пытаться удушить. Но тогда станет лишь хуже – она умеет мстить. То, что есть мы, не оставит нас никогда.
То, что есть мы, не оставит нас никогда. Именно эти мысли оставляют след в голове, когда протягиваю к тебе руку. Вернули ель? Вернется вода.
Вернется вода. И все пойдет по своему кругу. Символы, Розье. Ты помнишь самый старый из них? Тот, что означал бесконечность – змея, заглатывающая свой хвост? Круг жизни и непрерывности. Вода сотрет все, кроме спокойствия.
Вода сотрет все, кроме спокойствия. Время шторма прошло, теперь стоит оглядеться, не так ли?  Бездна уже не будет такой глубокой и затягивающей жизни в себя. Чувствуешь это? С каждым ударом пульса и водой по венам.
С каждым ударом пульса и водой по венам.  Все на свои круги. Подушки, цветы – все возвращается. Все было обманом, иллюзией, Вэл.
Все было обманом, иллюзией, Вэл. Ты думал когда-нибудь о том, что в этом мире все не решается одним словом или решением? Пожалуй, нужно тебе рассказать кое-что чуть позже. Пока наблюдаю за тем, как вещи, которые эльфы три года назад переносили во Францию ко мне, - польза от мыслящих существ состоит в том, что они знают, что точек в этом мире не бывает, - возвращаются на свои места.
Точек в этом мире не бывает – все возвращается на свои места. Лишь слежу за всем, напевая ту самую мелодию из детских снов, крови и воды – сущность в ней. Улыбка появляется на алых губках, когда прикрываю глаза и нахожу твою руку, чтобы сжать ее.
- Мир не так прост, ммм. Твоя просьба о вещах выполнена не была, - сквозь серебро смеха. – Это была неплохая идея, не считаешь?
Не считаешь, что интересно наблюдать за тем, как все возвращается на свои места? Вещи. Традиции. Люди. Скажи, ты можешь себе представить, что так могло бы быть всегда, ммм? Все эти три года.
- Ты слушаешь мою кровь? – если да, то знаешь, о чем думаю.
О чем думаю. Что понимаю. В чем уверена, когда наблюдаю за тем, как наша дочь вертится вокруг своей оси, пытаясь ловить ручками игрушки, которые не пойманы. Воображение – добровольный мазохизм безопасного уровня. Улыбаюсь этой мысли, беря тебя за руку. Кладя ее на свою шею. Как всегда было раньше.
Как всегда было раньше. Но одно изменилось. Теперь ты просишь рассказать меня сказку, смотря мне в глаза. Склоняю головку на бок, придвигаясь ближе.
- С каким концом? Старую или новую? Ту, что уже была? Или еще будет? Или ту, что старше нас и будет жить после? – обхватываю ладошками твое лицо. – Что ты хочешь мне рассказать сам? А что должен сказать? Что ты хочешь знать?
Что ты хочешь знать? Что ты сам готов рассказать. Отвлекаюсь на Ним, которая устраивается рядом, что-то рассказывая.
Рассказывая, она засыпает. Улыбаясь эльфу, прошу уложить девочку. Нам с тобой еще о многом нужно поговорить, сидя у открытого огня. Знаешь, свет больше не нужен.
Знаешь, свет больше не нужен. Как когда-то давно. Магия гасит его. Только огонь и тени, расползающиеся по стенам пока не контролируемым дымом. Только отблеск синего камня на пальчике блеском по ним, разрушая дымку.
Разрушая дымку, ты говоришь, что нас обманули. На алых губках появляется улыбка. Это так похоже на тебя, мой милый. Ты так упрямо веришь в то, что кругом обман. Что кругом только то, чего быть не должно, ммм… возможно, все должно было случиться именно так, чтобы мы стали теми, кто мы есть? Но, возможно, ты прав в том, что нас обманули.
Возможно, ты прав в том, что нас обманули. Но не старые фразы. Не старые сказки. Не старые песни. Мы сами, Розье.
Мы сами, Розье, создали одну большую ложь, которой лет больше, чем нашей дочери, мирно спящей наверху в комнате цвета александрита.  Ложь в нашей крови, которая вода. Мы сами впустили ее туда.
- Кровь – вода, ммм, - повторяю простую истину.
Повторяю простую истину, с которой ты теперь не согласен. Лишь улыбаюсь, прикрывая глаза. Слушая бездну-кровь-тень внутри себя. Она рядом.
Она рядом, когда пересаживаюсь. Когда оказываюсь на твоих руках. Лицом к лицу. Как давно это было, ммм…
- Нет, мы все еще из воды и бездны, Вэл. Всю ложь допустили мы сами, - берешь его ладонь. – Вода и тени – это все, что мы есть.
Линию твоей ладонью по своему телу. Там, где бьется пульс. Линию своей – по твоему, где вода по венам.
- Слышишь? И ты не прав. Вода смоет все. Уже смывает. Разве ты не видишь, ммм? Все возвращается на свои места, - только горечь в воде останется навсегда от того, что время потеряно. – Когда ты смотришь на Ним, разве не чувствуешь, как многое исчезает. Кровь водой смоет все. В нашей дочери твоя кровь-вода и моя – это смоет все, что мы испортили, новыми воспоминаниями, но со временем, Вэл.
Со временем все будет не так. Не так, как раньше. Не так, как сейчас. По-другому. Знаешь, по-другому всегда сначала кажется чем-то неправильным. Но иногда это не так уж плохо. Главное, не допускать нового яда из дыма в воду-кровь.
Не допускать нового яда из дыма в воду кровь. Тогда не будет грязи. Тогда осадок из сажи не останется на дне. Все так просто, понимаешь?
Понимаешь, меня? Мои слова? Или все еще считаешь, что нас когда-то обманули, а мы оба безгрешны? Все это не важно.
- Мы с тобой не безгрешны, мой милый, - когда ты говоришь.
Когда ты говоришь, перестаю я. Мы разучились слушать и слышать друг друга – придется научиться заново. Тени складываются в странные образы на стенах.
Тени складываются в странные образы на стенах. Не могу слышать слова-конца от тебя. Ты говоришь – «никогда». Прикрываю глаза. В этом слишком много боли, знаешь? Мы должны позволить бездне скрыть ее в воде. Все смоется кровью.
Все смоется кровью и затеряется в тенях. Знаю, когда твои губы касаются волос и лица. Когда резко выдыхаю. Когда твои пальцы запутываются в моих волосах. Когда ты целуешь, не давая дышать. Когда давлю ладошками на твои плечи, опуская тебя спиной на пол.
- Ты никогда не был один, слышишь? – наклоняясь к тебе. – Обещала же тебе. Ты просто не слушал кровь-воду.
Ты просто не слушал кровь-воду. Тебе было больно. Мне было больно. Слушая тебя, становится еще больнее.
- Но теперь все будет по-другому, ммм. Ты больше никогда не будешь без меня, - когда провожу ладошкой по щеке, задеваю.
Задеваю кольцом с синим камнем, оставляя красную полоску на скуле. Так привычно оставляю поцелуй на твоей коже. Как будто трех лет не было.
Будто трех лет не было. Задала тебе вопрос, получая ответ. Ты говоришь, смеясь? Хорошо. Вода в тебе медленно вспоминает о веселье.  Так и должно быть. Серебром по стенам смех в ответ. Ложусь рядом с тобой, смотря на потолок,  на котором тени рисуют.
- Рано, и ты прав: спишь ты ужасно долго. Ты в этом убедишься скоро, - когда ты прижимаешься губами к плечу, неосознанно двигаюсь ближе, обнимая.
Ближе. Обнимая. Одна ладонь на пульс у запястья. Другая к вене на виске. Удар воды в тебе размерен.
- Расскажу, - опираясь на твои плечи, нависая над тобой. – Но тебе тоже придется говорить, Вэл. Ты готов к этому? Тогда кто начнет.
Тени клубятся сильнее. Ты можешь показать все кровью от крови. Можешь, как раньше, старой сказкой из теней. Что выберешь?
Что выберешь? Пока посмотри первую картинку воспоминаний. Посмотри, как наша дочь делала первые шаги по парку во Франции. Посмотри, чувствуя воду в себе. Закрывая глаза. То, что помню я. Или взгляни на тени без красок. Везде одно и тоже. Те три года, которые могли бы быть другими. Те три года, которые вода смоет.  По твоим венам растекаясь бездной, отзывающейся пульсом под моими пальцами.

+1

10

- Не было приказа уничтожить, был дан только приказ "убрать", - он пожимает плечами, ощущая почти невесомую тяжесть ее ладоней. - Нужно признать, ты права порой, они разумны, - с паузой, меняющей значение на еще одну ложь: Морриган Фоули оказывалась права слишком часто для них обоих. Что не помешало ни одному из них обмануть другого и самого себя.
- Ты слушаешь мою кровь?
Когда он предпочел, чтобы она не могла услышать его. Еще одна ложь, сколько времени, сколько первых - улыбки, шага и слов его дочери уже расстрачено на ложь.
Что он способен ответить девочке-женщине, взявшей в плен своей близости, никогда не берущей пленных в силу ее природы, той что из воды и бездны, пришедших раньше любых законов. Бессмысленное "да" или такое же бессмысленное и честное "всегда".
- Новую, - прикрыв глаза и вновь открывая их, чтобы не отрывать взгляд от ее лица, хотя это уже не нужно, чтобы знать, что она его, она снова рядом. Или никогда не уходила. Новую, потому что она неизбежно окажется старой, но хочет он именно "новую". - Ту, что была и будет, без конца и начала, - он улыбается так, будто имеет на это право. Как и на то, чтобы ласкать ее затылок, вплетая пальцы в тьму ее волос, не прилагая усилия, подавляя ту жадность, что рвется с бездной. Впрочем, известна ли бездне жадность: все неизбежно вернется к ней.
- Что рассказать тебе? - закрыв глаза, прижаться лицом над ее ключицами, ладонью с шеи по плечу - на ребра, накрывая под грудью - слушать биение крови, слушать голос, что старше них. Ведет ладонью по ее спине, пересчитыаая позвонки, словно сверяя не подводит ли память. Или базовые познания в анатомии. - Once upon a time, - он поднимает к ней смеющийся взгляд, - there lived a girl. The girl who betwitched a man so that everyone started thinking him to be gay while he was waiting for the girl to grow up, - серьезности в его взгляде позавидовала бы бабушка, притворно распинающая их за завтраком в присутствии притворяющейся спящей Фоули, пока сам он притворялся, что пьет чай.

Слушает, будто все споры остались в прошлом, что есть обман и иллюзия: все повторится вновь, стоит только обоим дожить до завтрака. После ночи огня и дыма.
- Ты никогда не был один, слышишь? – наклоняясь к тебе. – Обещала же тебе. Ты просто не слушал кровь-воду.
- И сжигал все письма, - с усмешкой. Ради чего сжигал, чтобы выжечь с бумагой то, что делало больнее? Чтобы потом приходить на завтраки в воскресенье, ожидая, пока урок будет усвоен с болью из копоти и гари в крови и воде.
- Но теперь все будет по-другому, ммм. Ты больше никогда не будешь без меня, - слова-заклятья, слова не для Морриган Фоули, веришь ли ты сам, в ком воды от рождения больше крови в то, что постоянство существует для нее или тебя. Только хмуришься, услышав от нее.
Лишь поворачиваешь голову к ее ладони, когда тонкую черту из крови она же запечатывает губами. Как те, что только время сведет на ее собственной коже? Как то, что заставляет тебя злиться и вновь сжимать пальцы за ее спиной, опуская голову. Ей было больно, пока ты выбирал ослепнуть.
- Это всеобщее заблуждение ведьм от крови Фоули, - пока ведешь пальцами, очерчивая линию ее скулы к губам. - Убежденность в том, что Розье не имеет права спать, когда вам это не угодно.
Пока он смотрит на то, как делает шаг другая девочка их крови. Та, кто не сжимает его ладонь, как было годы назад.
Взамен он показывает Морриган ее саму и тот же французский сад, где старый орешник в конце аллеи, по которой идут Морриган и его дочь, еще только тонкокостное деревце с первыми пробившимися ветвями.
Их сказка без конца и без начала, которую их общее упрямство в небезгрешности успешно превратило в быль. Оду трем годам несусветной глупости Валериуса Розье.
- В одном ты права совершенно точно, - притягивая ее еще ближе. - Нет больше времени, чтобы его терять.
Ни песчинки прошлого, настоящего или будущего.
Пока он собирается убедить ее в том, что все вопросы можно начать задавать за завтраком. Когда, как известно, лишенный кофе и сигарет, Розье паталогически расположен к выдаче всех и в первую очередь государственных тайн.
В ночи же из теней и дыма все методы убеждения верны, как старые сказки, старше их обоих и останутся, когда их не станет.

К всеобщему и прежде всего его собственному удивлению, Розье просыпается раньше. Не по той же причине, что лишала снов как отдыха все ночи до. Пока он только смотрит. На то, как Морриган Фоули улыбается теням из снов. Не будучи уверен в том, что не без погрешности различает момент, когда возвращается старое "завтрак идет, ребенок спит".
- Пора вернуть в этот дом традицию виски за завтраком, - касаясь губами за ухом, ведет обеими ладонями по ее спине, уже приготовившись услышать о том, в каком возрасте открывать семейные ценности их дочери.

- Что она ест? Почему она так долго спит? Только притворяется, что спит?? - восполнение трех лет в исполнении Розье рискует довести до приступа всех эльфов, то и дело отправляемых готовить новые каши на всякий случай.

Завтрак идет своим чередом, в спорах о том, что вещи из французского дома прекрасно перенесут и эльфы, когда ритм дома нарушает вопль.
- Мистер Розье! - и он только закрывает лицо ладонью, понимая, кому тот принадлежит.
Появляющаяся в столовой девятнадцатилетняя протеже переводит ошеломленный взгляд с девочки на коленях Розье на Морриган.
- Знакомьтесь, - с интонациями страстотерпца. - Морриган, моя будущая бесперспективная жена, а это, - кивок в сторону волшебницы и парня, безвольно повисшего на ее плече. - Моя головная боль, мисс Симона Мальсибер и, судя по всему, труп ее напарника. Мисс Мальсибер, сколько раз я просил вас уже не живых оставлять в Министерстве?

Отредактировано Valerius Rosier (2016-06-15 15:08:29)

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » RE:WIND » Silencio » Nothing comes without reason [AU]